Три сотни, они отправили к нам три сотни клановых бойцов пятой ступени! Нам не жить. Нужно вернуться в деревню и увести оттуда дочь! Срочно!

Коснувшись своих глаз, я почувствовал влагу. Слезы сами побежали из глаз. Судьба четвёртого осколка была печальна. Отец не смог предупредить своё поселение. Он не пробежал и сотни метров, как стрела пробила его горло. Он не уберёг своё дитя, не помог никому из своего поселения, и это терзало меня.

С каждым последующим осколком что я присоединял к себе, мне приходилось переживать часть воспоминаний, что они хранили внутри себя. Какие-то воспоминания были хорошими, даже счастливыми, но в большинстве случаев, осколки умирали не своей смертью. И каждый раз, я чувствовал холод смерти, отчаяние, страх и ужас сжимавший осколки, а через них и меня, перед тем как они сливались со мной.

- Это то, отчего мы хотели уберечь нас на ранних этапах восстановления, — раздался рядом со мной голос самого крупного осколка.

Повернув голову, я совершенно не удивился, когда увидел дракона. Здесь, внутри меня, в моей голове, он мог принять почти любую форму, но принял самую правильную для себя.

— Барьер сдерживает поток этой боли, не даёт захлебнуться тебе в ней, — произнёс дракон, медленно обвивая меня хвостом и стремительно уменьшаясь, присоединяясь ко мне. — Постарайся управиться побыстрее. Слияние в момент пика эмоций не столь болезненно, ведь твои эмоции глушат чужую досаду, боль, ярость или страх. Сейчас тебе придётся постараться чтобы удержать контроль.

В следующий момент я открыл глаза и понял про что говорил дракон. Я всё также стоял на том месте где остановился, но при этом ощущал своё тело чужим. Отголоски многих личностей нашли во мне сейчас способ выговориться. Сам того не желая, я в момент вспыхнул яростью на самого себя, а затем и вовсе ударил себя по лицу раскрытой ладонью. Боль ненадолго отогнала чужую волю от моего рассудка. Кажется, всё будет гораздо тяжелее чем я предполагал.

Я смеялся, плакал, бил себя и бил стену, переживал десятки приступов агрессии и апатии. Слияние с самим собой впервые меня напугало. Только боль могла ненадолго дать мне почувствовать себя прежним. Работать не получилось. Как дракон, я был сильнее себя прежнего раз в десять. А как человек, что контролировал тело, я был слабой тряпкой, неспособной даже толком пару слов связать.

— Мама, — без моего на то ведома, рот открылся и дрожащим голосом позвал маму.

Это тот самый мальчишка, спрятавшийся в темноте погреба, звал умершую мать. И от осознания того что ребёнок в осколке так до конца и не упокоился, мне становилось невероятно плохо.

Нужно подавить их, хотя бы ненадолго. Если я не сделаю дело, а они вновь окажутся взаперти, то когда я в следующий раз вновь сольюсь с осколками, ничем хорошим для меня это не закончится. Мне нужно учиться управлять этим состоянием, управлять, чтобы позже, когда я стану сильнее, полностью растворить эти осколки в себе. Сейчас они меня пугают, а позже, если я не справлюсь, сведут меня с ума. Такой исход не для меня, не для меня!

Волна злости смела хор голосов из моей головы. Как и было сказано, мои личные эмоции помогают держать в узде остальные осколки. Но вечно злиться или пребывать в ярости я не могу. Нужно что-то ещё. Может быть, подойдёт колыбельная? Например, воспоминание. Моё воспоминание. Могут же осколки передавать мне свои эмоции, значит, могу и я передать им свои эмоции.

Ложкой снег мешая

Hочь идёт большая,

Что же ты, глупышка, не спишь?

Спят твои соседи,

Белые медведи,

Спи скорей и ты, малыш.

Голос моей матери медленно пел колыбельную песнь и я передавал осколкам свои собственные эмоции. Грусть, теплота, желание спать. Это воспоминание, когда мама пела мне на ночь, то немногое что осталось у меня от неё. Никаких вещей, никаких фотографий, ничего кроме этой песни и пары смутных воспоминаний и образов. Когда мне плохо, я всегда вспоминаю эту песню и то как её руки касались моих волос. И тогда, тёплая волна её доброты смывает все плохие эмоции. Это же подействовало и сейчас.

