Алексей с нарочитой неспешностью начал заново складывать оригами. Несколько раз он специально ошибался и неверно загибал грани бумажного листа. Затем исправлялся. После снова делал какую-то ошибку. Ни в коем случае нельзя было выдать то, что на какое-то время снова приходил в себя.

Около получаса у него уходило на то, чтобы собрать бумажную фигурку и снова поставить ее на тумбочку. Лишь тогда, когда этот символический маяк занимал свое место, Алексей приступал к реализации следующего этапа своего плана, время на который у него уже почти не оставалось. Ведь стоило ему сомкнуть глаза и заснуть, как сознание вновь погружалось в одурманенное состояние. Утром же его организм получал новую медикаментозную дозу и все начиналось сначала…

Метель. Почти середина дня. Вьюжило так, что темный пластобетон автомобильных дорог совсем исчез. Лишь по массивным квадратам старинных домов можно было догадаться, что где-то здесь пролегали дороги. Полностью засыпало снегом, стоявшие у домов, машины, откопать которые будет позже весьма непростым делом. Прохожих вообще не было видно.

Очередной порыв ветра был особенно сильным. Верхушки берез выгнулись дугой, сбрасывая с себя плотный снежный покров. В этот момент из-за рощи показалось здоровенное брюхо тяжелого геликоптера Si-210, натужено ревущего двумя турбовинтовыми двигателя и загребавшего винтами холодный воздух. В десантной версии такая машина запросто могла взять на борт пять десятков десантников в полной боевой экипировке с дополнительным тяжелым вооружением. Здесь же, судя по характерным выступающим обводам воздухозаборников, была гражданская версия в люксовом классе. Об этом говорило и отсутствие дополнительного подвесного вооружения.

Едва геликоптер поднялся над рощей, как с двух сторон его обошли два штурмовика. Серебристо-синие фигуры на мгновение мелькнули и свечками взвились в небо, где начали нарезать широкие круги. Многоцелевые Миги сорок четвертой серии в черно-синей расцветке кружили вокруг центра городка, как хищное воронье, норовившее броситься на беззащитную жертву. Вооружения, что висело под их крыльями, с лихвой хватило бы на весь Темников-36 и еще немного осталось. У этих рабочих лошадок на точках подвески вооружения крепилось 12 ракет средней дальности, в брюхе находилось почти 6 тонн управляемых бомб. На десерт Миги оснащались одноствольной 40-мм пушкой, десятком снарядов разбиравшей на части тяжелый танк. Такой эскорт говорил лишь об одном: сюда пожаловала очень важная персона.

А в это самое время по центральному коридору третьего уровня центра, распугивая всех своим возбужденным видом, несся доктор Латте. Его одутловатое лицо исходило красными пятнами, лился градом пот, который ему то и дело приходилось утирать платком. Когда же бежать уже было невмоготу, он переходил на шаг, а то и вовсе останавливался, чтобы привалится к стене и перевести дух. Воздух с хрипом вырывался у него из рта, того и гляди удар хватит. Если же кто-то из лаборантов, с удивлением выглядывавших из-за дверей, пытался прийти к нему на помощь, то доктор корчил такую гримасу на лице, что его подчиненных словно ветром сдувало.

Добежав до двери лифта, доктор с силой ударил по кнопке вызова. Сам же облокотился на стену и запричитал:

— Вот же, старый пердун, снова без предупреждений прилетел, — едва эти крамольные слова вырвались у него, как ученый тут же вжал плешивую голову в плечи и начал испуганно оглядываться по сторонам. Не дай Бог кто-нибудь слышал, как он оскорбил такую особу. Никого не обнаружив, Отто Генрихович с облегчением выдохнул.

