Стоявшую рядом с его лежанкой миловидную гному с влажным платком в руке он практически не рассматривал. Чтобы женщина была главой клана, такого еще не было в истории Подгорного народа. Двух здоровяков со скучающими лицами, теребивших тяжелые секиры, он тоже отбросил. С тремя же оставшимися — с мощным гномом в черном прожженном во множестве мест фартуке, молодым гномом с любопытным лицом и седым как лунь стариком с настороженным недоверчивым взглядом — было не все так однозначно.

— Я должен передать послание главе клана, — приподнявшийся на лежанке гном, вопросительно смотрел на заинтересовавшую его троицу. — Только главе…

Молодой гном усмехнулся и, не оборачиваясь, негромко проговорил.

— Грум, Кром, проверьте, как там стража на воротной башне.

Оба здоровяка тут же радостно загоготали словно им предстояло что-то очень занимательное и веселое.

— Я Колин, глава клана Черного топора, — Тимур сделал шаг к лежанке и протянул руку за вынутым из футляра пергаментом. — И у меня нет тайн от моих… братьев…, — тут он бросил взгляд на зардевшуюся гному и добавил. — От всех.

Тимур взял пергамент и, развернув его, начал разбирать рунную вязь темно-красных символов.

— Приветствую тебя… так-так… глава клана Черного топора, — все, кто находился в комнате, внимательно слушали его негромкий голос. — Наше сердце полно печали и страха… Да уж… Плохо дело… Черт! Не плохо, а хреново! — кое-какие лирические отступления парень пропускал, выискивая важные куски в послании. — Настал час тяжелых испытаний для подгорного народа и от каждого из нас зависит… Это все конечно понятно. А что делать-то?

Облокотившийся на смятое в ком покрывало, Бродяга вслушивался в ясно звучавшие в голосе нотки неприкрытого интереса.

— Кажется, вот… Владыка Кровольд презрел чувства и чаяния подгорного народа, уподобившись алчущему крови зверю… Его жестокость страшна и заразительна. К нашему ужасу и стыду и эти страшные и постыдные чувства овладевают многими гномами, будоража их и заставляя с яростью бросаться в авантюры владыки Кровольда, — продолжал Колин. — Я тайно направил посланников и в другие кланы, где есть недовольные, с предложением… Хорошо… Клан Бронзовой кирки уже ответил согласием на это предложение, — голос гнома явно повеселел. — От Рыжебородых еще нет известия, но я ожидаю их ответа со дня на день. Пришло время созвать священное собрание кланов, которое предъявит владыке обвинения и выдвинет нового претендента на трон подгорных владык.

Стоявшие вокруг Колина гномы оживились. Самым взволнованным выглядел, как это ни странно, отец Амины. Старик, едва услышав о собрании кланов и о новом претенденте на трон, весь подобрался, словно дикий зверь перед прыжком, и начал сверлить взглядом Колина.

Такая реакция бывшего главы клана не осталась не замеченной. И все собравшиеся, за исключением Бродяги, прекрасно понимали, чем именно она вызвана… Клан Черного топора, при всей его малочисленности и военной слабости, все же оставался одним из старейших, а его главы не раз в истории подгорного народа занимали трон владык.

— Вот же черт, — пробормотал Тимур с некоторым неудовольствием, понимая, что может последовать за этими событиями: они были в относительной безопасности, пока не высовывались из своей дыры, были слабы и никому не интересны. — Как не во время то, — он определенно рассчитывал на несколько месяцев относительного спокойствия и ни как не собирался участвовать в каких-то заговорах и уж тем более в войнах. — Просто адски не вовремя!

Гримор же судя по его одобрительному сопению, которое слышалось буквально под ухом у Тимура, был явно обрадован таким предложением.

— Сразу видно старину Дарина! — прогудел довольный кузнец, поворачиваясь к остальным. — Теперь мы будем не одни, и нас никто даже пальцем тронуть не сможет, — старик явно верил, а об этом говорил весь его воодушевленный вид, в силу традиций подгорного народа. — На священном собрании кланов любой может высказаться… Мы расскажем о том, что с нами хотели сделать. О том, как умирали наши дети, когда перестали ходить караваны. О том, как угрозами и сладкими посулами переманивали наших мастеров… Собрание кланов обязательно услышит нас.