Чувствуя как стихают голоса осколков внутри меня, я наконец принялся за дело. Первым делом что я сделал, это использовал взгляд покровителя. Пройдясь им по нити, связывающий меня с Лими, я узнал пару интересных деталей. Во-первых, хитрый артефактор имел на руках мою тысячу пушек, но в ближайшее время планировал продать их за огромную сумму денег императору. Не то чтобы я против императора, но это мои пушки. И все же, хорошо что они ещё у Лими, значит, утром я их получу. Во-вторых, смертник уже был готов и последние свои часы жизни проводил с семьей. Они были сыты, неплохо одеты, а дети раба уже сидели без ошейников. Значит, Лими и правда платил своим жертвам достойную цену. Не сказать что я его поддерживаю или оправдываю, но это хотя бы лучше, чем если бы он просто приказал рабу умереть за так. Так, теперь, когда доказательства у меня перед глазами, можно приниматься за дело.

Признаюсь, действовать в слиянии было трудно не только из-за голосов осколков. Мне просто не доставало навыков и знаний. Глазам покровителя было открыто столько всего, но я даже не знал за что хвататься. Энергии раскладывались на десятки составляющих, их можно было двигать, тасовать и смешивать. Я правда рисковать не стал, решив что не стоит менять то что было создано более умными созданиями. Все мои действия в итоге свелись лишь к двум изменениям в договоре. Во-первых, проникнув в нить клятвы, я нашёл алгоритм действий, что приводил в исполнение приговор. Я подправил в этом алгоритме пункт, что отвечает за вину другого человека. Теперь, даже если раб хоть сто раз себя обречёт на смерть по его мнению, Лими от клятвы отсрочку не получит. И второе что я сделал, было связано всё с тем же алгоритмом. Теперь, когда Лими признается, он не сможет уйти от меня дальше чем на пять метров, иначе смерть. Так что мы будем сидеть здесь в этом зале, пока мне не доставят пушки.

Кажется я ведь уже говорил, энергия невероятно похожа на программный код. И если печати с техниками это программы, то нити это ПО, а вот внутри нитей, есть и ещё кое-что. Точно сказать что это, не могу, не хватает знаний, ровно как и то как этим управлять. Вернее как управлять-то сказать могу. Нужно всего лишь иметь глаза покровителя, позволяющие видеть всё что только есть во вселенной. И ещё, обязательно нужна первородная энергия, в просторечие энергия покровителя. Без неё влезть внутрь никак нельзя, даже если видеть ты будешь всё, но вот повлиять никак не получится. В конечном итоге, для меня это пока что только интересное знание, которое толком ни на что не влияет. Влезать в мироустройство я не планирую, но как факт того что могу попробовать, буду помнить.

Заканчивая с нитью договора, я чуть было не поддался желанию взглянуть на нити собственной чакры изнутри, но вовремя остановился. Гул голосов осколков вновь начинал бить по моему сознанию и нужно было заканчивать слияние.

«Отличная работа», — раздался единичный голос осколка дракона в моей голове, после того как я с трудом вернул барьер на место.- «У твоей матери был прелестный голос. Мы обязательно отомстим тем, кто её убил.»

— Ага, спасибо, — произнёс я хмуро, медленно откидываясь на спинку стула.

Сам того не заметив, я прикрыл глаза и уснул. До встречи оставалось не так долго, но мне нужно было хотя бы немного отдохнуть. Пять минут, может десять….

— Ли, — чей-то голос пробился сквозь дрёму.

Тело среагировало само. В одно движение я скинул чью-то руку с плеча, а уже спустя две секунды я прижимаю Юми лапой к полу. Сам не заметил как трансформировался в Райдзю.

— Невероятно! — хлопки за спиной чуть привели меня в чувство и я осмотрелся.

Зал переговоров был залит солнечным светом. Ночью я не заметил, но у дальней стены были шторы, за которыми оказывается были окна на улицу. А ещё, помимо окон я не заметил портальную арку, стоящую у другой стены. В центре комнаты стоял стол и восемь стульев. На одном из них я задремал. На другом сейчас сидит Лими. Никем иным этот человек быть не может, только артефактор может позволить себе носить на каждом пальце по артефактному кольцу и ещё около десятка побрякушек то тут, то там. За спиной у хозяина стоит давешний раб, которого я видел взглядом покровителя и как ни странно квартирмейстер-крыса, с которым я заключал договор. Больше никого в зале не было, разве что побледневшая Юми ещё, которую я до сих пор почему-то прижимаю к полу.