Магнуссон задал прямой вопрос, и получил такой же прямой ответ. Которые его полностью удовлетворил, но это оказался не последний его острый вопрос.

— А если местная клановая элита вдруг решит подхватить падающее знамя, что этому сможет помещать?

— Божественная воля? — вопросом на вопрос ответила Надежда, коротко глянув на меня.

— Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь, — неожиданно произнес альбинос, задумавшись.

Ничего себе, вот это он четко прочувствовал — у меня, если честно, подспудно такие же мысли были насчет всей этой божественной истории. Надежда, кстати, тоже впечатлилась — кажется, она тоже об этом думала, или же что– то знает.

Надежда между тем продолжила рассказывать нам об истинном положении вещей в стране, я же параллельно думал о том, как бы могли развиваться события, проиграй мы в смертельном матче. Слушать Надежду больше было не так интересно: после того как была разъяснена общая картина и пошли детали, большинство из того что она говорила у меня пролетало между ушами не задерживаясь. Просто не получалось усвоить сказанное из– за недостатка знаний.

Я пока не настолько хорошо знаком с местными реалиями, и новость о механизме преследования и полном уничтожении банд босодзоку была мне гораздо понятнее, чем информация про замену высоких институтов власти: если про банды уличного криминала я еще обладал информацией, то чем принципиально будет отличаться Совет Регента от Сегуната для себя бы сходу не сформулировал.

Альбина бы сформулировала, но я ее тормознул, думая, что лишнее сейчас. Мне ведь в моей ситуации в принципе все равно, оттаскивать или подтаскивать, я — пока не обуздал свой дар и нахожусь в самом начале пути, даже свободой действий не обладаю. Нет, конечно я могу самостоятельно пойти разбежаться и прыгнуть со скалы, например, но на что– то более серьезное замахнуться пока сложно. Все в фарватере чужих замыслов.

Факт, и не очень приятный.

Пока я холодно думал о том, как послужил фигурой в политических играх, разбавленных божественной волей, остальные посматривали на меня с удивительным вниманием. Было отчего — Надежда как раз сейчас говорила о том, что Таро Судзуки получает власть с условием, что когда (или если) мне придет время выходить из тени, он должен стать опорой моего трона. Вот здесь– то все и удивились. Все, кроме Наоми, которая похоже была в курсе и сейчас из– за спины Надежды показала мне поднятый сжатый кулак. Ей вообще происходящее очень нравилось, похоже.

И уже не только ей — Гарсия и да Сильва быстро прикинули свои перспективы, и я видел по их взглядам, что озвученный вариант их явно привлекает. Бертезен, как и Магнуссон, сохраняли спокойствие. Но они гораздо лучше владеют эмоциями, уверен они тоже не предполагали подобные возможности, когда приняли решение со мной связаться, и сейчас услышанное стало для них приятным сюрпризом.

На фоне масштабов происходящего как– то замылилось и забылось предполагаемое участие в составе нашей команды Гэндзи Маэда. До того, как как об этом вспомнили, Надежда уже распустила собрание, после чего мы с ней переместились ко мне в кабинет. Здесь– то я об этом и напомнил, снова задав вопрос. Надежда в ответ сообщила, что это связано с привлечением остатков клана Огасавара к построению новой модели государственности.

Прозвучало это донельзя официально, и — пусть и будучи по форме верным ответом, совершенно не отражало сути моего вопроса. Надежда по глазам увидела мою реакцию, но взглядом показала, что пока не время об этом говорить, надо подождать. Я помню, как она организовывала наш предыдущий приватный разговор, вытащив нас за границы мира, так что переспрашивать пока не стал. Похоже, информация действительно важная и из разряда той, что просто так вслух не озвучиваются.

Кивнув, подошел к окну и задумчиво смотрел во двор, наблюдая как Наоми вместе с Ангелиной разговаривают, сидя в шезлонгах у бассейна. Причем сестра довольно активно махала руками, возбужденно что– то объясняя. После недели на тропическом острове они весьма сдружились — я раньше как– то видел это, но не замечал.