Однако радость Гримора больше явно никто не разделял, правда вслух об этом сказал лишь многоопытный и, как оказалось, мало сдержанный Тимбол.

— Ха-ха-ха! — старик в тяжелой броне неожиданно захохотал и, видит бог, этого явно никто не ожидал. — Ты что там у себя в кузне совсем прокоптился? Гримор? — отец Амины с трудом сдерживался от дальнейшего смеха. — Какое собрание кланов? Какая к подгорным богам защита? Какие Хранители? Эти высохшие от старости мумии спят и видят, чтобы извести под корень все кланы! А Кровольд Кровавый с большой радостью заявиться на это священное собрание… и приведет с собой железную стену (фалангу тяжеловооруженных гномов)! — всю радость с лица Гримора словно смыло. — Этот ублюдок сейчас занят своим любимым занятием — людей убивает, но если мы ввяжемся в это…

Тимур с примирительны видом втиснулся между ними. Сейчас ему не хватало только ссоры между теми, на ком собственно и держится клан.

— Ладно… Не будем ничего рубить с плеча. Все надо спокойно обсудить, — молодой глава кивнул на второй свиток. — А что это, посланник?

Бродяга протянул главе и этот пергамент.

— Примерно в лиге от вас, на дороге, я нашел павшую лошадь, а в нескольких шагах от нее и гонца, — Кирку рассказывал глухим голосом. — Прежде чем испустить дух, он успели сказать лишь несколько слов… Его послал король Роланд.

С нехорошим предчувствием Колин развернул и этот свернутый свиток. Его и без того не лучшее настроение еще больше ухудшилось с прочтением первых же слов.

— А вот это уже настоящая зад-ца! — с чувством выдал молодой глава, начиная читать послание. — Пришло время напомнить о твоем слове, данном моему кузену… Да, помню я, помню…, — вырвалось у гнома. — Я недооценил противника. Армия вторжения оказалась слишком сильна… Вчера, в день Первого льда, я предпринял попытку договориться о мире. Я предложил шаморцам две крепости на северо-востоке за неделю мира… Они же потребовали в добавок крови моего брата… Я буду тянуть время столько сколько могу…

Тимур умолк и посмотрел на отца Амины, который отрицательно закивал головой в ответ на невысказанный вопрос.

— Он просит топорики, много топориков, — продолжил гном после недолгого молчания. — И как можно скорее… Уважаемый Тимбол, что скажете?

В комнате повисло молчание, которое бывший глава, чувствовалось, совсем не хотел прерывать.

— Мы должны сидеть тихо… как мыши, — проговорил после раздумья отец Амины. — Не высовываться, не торговать, ни кого не принимать из-за стены… О клане Черного топора должны все забыть, — его тяжелый голос звучал пророчески. — Эта проклятая война только начинается. Я чувствую ее голод, ее жажду… Она хочет все больше и больше жертв, — старик говорил о наболевшем: о предательстве своих братьев, о кроваво мареве в глазах гномов, о разгорающейся великой войне. — Мы живем, пока о нас никто не знает.

Во время этой речи у Тимура нехорошо загорелись глаза.

— Нет, нет, тысячу раз нет! — где-то в глубине души Колин и понимал, что битый жизнью гном был прав, но сердце его кричало о другом. — Один раз мы спрячем голову в песок, потом еще раз, а на другой — нам ее просто возьмут и отрежут! — он глядел то на одного, то на второго. — Нас мало, чертовский мало…, но не говори, что мы слабы… Ха! Нет! — бешенный коктейль из обиды, отчаяния и жалости к самому себе, словно молотком ударил его по мозгам. — Я сделаю гранаты! Греческий огонь! С нефтью я всю эту долину залью настоящим огнем! — Тимура начало нести и остановиться он ни как не мог. — Я разбужу Дракона!

В ответ на последнюю фразу в возбужденного гнома словно острые клинки воткнулись чужие взгляды — не верящие, удивленные, и даже испуганные. И лишь один Гримор неуловимо вздрогнул, понимая о чем идет речь.