Через несколько минут начальник охраны генсека Александр Рябенко уже был в кабинете.

– Саш, а скажи мне, пожалуйста, чем сейчас Судоплатов занят? Часом не в курсе?

– Ну почему же, в курсе, Леонид Ильич. На пенсии Павел Анатольевич. Пишет мемуары. Постоянно подает прошения о реабилитации, в которых ему отказывают. Со здоровьем после перенесенного заключения совсем плохо.

– Понятно… Значит, так. Тебе нужно в ближайшее время с ним встретиться. Поговори за жизнь. Смысл разговора в том, что, мол, негоже ветеранам с таким опытом на пенсии прохлаждаться. Предложи ему обследоваться и подлечиться в нашей ЦКБ. Думаю, не откажется. Когда его туда госпитализируют, дай мне знать. Мне доктора тоже все уши прожужжали, что надо обследоваться. Вот там в ЦКБ организуй мне с ним встречу. Но только, Саш, надо будет сделать так, чтобы об этой встрече знали всего три человека – он, я и ты. Понятно?

– Так точно, Леонид Ильич!

Тем временем Первый заместитель начальника контрразведки КГБ СССР генерал-лейтенант Константинов у себя в кабинете обсуждал с подчинённым детали предстоящей операции.

– Так вот, Серёжа, это Трубниковский переулок. Это мой дом и подъезд. Едешь в местный ЖЭК и договариваешься в приказном порядке о замене труб отсюда и досюда. И чтобы всё качественно сделали!

– Понятно, Константин Михайлович.

– Дальше… Когда начнутся ремонтные работы, нужно, чтобы пара сотрудников находилась в бригаде. Пусть отслеживают тех, кто будет интересоваться тем, что тут происходит. А наружка пусть этих любопытных посопровождает. Мне нужно будет знать, кто это и зачем интересуется. Особенно обратить внимание на прохожих, которые там что-то будут фотографировать. Там памятником нет совсем. Да и место непримечательное.

– Ясно. Только как там наружку-то сажать? Тихая улица, ни магазинов, ни учреждений особо нет. Будет как в том анекдоте…

– Это в каком?

– «Майор Пронин сидел на проводах и делал вид, что читает газету. А в это время, прикидываясь бревном, улицу Горького переползал бандит…»

– Да-да, слышал анекдот, забавный, – улыбнулся Константинов и тут же снова посерьёзнел. – Но вы у меня ребята способные. Найдете как все организовать. Все понятно?

– Так точно, товарищ генерал! Только вот ещё один вопросик появился. Буквально полчаса назад информация прошла.

– Ну-ну, – нетерпеливо поторопил Константинов.

– Вы же, помнится, приказали всех опросить более подробно на вокзале Свердловска?

– Да, помню.

– Так вот, там один наш знакомый засветился, причём практически в то же время, когда пришло сообщение о «посылке».

– О как! И кто же?

– Покровский Евгений.

– Композитор и боксёр который? И чего он там забыл?

– По нашим данным, справлялся о билетах на Москву и о возможных изменениях в расписании движения поездов.

– Ну так и что? Может, простое совпадение?

– Может быть, товарищ генерал, – пожал плечами посетитель.

– Хорошо, будем иметь в виду. А пока давай действуй на обговорённому нами плану.

Третий курс, почти экватор. Честно говоря, немного соскучился по одногруппниками, да и вообще по учёбе. Вот уж не ожидал от себя. Правда, буквально через два-три дня эмоции поутихли, всё вошло в рабочий ритм. Даже небольшая выволочка от Хомякова не сильно меня расстроила. Да-да, за то самое стихотворение, прочитанное в «Юрас Перле». Мол, впредь веди себя осторожнее, поэт ты наш доморощенный, у тебя как-никак кандидатский стаж идёт, и даже протекции Брежнева может оказаться недостаточно. В общем, принял к сведению, пообещав впредь быть аккуратнее.

