– Женька, постой!

Уже в маленьком фойе, возле пустого гардероба и под настороженным взглядом швейцара чувствую, что кто-то хватает меня за руку, и на инстинктах едва не бью с разворота. Хорошо, что реакция ещё в норме, успел кулак остановить на полпути, иначе лицо Серёги пострадало бы вместе с очками.

– Блин, убьёшь на фиг! Что с тобой?

– Извини, похоже, спиртное в голову ударило, – сокрушённо пожимаю плечами.

– Понятно, значит, тебе даже в таких дозах алкоголь противопоказан. А куда рванул как ошпаренный?

– А что мне тут делать? Выпил, закусил, пять рублей оставил вон на столе, там вашей Викуле-Маше на чай хватит.

– Слушай, ты после этой песни какой-то другой стал. На кого злишься-то?

И правда, на кого я злюсь? На Лену? Нет. На себя? Может быть, но не уверен. Наверное, на сложившиеся обстоятельства. Если бы Лена не подошла, я бы спокойно досидел на месте, и ни на какую бы сцену не полез.

– И правда, что это на меня нашло… Да, надо было тоже кофе заказывать. Ладно, пойду домой отсыпаться.

– Погоди… На вот, Андрей Ильич сказал, чтобы я тебе вернул.

И рублёвая купюра из его кармана перекочевала в мой. Я не стал возражать.

– Слушай, а чья это песня, ну, что ты пел?

– Не помню, услышал где-то и засело в голове.

– Вот же, как бы узнать, кто автор… Может, хоть слова напишешь?

Ну вот, как я и думал. Ну в этом случае ситуация просчитывалась на раз-два.

– Утром напишу, до отъезда успею, – согласился я после небольшой заминки.

– Может, забежишь ко мне часиков в 10? А то раньше просто не встану… Живу я недалеко от твоего дома, на Советской-4, квартира 5. От бабушки осталась комнатушка, так она меня ещё перед смертью прописала, как чувствовала. Теперь живу отдельно от родичей, спокойно посидим, никто не помешает.

– Хорошо, забегу.

– Ну всё, до завтра, аревидерчи.

К Серёге я заявился ровно в 10 утра. Пунктуальность всегда была одной из черт моего характера. Точность, как известно, вежливость королей, а я хоть и не голубых кровей, но этого правила старался всегда придерживаться.

Сам я проснулся ненамного раньше, и первым делом выдул литра полтора холодной воды из крана на кухне. Голова совсем не болела, не так уж и много я, честно говоря, накануне выпил, а вот пить хотелось зверски. Лёгкое брюзжание маменьки выслушал ещё накануне вечером, перед тем, как рухнуть в постель.

Товарищ жил в такой же коммуналке, дом был близнецом нашего, только на первом этаже.

– Принёс? – спросил Серёга, открывая дверь после двух длинных и одного короткого звонков.

– Ага. Вот, держи.

– А ты меня, если честно, разбудил своим звонком.

– Это заметно, – согласился я, глядя на его всклокоченные лохмы.

– Кофе будешь?

– А что, у тебя и кофе есть?

– «Наша марка». Такой же у нас в ресторане подают. Только молока у меня нет. Холодильника нет, и хранить негде.

– Можно и без молока. Но с сахаром.

– Всё-таки странно, что ни я, ни мои более старшие товарищи не слышали этой песни, – задумчиво бормотал спустя несколько минут Зинченко, прихлёбывая горячий кофе, вернее, кофейный напиток. – Так и не вспомнил, где мог её слышать?

– Блин, хоть убей – не вспомню.

– Странно… Где слышал – не помнишь, а текст знаешь наизусть.

Вот ведь пристал, как банный лист к одному месту. Сижу тут, как на допросе у следователя. Может, сказать, что я эту песню сам сочинил? Ведь как ни крути, а песня теперь пойдёт по рукам, станет, так сказать, народной. И если когда-нибудь и появится группа «Фристайл», то эту песню они уже ни при каких обстоятельствах не сочинят, потому что кто-то сочинил её задолго до них. Почему бы этим кем-то не стать мне?

– Ладно, видимо, придётся признаться, – вздохнул я, сделав небольшой глоток кофейного напитка.

– В чём?

– В том, что я песню сочинил.

Зинченко удивлённо вытаращился на меня.

– То есть как?

