– Надо успеть. Обязательно надо успеть, – бурчал я себе под нос. – Иначе моих морпехов, да и меня заодно, турки схарчат и не подавятся… Ладно, хватит точить лясы. Для начала мне нужны кузнецы. Много – очень много кузнецов. И кажется, я знаю, кто сможет их найти…

Выдав это, я развернулся и решительно двинулся в сторону второй избы, где жили мои диверсы.

– Пали, разбойник, поднимайся! – начал орать я, не доходя до избы. – Для тебя есть работа! Вставай! Потом отоспимся.

Именно цыган, как самый расторопный и находчивый, должен был в самые кратчайшие сроки сюда доставить десятка два-три кузнецов. Не важно, насколько они умелые или талантливые. Главное, чтобы кузнецы смогли по шаблону наштамповать мне детали, из которых я бы потом собрал простейшие колесцовые пистоли.

– Встал, наконец, сонная ты душонка? – ухмыльнулся я, увидев хмурого и сонного Пали. – Посмотри вокруг!

Ничего не понимающий цыган огляделся, но, как и ожидалось, ничего необычного не увидел.

– Ничего не видишь?! Я тоже не вижу! Пали, а здесь должна быть толпа ковалей! Слышишь?! Вот прямо здесь должны стоять два, а лучше три десятка ковалей с молотами и клещами и делать нам пистоли и абордажные топоры. Без этого добра османы нас как цыплят перещелкают.

На лице цыгана, где еще мгновение назад царило недоумение, наконец начали появляться первые признаки понимания.

– Вижу, начинаешь догадываться, в чем дело. Наши морпехи сиры и убоги без хороших пистолей. Для пистолей же нужны кузнецы, – продолжал я, разжевывая стоявшую перед цыганом задачу. – Кумекаешь? Грошей возьмешь столько, сколько нужно, – просыпающийся Пали нерешительно закивал. – Тащи всех, до кого дотянешься. Всех! Убогих, хромых, немых и лысых. Выкупай из холопства, если нужно. Нам нужны кузнецы. Всех тащи. Потянешь?

В ответ Пали лишь зло ухмыльнулся.

Давая цыгану жесткую установку, я недооценил его упорство и находчивость. Не знаю, как этому пройдохе удалось, но уже через сутки по Архангельску и прилегающим к нему землям забурлили самые разные слухи. Один фантастичнее другого. Одни слухи рассказывали о готовящемся нападении шведского короля Карла XII, который грозился всех русских кузнецов отправить на свои северные рудники. В других слухах охотником до русских кузнецов назывался польский король Август, будто бы решившийся на войну с Турцией и поэтому усиленно запасавшийся оружием. В подворотнях шептались о том, что государь задумал на месте Архангельска новый град ставить. Мол, для стройки теперь потребуются тысячи работных людей – кузнецов, камнетесов и плотников.

Пали добрался до местных цыган, за десяток серебряных ефимок подрядив их стать моими вербовщиками. Чтобы еще больше подогреть их энтузиазм, он пообещал за каждого завербованного кузнеца еще по десять монет. Уже вечером почти все взрослые ромалы табора, оседлав жеребцов, рванули в стороны ближайших поселений.

Утром следующего дня до меня дошла весть о том, что Пали успел побывать и в порту. Здесь он обошел почти всех иностранных купцов, пообещав им «золотые горы» за иностранных кузнецов. Не знаю, что он им говорил, но несколько капитанов почти сразу же снялись с якоря.

Это утро архангельский порт встречал обычной суетой. С причала отходили припозднившиеся рыбацкие лодки, которые провожали перекликавшиеся друг с другом рыбачки. Рядом вьюнами вертелись босоногие мальчишки и кудлатые псы, носившиеся вприпрыжку по пыльной земле. Чуть дальше от воды на стенах рыбацких халуп густой паутиной висели старые плетеные сети, над некоторыми из которых корпели штопавшие их старики.

Возле пустеющего причала не было ни одного крупного корабля. Пара лодок, еле державшийся на воде баркас не в счет. Для торговых гостей было еще рано. Толстобрюхие суда купцов прибывали обычно ближе к обеду. Тогда на причале Архангельска становилось шумно и людно. Десятки людей приходили поглазеть на гостей из далекой Англии, Франции и Голландии.

