— Дед и так уже популярен. Добром это может не кончиться. Опять пойдут разговоры о его претензиях на престол…

Бокал с напитком уже опустел и сиротливо стоял на рабочем столе. Император же застыл возле своего привычного места — у окна, откуда открывался вид на заснеженное поле, которое смыкалось с серым небом и казалось его естественным продолжением. В этой бесконечности, не имеющей границ, он видел тот ворох неприятностей, которые медленно, но неуклонно, накрывали его династию. С каждым днем становилось только хуже. То и дело всплывали какие-то проблемы. Что-то определенно надвигалось…

Тяжело вздохнув, он снова пошел к бару. Сжимавшее сердце ожидание чего-то плохого требовало еще одной дозы крепкого напитка. В последнее время ему что-то слишком часто приходилось делать это.

— А ведь все пошло кувырком с того момента…. Может тогда на поле я ошибся, — вдруг проговорил он, вспомнив уже давно забытое и, казалось, уже давно похороненное. — Ведь Бельский мог избавить меня от этой проблемы раз и навсегда. Мне стоило тогда лишь немного задержаться. Мальчишка бы сделал за меня всю грязную работу.

Перед глазами мужчины встала давнишняя картинка, краски которой так и не потускнели за прошедшее время. Словно все произошло только что. Он опять, как и тогда, видел перед собой невысокого худого мальчишку. Тот стоял в окружении перерытого, оплавленного и напоминающего лунный, пейзажа и сверлил его тяжелым взглядом. Император вновь почувствовал ту невообразимо давящую силу, которую Бельский распространял вокруг себя. Словно стоишь в самом эпицентре бури, в его оке и видишь, как на расстоянии вытянутой руки от тебя идет гигантская волна. Это было ужасное ощущение, которое особенно напугало его. Ведь это был всего лишь мальчишка. А что из него могло было вырасти? Монстр? Могущественный маг, которому не было бы равных на земле? Разве мог император допустить даже малейший шанс, чтобы эта угроза превратилась в реальность?

— Нет… Конечно, нет, — мужчина, как и в тот момент, ответил точно также. — Я император. Только я…

Бельский умер, а с ним канули в Лету и возможные варианты иного будущего. Нужно было идти дальше, переступив через этот отработанный материал.

— Я император, — на лице правителя застыл мрачный оскал, который в отражении окна казался пугающим, звериным. — Я…

Он поднес бокал к губам, но на полпути остановился. Вдруг с такой силой опустил его на стол, что, ударившись, закаленное стекло жалобно зазвенело, а содержимое бокала вылилось на столешницу.

— Только я император и пора старому хрычу это уяснить окончательно, — прохрипел он внезапно осипшим горлом. — Что-то он заигрался в свои игры… На покой ему пора. Зажился на белом свете слишком.

От Вяземского мысль плавно перешла к младшей дочери, с которой тоже было не все так просто.

С Анной тоже нужно было ускоряться. Вопрос с престолонаследие нужно было закрывать окончательно. Младшая дочь должна была стать как можно скорее его полноправной сопровительницей. Успеет ли он воспитать в ней нужные качества? Сможет ли сломать ее наивность, впечатлительность и мягкотелость? Получиться ли это сделать, сломав ее саму?

Император тяжело опустился в кресло. Алкоголь почти не брал. Временное облегчение прошло. Снова все навалилось. Мысли приобрели почти физическую тяжесть, массивность и угловатость. Давило так, что рука снова тянулась к бокалу в надежде, что проверенное средство снова поможет.

— Анна, Анна… Тяжело тебе придется. Не завидую тебе… Не станешь ли проклинать меня потом? Кто знает…

Он опять вздохнул. Понимал ведь умом, что ни у нее, ни у него нет иного выхода, как стать жёстче. Придется решиться на то, что сейчас вызывает дрожь и отвращение. Нужно будет взваливать на себя такую ответственность, что спина трещать будет, а сердце разрываться.

— Прости меня, маленькая моя… Я знаю, что ты не хочешь этого и никогда не хотел… Всегда ведь радовалась, что наследницей была старшая сестра. Говорила что ни за какие коврижки не станешь императрицей… А дело вот как повернулось. Судьба, значит… Извини меня. Тебе придется стать императрицей. Великой императрицей, имя которой будут повторять с предыханием.

