Увидев Петра, молодой дворянин тут же бросился на колени и начал со слезами обнимать его ноги. Рыдая, он нисколько не лукавил. Рождение наследника державы было великой радостью для подданного, так как обещало спокойную передачу власти.

– Как батюшку твово, государь, нарекли. Алексеем, что значит защитник. Новый воин народился, – никак не мог остановиться молодой мужчина, не отпуская ног царя. – Надежа государева…

Петр же, больше напоминавший каменную статую, никак не реагировал на его слова. Он все никак не мог прийти в себя, снова и снова думая о случившемся. «Господи, что это такое? Откуда он это узнал? Если праздность Евдокии многим была известна, то имя же даже я не знал! Кто же ты такой, Алексашка Меншиков? Откуда у тебя сие знание? О моем сыне, о всяких диковинах?»

Тот самый морпех, что с самого начала вместе с ним находился в шатре, вдруг нарушил молчание. Он подошел к Петру и с фанатичным блеском в глазах уставился на него.

– Тапереча понял, государь? Командир все наперед знает. Правду я сказывал. Он ведь не только про наследника нам рассказывал, – в голосе парня слышалась такая истовая уверенность в своего командира, что у царя в душе даже зашевелилось что-то напоминающее зависть. – Еще говорил, что скоро ты со шведом будешь ратиться. Мол, Карлус, король шведский, одержит над нами зело сильную викторию, а все твои иноземные генералы к нему сбегут. Все пушки вражина схватит. Тебе же потом придется колокола с церквы снимать и из сей бронзы пушки лить. Только сказал потом командир, что шведа мы обязательно победим. Разобьем всех его генералов, сожжем его флот и возьмем его крепости. Сам же Карлус побежит он нас, как побитый пес, весь пораненный. Рассказывал про гетмана Мазепу, что предаст тебя, как Иуда за тридцать сребреников… А до шведа, сказал командир, отправишься ты в Великое посольство по заморским странам, чтобы союзников для нашей державы искать. Только молвил он, что нечего было тебе по тем углам шляться. Не было, нет и не будет от тех стран для нас помощи. Мы всегда будем только на себя, армию и флот надеяться. Мол, нужно было самому здесь готовиться к войне, а в разные страны отправить великое множество гонцов с грошами для прикорма разных розмыслов. Великая нужда в нашей державе в таких ремесленных людишках…

Во время этих откровений ничего не понимающий придворный, который вбежал с вестью о рождении наследника, начал вставать с колен. Он уже не улыбался, а с каким-то испугом слушал странные пророчества о скорой войне со Швецией, одним из сильнейших королевств на материке. Его взгляд метался с Петра на морпеха и обратно.

– Сказывал командир и недобрую весть для тебя, государь, – хорошо набравшийся вина морпех начал нести невесть что. – Сказал, что упустишь ты свово сыновца. Пока делами государственными занят будешь и на бранях пропадать, окрутят его чужие людишки. Наговорят они ему, что не люб он тебе и зла желаешь. Оттого, как старше станет, начнет он тебя лютой ненавистью ненавидеть. Восхочет к ляхам и хранцузам сбежать за военной помощью, чтобы ратиться с тобой за российский трон.

Бедняга придворный от речей с откровенной хулой на государя прямо на глазах сползал на пол. В конце концов глаза его закатились, и он растянулся во весь рост. Правда, никто в шатре на это не обратил никакого внимания.

– Неужели Всевышний послал нам провидца? – потрясенно прошептал Петр, не в силах поверить в услышанное. – Господи, нешто ты явил нам сию великую милость?!

Глубоко внутри царя, несмотря на все его непростое и противоречивое отношение к Церкви, остававшегося глубоко верующим человеком, что-то шевельнулось. Воспитанный на рассказах многочисленных бабок и кормилиц о христианских святых, которые силой веры совершали удивительные вещи, он готов был поверить и в чудо пророчества. Тем более только что, прямо на его глазах, одно из предсказаний таинственным образом сбылось.

– Это же какая польза для Отечества! Мы смогем всех иуд заранее ловить. Кто только задумает к супротивнику перейти, мы уже знать будем. – Петр, верный своему милитаристскому практицизму, тут же начал примерять провидческие способности Меншикова к военному делу. – Тако ж мы и про кажное сражение ведать будем: про инфантерию, про артиллерию, про корабли.