– Да вот так, – снова и ещё протяжнее вздохнул я. – Сидел как-то с гитарой, бренчал что-то, а тут вдруг само собой получилось. Сначала мелодия, потом текст дня три сочинял, вылизывал. Правда, припев родился сразу.

Я почувствовал, как у меня предательски краснеют уши, но отступать было поздно.

– Однако… Я и не знал, что в тебе дремал композитор. И давно сочинил?

– Эм-м-м, где-то с месяц назад.

– Так слушай, тогда тебе надо, наверное, нужно это песню где-то опубликовать.

– Это ещё зачем?

– Ну как же, после этого все будут знать, кто автор песни. Женька, да ты только представь! Если в каждом советском ресторан её начнут исполнять, тебе автоматом будет отчисляться какой-то процент.

– А это, как его, агентство по авторским правам какое-нибудь?

– Какое ещё агентство? У нас не США, у нас достаточно просто опубликовать где-то произведение, чтобы оно автоматически оказывалась защищённым авторским правом. Этим занимается Всесоюзное управление по охране авторских прав. Оно через своих уполномоченных взимает на местах авторский гонорар за публичное исполнение всех видов драматических, музыкальных и других произведений, а также занимается выдачей взимаемых сумм писателям и композиторам. Так, кажется, говорится в Постановлении какого-то там правительственного органа.

– Ну хорошо, предположим, я даже опубликую где-то тест песни, может быть, даже и ноты, которых я, кстати, вообще не знаю… Откуда в этом управлении… как его…

– В ВУОАП.

– Откуда в этом ВУОАП узнают про то, что моя песня где-то опубликована? И любой ансамбль сможет исполнять её без всякой контрибуции.

– Слова-то какие умные знаешь, – усмехнулся Серёга. – К твоему сведению, каждый не только ресторанный, вообще любой творческий коллектив должен представить репертуар, который будет им исполняться на одном концерте или постоянно. Этот репертуар утверждается специальной комиссией, после чего список песен передаётся человеку от ВУОАП. В Свердловске тоже такой есть. Конечно, он не ходит каждый вечер по кабакам с ручкой и блокнотом, чтобы проверять, что именно и как часто исполняется. Берётся средняя величина, скажем, такая-то песня исполнится один раз за вечер, и на этом основании происходит ежемесячный расчёт с заведением, в котором работает ансамбль. Соответственно, ты как автор каждый месяц получаешь на свою сберкнижку отчисления за сочинённое тобой произведение. И, повторюсь, эту песню с удовольствием будут исполнять все рестораны страны. А это… В общем, это хорошая сумма, очень хорошая. Ну что, понятно я объяснил?

– Молодец, всё по полочкам разложил, – похвалил я друга. – Теперь остаётся придумать, где разметить это стихотворение. А может, и ноты заодно.

– Хм, а вот ту, боюсь, может получиться закавыка. Вполне вероятно, что ни один журнал не рискнёт напечатать на своих страницах текст такого содержания. Конечно, в нём нет никакой антисоветчины, но текст местами, как бы сказать, сомнительный. Нет, я не утверждаю, что его обязательно забракуют, но в то же время… Не обижайся только, ты не Есенин, чьи ещё более сомнительные стихи всё-таки чудом публиковали и даже продолжают публиковать, пусть даже мало и редко. Художественная ценность текста твоей песни на уровне… ну, не дворового творчества, и не блатняк, но, согласись, шедевром не назовёшь.

– Да я и не претендую. Сам знаю, что не шедевр. Может, хотя бы в газету отнести? В какой-нибудь да повезёт, а после этого можно считать дело сделанным.

– Как вариант – может быть. А что, попробуй отнести в «Асбестовский рабочий». Я почитываю его время от времени, так они периодически публикуют стихи читателей. Какой-нибудь экскаваторщик Иван Петров не только ударник труда, но и народный поэт. Сочиняет стихи типа: «В карьере добываем мы асбе́ст, нам добывать его ни в жизнь не надоест…» Ну а ты студент, спортсмен, может даже и с нотами дадут публикацию. Или на крайний случай с аккордами. Сегодня воскресенье, там точно закрыто, но можешь прямо сейчас написать им письмо и опустить в любой почтовый ящик. Ну или уже из Свердловска, на день позже дойдёт. Вон, – сказал он, подсовывая мне номер «Асбестовского рабочего», – спиши оттуда контактные данные. Но на всякий случай отправь письма сразу в несколько газет, в том же Свердловске две точно есть.