Так и не опустевший стакан снова опустился на стол.

Он открыл глаза и приподнял голову с подушки. Что-то его разбудило. Прислушался, проводил головой. Точно кто-то шумит. Через неплотно прикрытую дверь доносился рассерженный голос Захарьиной, кого-то явно стыдившей.

— …Ты очень плохо поступила, Мила. Зачем ты рылась в том шкафчике, про который я тебе говорила? Я тобою очень недовольна!

Алексей понимающе хмыкнул. Мила, вечно попадающая впросак со своими шалостями, снова провинилась. Видимо, куда-то собиравшаяся целительница обнаружила, что дочь копалась в ее вещах.

— Не обманывай меня! Мы же с тобой договаривались об этом, — в голосе женщины застыл самый натуральный лёд. — Я тебе запрещала лазить сюда и брать мои вещи. Почему ты так сделала?

В ответ еле слышался оправдывавшийся голосок, сливавшийся в малопонятное «бу-бу-бу-бу-бу».

— И что хотела посмотреть рисунки?! Это не оправдание. Ты могла бы попросить меня об этом. Сказала бы, что тебе нужен альбом с рисунками, чтобы готовиться к сегодняшней школьной выставке, — голос Захарьиной стал на несколько тоном потише и спокойнее. Чувствовалось, что она постепенно успокаивалась.

— Давай с тобой договоримся…

Вскоре голоса — грудной взрослый и писклявый детский — затихли. Дом вновь погрузился в тишину. Повертевшись немного в постели, затих и парень. Рано было еще, чтобы вставать.

В полудреме мимо него как-то проскользнула мысль, что речь только-что шла о том самом альбоме с рисунками из будущего. Из его настоящего будущего…

— //-//-//-

С утра Захарьина была занята решением каких-то хозяйственных вопросов в заказнике, поэтому новый урок откладывался, а он был предоставлен самому себе. Мила, ее шебутная дочка, тоже отсутствовала. Поехала вместе с классом на детскую выставку со своими рисунками. Можно было не сомневаться, что там ее «живые» картинки вызовут настоящий фурор.

— Очень кстати, — пробормотал Алексей, когда остался в доме один. — Посмотрю, что там в стране творится.

Честно говоря, интересовала его не столько страна, сколько он сам, а точнее, что в сети писали о нем, Алексее Бельском. Ведь, он так до конца и не разобрался, что с ним происходило последний год. В его памяти зияли настоящие провалы. Целые фрагменты из его жизни отсутствовали. Покопаться в сети ему до сих пор так и не представилась возможность. Все время у визора кто-то был.

— Пока никого нет, нужно основательно прошерстить сеть, — он ринулся к визору в гостиной, у которого было прямой выход в сети. — Там, наверняка, что-то будет.

У него были сотни вопросов, на которые не было ни единого ответа: куда подевалась его мама? как их дом сменил своего владельца? что пишут про него самого? закрыто ли уголовное дело против него? и т. д. Что-то ему уже было понятно, а что-то еще оставалось темным лесом.

— Начнем с простого, — он ввел проекцию клавиатуры и быстро написал в поисковой строке свое имя и фамилию. — Посмотрим…

Парень чуть откинулся на спинку кресла, поерзал, усаживаясь по-удобнее. Чувствовал, что сидеть предстояло порядочно. В свое время он нем, как о бойфренде цесаревны Анны, писали столько, что его имя неделями висело в топе запросов десятков самых популярных поисковиков. Сейчас, по прошествии целого года, конечно будет меньше.

— Ни хера себ…, - его челюсть непроизвольно поползла вниз, когда система выдала результат. — Как же так?

Визор на него смотрел девственно чистым экраном, на котором не было ни единого результата. Сочетание имени «Алексей» и фамилии «Бельский» не фигурировало ни в каком виде и контексте.

Несколько минут он тупо нажимал на клавиши, делая все новые и новые запросы. Результат всякий раз был неизменным — белый экран.