Избавить – избавили, но эта сволочь начала мутить воду.

Обстановка весьма накалилась, хотя прибытие 12-го Восточно-Сибирского полка внесло в жизнь концессий чувство безопасности. Играл оркестр, дамы в нарядных платьях кружились в танцах с офицерами, казалось, с прибытием столь большого количества войск у присутствующих было чувство, что всё останется, как прежде. Но оно ложно, это видно по отсутствию китайцев: рикши, прачки, портные, даже часовщики, не говоря уже о прислуге, покинули европейскую часть Тяньцзиня. Теперь Владимир с особым удовольствием смотрел на лощёных джентльменов. Им пришлось забыть свои некогда чопорные манеры и – ужас! – самим обихаживать себя! Всё это бальзамом лилось на его сердце, когда он во главе отряда в десяток всадников не спеша проезжал по запущенным улицам города. Единственное, что его огорчало, так это запрет на активные действия. Вместо коротких, но сокрушительных ударов было вялое дефилирование на глазах мирных китайцев. Те наглели и, не раз бывало, кидали издалека камни. Кавалеристы лишь скрипели зубами от злости, но не нарушали приказ. Понимая, что только русские (далеко не все, кстати) пытаются защитить своих единоверцев, некоторые китайцы-католики попросили нас спрятать их. К слову, людьми они были весьма обеспеченными и, получив разрешение консула (что его начальник тому пообещал, Владимир так и не узнал), закупив продовольствие, поселились в том же складе, где жили воспитанники русской школы. Так неожиданно к жандармам присоединилось восемнадцать человек из трёх семей, отлично вооружённых (новенькие карабины Манлихера, явно из того же источника) и на отличных конях.

На китайцев и так косились, но теперь начали переносить это отношение и на жандармский отряд. Набив пару морд самым наглым задирам, Дроздов во всеуслышание заявил, что в следующий раз просто пристрелит мерзавцев, покусившихся на его подчинённых. В результате стало общеизвестно (раньше кому надо, тот и так знал), кем является данный старший унтер-офицер. Это всё расставило по своим местам: для европейцев (немцев в особенности) белый человек командует «жёлтыми» дикарями. Правда, англичане и французы были недовольны. Но после ухода адмирала Сеймура сил у «просвещённых мореплавателей» пока здесь не имелось. Французы (союзники, твою мать) начали скрытую возню, очень уж им не понравилось терять авторитет: обращались-то теперь к русским! Полковник Вогак развил кипучую деятельность, стараясь отправить отряд полковника Анисимова в Пекин выручать союзников, а заодно уменьшить влияние, оказываемое столь беспардонным отношением к единоверцам, так сказать. Может, их планы и удались бы, но всё смешали «боксёры»…

– Тревога, господин старший унтер-офицер. – Голос Немова был, как обычно, ровный и бесцветный, лишь тревожное выражение глаз давало понять, что случилось нечто серьёзное. – «Боксёры» запалили католический собор.

– Пошлите вестового к господину ротмистру, – распорядился Владимир, на ходу давая указания: – Ефрейтор Квашнин, остаёшься здесь, с тобой Сливин и пять охранников. По коням!..

По знакомому маршруту мы вскоре оказываемся на вокзале, где нам отнюдь не рады. Не обращая внимания на скривившееся лицо штабс-капитана Францевича, стоявшего здесь с полуротой стрелков, Дроздов доложился и предложил выслать разведку. Капитан, хотя, как и все армейцы, не любил жандармов, не мог не признать их высокий боевой дух и воинское умение. Потому он согласился с унтером и лишь велел не лезть вперёд очертя голову. Потихоньку продвигаясь, пятеро стрелков вскоре увидели тонкий ручеёк красных фонариков, который постепенно становился всё шире и шире.

– К деревне собираются, ироды, – прошептал Платонов.

Владимир испытывал сейчас двойственное чувство. С одной стороны, китайцы защищали свою землю, с другой – в его груди всё сильнее разгоралась злоба на этих невежественных дикарей, которые могут лишь убивать слабых и беззащитных.