А бояться было чего. Словесное оскорбление по Государственному уложению законов Российской империи считалось довольно серьезным преступлением и каралось весьма немалым штрафом. Естественно, такой проступок должен был зафиксирован самым тщательным образом с привлечением, как минимум двух, заслуживающих доверия, свидетелей. Если же оскорбление касалось лица, принадлежавшего дворянскому сословию, а особенно его боярской части, то дело было совсем плохо. В таком случае штрафом уже было не отделаться. Виновному в лучшем случае грозили несколько лет колонии-поселения в пустынных зонах Казахской губернии, а в худшем случае можно было получить полноценную пятерку в Северном централе Магадана. Про оскорбление особы императорской фамилии, вообще, лучше было не заикаться. Там и головы запросто можно было лишиться, так как такое действие проходило по категории государственных преступлений особой тяжести.

— …Опять результатов будет требовать. Кхе-кхе-кхе, — кряхтел он, в нетерпении переминаясь возле двери лифта. — А где их взять результаты-то?! Где, скажите мне на милость?! С неба что ли свалятся! — в раздражении он еще раз с силой вдавил в стену кнопку вызову. — Объект совсем не идет на контакт… Еще это дурацкое требование постоянно держать его на химии.

Про химические коктейли, которыми щедро пичкали его пациента, доктор вспомнил отнюдь не из-за внезапно охватившего его человеколюбия. Он был ученый и про всякие мягкотелые глупости думал в последнюю очередь. О каком человеколюбии, вообще, могла идти речь, когда на носу было открытие века? Его заботило совсем иное. Химические препараты, призванные угнетать магический источник, вносили в разработанную им теорию очень серьезный элемент неопределенности, который ему так и не удалось просчитать. Не помогала и проработка вероятностных алгоритмов на одном из суперкомпьютеров Новосиба. Выход из этого тупика пока ему виделся лишь один — временно прекратить введение препарата пациенту, тем самым исключив побочное влияние химии. К сожалению, инструкции, доведенные до него на этот счёт, прямо запрещали снижать объем препарата и уж тем более отказ от него.

— Инструкции, инструкции, кругом одни инструкции. Что они понимают в научном поиске? Бездари! Неучи, волей судеб помыкающие нами! — возбудился доктор в своем гневе. — Какое они имеют право мне указывать? Они же ничего не понимают! Пробки от шампанского и то умнее их! Как можно требовать от меня результаты и в то же время мешать их достигать? Как это все укладывается в сморщенных мозгах? Хватит! Хватит с меня этого! Я все ему скажу! Он узнает, как ставить мне палки в колеса!

Однако, едва с шипением стали открываться двери лифта, от его смелости и гнева не осталось и следа. Доктор вновь сгорбился, втянул голову в плечи и пошел красными пятнами. Прибывшая персона пугала его до ужаса, до колик в животе, заставляя дрожать и исходить потом.

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — тихо шептал доктор, пока лифт поднимался на поверхность. — Все обязательно будет хорошо. Очень хорошо.

Мантра, что он бубнил, совсем не помогала. Пожалуй, даже наоборот, злила его все сильнее и сильнее. С этим психологическим дерьмом всегда так. Отвалишь огромные деньги новомодному психологу, а толку совсем никакого. Только хуже становится.

— О, Боже, когда же это все кончится! — лифт остановился и двери уползли внутрь стен, открывая проход. — Это же невозможно…

Кое-как собравшись с духом, доктор пересек проем и пошел через холл, который выходил наружу. Отсюда и до посадочной полосы было чуть больше 300 метров, которые доктор Теслин буквально пролетел и весь в мыле вылетел на улицу.

Там толстобрюхий тяжелый геликоптер Si-210 уже опустился на массивные колеса шасси, которые тут же со скрипом присели. Из машины опустился широкий трап, по которому начали спускаться массивные фигуры в боевой экипировке. Первая пара бойцов быстро пересекла посадочную зону и заняла позицию напротив входа в наземную часть центра. Еще две пары, обвешанных оружием, солдат взяли под контроль окружающий периметр. Только потом из геликоптера показалась сам охраняемый гость — высокий дородный мужчина в длинной до пят шубе из драгоценного серебристого песца.

— Какая честь для нас, Михаил Андреевич! — доктор Латте тут же согнулся в поклоне с такой силой, что в спине даже что-то хрустнуло. — Как я рад…Что же вы не предупредили заранее о своем приезде?!Мы бы все приготовили…