Смотрел на Наоми с Ангелиной, а сам пытался привести мысли в порядок, которые после услышанного пошли враздрай. Нужно успокоиться, а то не ровен час особняк восстанавливать придется, мне с эмоциями крайне аккуратным надо быть.

Все же знание, что тебя довольно спокойно кидают в воду, с прицелом «выплывет — молодец, а если нет, неудачники нам не нужны», не очень приятно. И полагаю, что если бы не Надежда мне это сообщала, я бы мог и не сдержаться. И еще полагаю, что именно поэтому кавайная светлость сюда сейчас и приехала рассказать обо всем: Ольга определенно не глупа и прекрасно осознает, что рано или поздно о случившемся, о всей подноготной, я бы или узнал, или догадался.

Надежда подошла по мне сзади, и отбросив всякий сохранявшийся до этого момента официоз обняла, положив подбородок на плечо.

— Если у тебя в руке молоток, все проблемы начинают казаться гвоздями. Слышал о таком?

— Слышал.

— Проблему с тем, что британцы решили использовать Ичиро Огасавара в качестве наконечника для копья можно было решить двумя способами. Первый — забить Огасавара в землю большим молотком, попутно растерев в пыль несколько мегаполисов и мирный уклад жизни на Японском архипелаге, превратив его в выжженные земли. Либо же можно было попробовать использовать инструменты тонкой настройки, что и было сделано. Сейчас, в случае с Гэндзи Маэда, речь так же идет о подобном варианте действий.

— Как ты изящно меня инструментом назвала, — хмыкнул я.

— Ты хочешь оставаться в пределах Резервации, или тебе нужно что– то большее? — вдруг спросила Надежда, прижимаясь ко мне сильнее.

Я задумался. Иногда мне хочется кого– нибудь убить, иногда хочется клубничную панна– котту, но вот насчет прямо большого масштабного будущего я пока даже серьезно не задумывался. С одной стороны, от добра добра не ищут, с другой — я ненавижу, когда мне приходится подчиняться. И речь сейчас совсем не о русской императрице, а о богине, проводником воли которой мне предлагается стать. О чем совершенно прозрачно недавно намекнул Магнуссон.

Интересно, а он просто догадался, рассуждая гипотетически, или сам сталкивался с божественной волей? У них скандинавские божества довольно неприятные ребята, с ними вообще сталкиваться опасно, так что вполне вероятно Магнуссон не голой теорией оперировал недавно.

Думая над ответом, я постепенно вдруг начал понимать, что Надежда задала очень сложный вопрос. Нет, не так. Не сложный, а…

— Красивая девушка, да? Когда придет время, тебе придется выбирать… — произнесла Надежда негромко. Смотрела кавайная светлость сейчас вроде как на Ангелину, но принцесса клана Новиковых к ее словам о выборе отношения не имеет, я это вдруг понял совершенно ясно.

— А у меня вообще есть этот выбор?

— Конечно.

— Это какой? — повернул я голову, глядя Надежда прямо в глаза.

— Ядвига.

— Ах да, точно, — вспомнил я о том, что кроме императрицы Ольги есть и еще кандидатуры тех, кто может мне что– то предложить, но пока сделать этого не успел. Как– то озвученный императрицей проект Московии затерялся в моей памяти. Я все больше думал, что делать с тем что прямо передо мной навалилось за недавние события, и совсем забыл о похожей на валькирию светловолосой дознавательнице.

Вопрос Надежды про Резервацию не просто сложный, а по– настоящему опасный. Неужели кавайная светлость меня на ту сторону тянет, почву прощупывает? Очень неожиданный разговор получается, после которого один из нас вполне может прогуляться в подвалы контрразведки, причем не польской, а российской.

— Ты знаешь, когда придет это время выбора? — безо всякой надежды на конкретный ответ поинтересовался я у Надежды. Спросил лишь для того, чтобы не задать другой вопрос и не неосторожным словом случайно не разрушить все то, что сейчас есть между нами. Я пока к этому точно не готов.

— Да, — неожиданно ответила Надежда.