– Мыкола, аспид, чуть с ног не сбил! – Молодуха с неприятным красным лицом замахнулась тряпкой на уткнувшегося в нее чумазого мальца. – Ой! Шо тама таке? Бабоньки?! – встревоженно вскрикнула она, обращая на себя внимание остальных стоявших на причале женщин. – Слухайте! Нешто шум какой!

Только что громко галдящие женщины, с жаром о чем-то спорившие, тут же примолкли и все обратились в слух. С верхнего города, на котором раскинулась белокаменная громадина Гостиного двора, что-то надвигалось. Слышался тяжелый мерный шаг сотен и сотен людей, идущих в ногу. Этот звук, напоминавший ритмичный стук метронома, одновременно и пугал, и будил безмерное любопытство.

Наконец, из поднимающихся в воздух густых клубов пыли показалась длинная колонна людей, удивлявшая своими ровными рядами. Вскоре глаза стоявших на причале стали различать и самих солдат. В том, что это были именно солдаты, сомневаться не приходилось. Правда, на них была одета странная диковинная одежда темно-зеленого сукна, сапоги с длинными голенищами и толстыми подошвами. Ни на что не похожими были и надетые на них кирасы, перетянутые крест-накрест какой-то сбруей и торчавшими из нее пистолями. Голову каждого из солдат венчало другое невиданное в этих краях диво, но знакомое каждому испанцу. Это был классический изогнутый шлем испанской пехоты, своими плавными обводами с легкостью отводивший удар холодного оружия.

– Ой, бабоньки, что это такое? – всплеснула руками мордатая женщина, явно готовившаяся заорать. – Нешто опять вражины? Куды бечь-то?

Заволновались и остальные бабы, начавшие с испугом дергать головой по сторонам. Им казалось, что вот-вот с моря к причалу начнут приставать вражеские корабли. Еще немного, и с дикими воплями рыбачки понеслись бы вдоль моря в сторону леса. К счастью, едва не начавшуюся панику быстро пресек стоявший рядом с сетями старик, внимательно вглядывавшийся в идущий отряд.

– А ну, дуры-бабы! Что раскудахтались! Совсем, что ли, ослепли? – погрозил он им крючковатой клюкой. – То же наши солдатики из особливой морской роты. Глаза разуйте. Знамо, наши солдатики.

Грозно печатая шаг подошвами сапог, подбитыми железными набойками, невиданные солдаты быстро подходили к причалу. Время от времени над колонной раздавались зычные команды офицеров, подкрепляемые смачными зуботычинами.

– Подтянись, черти! Претесь, как беременные муфлоны! – летели над головой солдат сочные выражения, которые раньше никогда и нигде не слышал. – Я вас научу Родину любить. Левой! Левой! Подтянись, а то без нас государь осману глаз на сраку натянет! Хватит ржать! Подтянись! Сейчас Потемкин подойдет!

Бабы, выпучив глаза от удивления, уже не тряслись, пристально разглядывая невиданную одежду солдат. Притихли и десятки мальчишек, с нетерпением томимого жаждой вцепившихся глазами в грозные пистоли морпехов, их абордажные топорики с изогнутыми шипами на обратной стороне.

– Диду! Диду! Скажи про особливых воев! Диду! – через мгновение стайка малышни уже облепила старика, стоявшего с важным и, главное, всезнающим видом. – А бердыши хде? А саблев почему нету? А тама что за чудный топор? – забрасывали они бывшего стрельца десятками самых разных вопросов. – А бронь? А шелом?

– Ух ты! Налетели, як воронье! Не пищите и не лайтесь, а то в окиян побросаю! – прикрикнул он на них для порядка. – Не галдите. Все скажу, как знаю. Чай я самого гаспадина охфицира-порутчика знаю. Столовался он у нас. Моя Марька, сноха, самолично яму диковинные хамбургеры стряпала.

Вскоре важно вещавшего старика обступили и женщины, и еще бывшие на причале мужчины. Он же, раздувшийся от важности, продолжал рассказывать. Правда, из-за шума, поднимаемого подходившими солдатами, от его рассказа доносились лишь отдельные фразы.

– Особливые морпехи есть самые сильные вои, что и на суше, и на море супротивника побивать могут. Но гаспадин охфицир говаривал, что есть и сильнее воины. – Окружившие его люди, давно уже превратившиеся в одно большое ухо, вздрогнули. – Прозываются сии вои диковинным словом стройбат. Мол, это настолько злые до боя вои, что им ни бронь, ни сабель, ни пистолей не дают. Аки дикие волки мечутся они по полю брани и грызут всякого и каждого.