– Приготовиться к захвату «языка», – прервал он шипящие проклятия стрелков. Их можно было понять: горел уже не только собор, но и близлежащие дома. Если так пойдёт и дальше, в чём уже никто не сомневался, то вскоре вспыхнет весь город. – Вон те, крайние, удачно стоят.

Трое указанных (ещё не зная, что двоим жить осталось чуть-чуть) наверняка предвкушали, как будут ловить несчастных жителей деревни, на свою беду попавших под эту новую орду. Шагов с пятнадцати китайцев свалили из рогаток (не насмерть, естественно), подскочили, добавили по голове, погружая их в глубокий сон. Тащить всех троих, увы, не получится, а потому Владимир, быстро осмотрев пленных, признал годным одного. Этот «боксёр» имел не только саблю (дрянную, конечно), но и набор метательных ножей. Кончив двоих неудачников, стрелки подхватили «везунчика» и бегом побежали обратно…

– Вовремя, – произнёс Дроздов, когда группа соединилась с ожидавшим их отрядом Немова.

Тот лишь кивнул, соглашаясь с командиром, поскольку зарево горящей деревни было видно издалека, а до них доносился рёв убийц: «Ша! Ша!» Доложившись по возвращении капитану Францевичу и рассказав ему об увиденном, продемонстрировали «трофей». К удивлению жандармов, он не заинтересовался пленным.

– Да что он знает? – отмахнулся капитан от предложения Владимира присутствовать на допросе. – Вам надо – вы и делайте с ним, что хотите.

С прибытием на вокзал полковника Анисимова на жандармов махнули рукой, мол, не мешайтесь под ногами. Мысленно сплюнув, Дроздов решил, что наилучшее решение – это быть у артиллеристов. Их командир подпоручик Михайловский не стал возражать, на его лице ясно читалось лёгкое пренебрежение. Как нормальный офицер, он не отказался от прикрытия своих пушек. С их позиции было видно, как красные фонарики постепенно втягивались в китайский город.

– Отбились. – Немов рефлекторно вытер взмокший лоб. – Уф, жара какая, ночь уже, а она не спадает, – пожаловался он.

– Это точно, – согласился со своим замом Дроздов. – Жалко, что не дотягивается артиллерия до этой чёртовой кумирни, а то можно было бы накрыть мятежников прямо там.

– Да, – кивнул Иван. – Отработали бы по ним, глядишь, такого не было бы, – метнул он головой в сторону горящей деревни.

– Приказ на открытие огня нам не давали, – с сарказмом произнёс Владимир. – Зато сибиряков выпихивали в помощь первому отряду со страшной силой…

Михайловского, стоящего неподалеку, поразила не тема разговора двух унтеров, а то, как исказились ненавистью лица обоих жандармов. Значит, это не слухи и сплетни, приписываемые для «красного словца», на самом деле корпус прямо-таки пропитан махровой реакцией. Вдобавок там очень не любят Европу…

– Зато теперь сподобились, – указал второй унтер на всё ещё горящие кое-где красные фонарики, уцелевшие после двух посланных туда гранат. – Пошукать треба, наверняка много интересного найдём.

– Позже, пока «боксёры» кровью своей не умоются, нападения продолжатся, – флегматично ответил старший жандарм.

Только Михайловский собрался отчитать не в меру разговорчивых унтеров (и плевать ему, что это сынок командира батальона), как за спиной раздались многочисленные вопли китайцев.

– Сзади! – Крик артиллериста заставил многих буквально подскочить.

– Чего орёшь, оглашенный! – проревел фейерверкер, явно собираясь «попотчевать» молодого пушкаря хорошим «лещом». Но на полпути его рука замерла. – Ах, ты ж тут дыт твою душу мать… – Его сочный мат, поминающий всех ихэ-туаней и их многочисленную родню, заглушил залп стрелков.

Те палили в попытавшихся отрезать находившихся в вокзале русских от европейской части Тяньцзиня. Многочисленные дома и мастерские, практически примыкающие к вокзалу, начали один за другим озаряться пламенем. На его фоне были видны фигуры поджигателей, размахивающих факелами.

– Б…ь, не спать! – Рык Владимира снял секундное оцепенение. – Огонь по готовности, пока они мишени! – И, подавая пример, сдёрнул свой карабин и через пару-тройку секунд выстрелил.