Проявился Ельцин. Позвонил вечерком с домашнего на домашний, доложил, что городские власти выделили под студию то самое заброшенное здание, на которое я обращал внимание. Сейчас там идёт ремонт, к Новому году должны закончить, а оборудование будет почти таким же, как на «Мелодии», а возможно, даже более новое – Борис Николаевич сумел выбить под это дело фонды. Что же касается завода по производству грампластинок, то даже под небольшие мощности нужно хорошо вложиться, пока на это дело средств нет. Ну хотя бы можно будет делать в Свердловске качественные аудиозаписи. Жаль, что магнитофоны сейчас ещё в дефиците, от магнитоальбома особого проку не будет. Вот винил – дело другое. Во всяком случае, хорошая аудиозапись – это уже полдела, можно сразу на завод грампластинок отправлять.

Памятуя, что свою известность как автора патриотических и подобного рода песен нужно постоянно подпитывать, чтобы тебя не теряли из виду, решил презентовать Силантьеву очередную вещь. И не к 7 ноября, а для праздничного концерта к Дню рождения Ленинского комсомола, который будет 29 октября, в пятницу, идти в прямой трансляции из Кремлёвского Дворца съездов, заранее выяснив, что оркестр под управлением Юрия Васильевича также принимает в нём участие. Среди гостей ожидается, само собой, Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Тяжельников, тоже уралец, можно сказать, земляк. Возможно, будут и члены Политбюро, возможно, и САМ. А возможно, и не будет, но концерт всё равно важный, зря его, что ли, по телеку показывают.

Решил подкинуть Силантьеву как бы новую (для меня-то уже как раз старую) вещь, в очередной раз заимствованную у тандема Пахмутова-Добронравов под названием «Любовь, комсомол и весна». В моей первой жизни спел песню в 1978-м Лев Лещенко, где, правда, не помню, а вот год запомнил. Как и музыку со словами. Вступление – духовые, дальше возможны варианты. Записал партитуру, созвонился с Силантьевым, который спросил, где я был раньше, так как план на концерт уже утверждён в Министерстве культуры.

– А если песня просто огонь? – нагло спросил я.

Силантьев аж крякнул, потом хмыкнул в трубку:

– Хочешь прилететь, показать?

– Почему бы и нет?

– В следующую пятницу улетаем на гастроли в ГДР, успеешь?

– Это неделя с лишним, конечно, успею, – заверил я его.

Через день я уже был в Кольцово, где садился на рейс до Москвы. Пришлось отпроситься в институте и малость потратиться на билеты.

Подгадал, чтобы попасть на репетицию с участием Лещенко, который встретил меня, чуть ли не потирая ладони в ожидании новой для него песни. Итог Льва не разочаровал, впрочем, как и меня, не говоря уже о Силантьеве.

– Что ж, буду пробивать её на концерт, песня может стать его украшением, – сказал он мне на прощание.

Да уж, спасибо Пахмутовой и её супругу, вздохнул я про себя.

А тем временем уже нужно было готовиться к октябрьскому первенству общества «Динамо», которое в этом году принимает Ереван. В столице Армении в прошлой жизни бывать не приходилось, так что даже с точки зрения рядового туриста посмотреть на город было бы интересно. Ну и коньяка местного привезти, в том числе в подарок, какого-нибудь элитного, которое здесь хрен найдёшь. Например, 50-градусный «Двин», который считается самым крепким коньяком в мире. Недаром его уважал сам Черчилль, а он знал толк в спиртных напитках. Слышал байку, что однажды Уинстон Черчилль позвонил Сталину, чтобы выяснить, почему его любимый напиток вдруг приобрел иной вкус, испортился. Выяснилось, что эксперта по купажу сослали в Сибирь. Ради спокойствия Черчилля мастера вернули домой и даже присвоили ему звание Героя Социалистического Труда.

Я с нетерпением ждал 11 сентября. Интересно, умрёт ли в этом варианте истории в этот день Хрущёв, или мой прогноз окажется неверным. Моё присутствие в этой реальности и в первую очередь мои действия уже точно нарушили историческую парадигму, превращая эту реальность в параллельную.

Всё-таки умер, и у меня, хоть и грех так говорить, отлегло от сердца. В противном случае моя записка с предсказанием смерти Хрущёва, оставленная вместе с папкой в камере хранения вокзала, оказалась бы ложью, и доверия к загадочному «Геомониторингу» стало бы на порядок меньше. И всё-таки радовало, что благодаря мне были спасены жизни трёх космонавтов. Да и история с нашими агентами в Великобритании… Надеюсь, руководство Комитета серьёзно отнеслось к моим предостережениям и предприняло соответствующие меры.