Царь вдруг начал ходить из угла в угол, словно загнанный в клетку дикий зверь. Его переполняли мысли о новом будущем страны, которая забудет о своем варварском прошлом и станет великой державой. В его видениях тысячи солдат в необычных кирасах и шлемах лихо штурмовали крепости и города, бомбардиры стреляли по вражеской коннице взрывающимися пороховыми стрелами, покрытые непробиваемым железом корабли под Андреевским флагом таранили многопушечные английские и шведские фрегаты. Хищная улыбка играла на его губах, в предвкушении сжимались кулаки. Он ясно видел это будущее. Оставалось только сделать несколько шагов, чтобы оно обрело физическую реальность.

Петр был из той довольно редкой когорты людей, которые едва ли физически не могли жить в спокойствии и неге. Их стихия – это буря желаний, ураган безудержных эмоций. Они одержимы своими замыслами не хуже сумасшедших. Для выдающегося правителя это могло быть строительство сильной державы; для гениального полководца – перманентная победа везде и всегда; для талантливого живописца – не отличимое от реальности полотно, для великого математика – воплощение физических законов мира в череду стройных математических формул. Все эти люди были одинаковы в одном – в одержимости, в несгибаемой уверенности в своей правоте, в способности сокрушить любое препятствие на своем пути. Пожалуй, все это ярче всего выразилось именно в молодом царе Петре Алексеевиче, путь которого, казалось уже предопределенный, стал еще более ясным и прямым.

– Говоришь, боярыч ты и звать тобе Михайла. Вижу, дружен ты с Лексашкой и при нем всегда находился. Поди, во все яко придумки нос свой сувал. Посему слушай мою царскую волю. – Петр внимательно посмотрел на склонившегося перед ним парня. – Жалую тобе сержанта Преображенского полка, а как все тут поутихнет, получишь и обер-офицера. Денно и нощно находись при Лексашке. С тобой для крепкой охраны будут десятка два, а лучше три ваших морпехов. Остальных я в Москву приберу. Добре за Лексашкой приглядывай. Лекарей призови, поваров хороших. Баб прибирать за ним. Людишек к нему грамоту разумеющих посади. Пусть сии писарчуки кажное слово запишут. Может, Лексашка что-нибудь новое зело полезное для державы скажет. Ты же мне обо всем таком отписывать будешь! Сегодняшние свои речи тоже отпиши… Чувствую я, многое из сказанного Лексашкой станет мне большим подспорьем. – Царь, своим характерным взглядом с выразительно выпученными глазами, уставился в боярыча Михаила Одоевского. – Верно служи мне и державе Российской. Сбереги мне провидца Лексашку. Сбереги, слышишь? Зело он потребен для державы.

С силой хлопнув по плечу боярыча, Петр резко развернулся и вышел из шатра. Михаил же еще долго бродил по шатру, часто останавливаясь возле постели своего командира, и думал обо всем произошедшем. Все случившееся в этот день казалось ему если не сном, то чем-то малореальным, сюрреалистичным. Еще утром он, как сотни остальных морпехов, сидел в тесном брюхе невиданного железного корабля и ждал своего первого настоящего боя. Снаружи все гремело, по железу корабля бились турецкие ядра, ревели стартующие с палубы огненные стрелы, сильно пахло вонючим спиртом. Все началось, когда раздался крик командира и с грохотом распахнулся десантный люк. Он, выхватив ставший уже привычным абордажный топор, словно пробка из бутылки вылетел на воздух. Больше не было времени подумать, сомневаться. За его спиной уже гремели сапогами морпехи. Навстречу с многометровой каменной каланчи с ревом летели каменные ядра, мушкетные пули и даже тяжелые стрелы крепостных арбалетов. Михаил случившееся потом толком уже и не помнил. Он бежал вперед, стрелял из пистолей, метал кругляши гранат, рубил топором. Пинал ногой какую-то деревянную рухлядь, обливаясь потом, тащил ядра для орудия. Кажется, что-то кричал. Очнулся боярыч лишь тогда, когда в паре шагов от него раздался громкий выстрел из пистоля и сразу же вскрикнул его командир. Тот момент у него буквально отпечатался в голове. Михаил увидел, как командира резко развернуло в сторону, а от его головы во все стороны брызнула кровь. После тот медленно сполз по стене и завалился на каменный пол…