– Сейчас, сейчас, я быстро. – Магистр собрал всю волю в кулаки, вернее, в растопыренные пальцы рук, закрыл глаза и принялся шептать непонятные для гномихи слова, сопровождая их плавными пассами.

Все действительно произошло довольно быстро. Буська обернулась на раздавшийся треск и увидела, что льдина, обволакивающая ее брата, лопнула, превратившись во множество сверкающих осколков, осыпавшихся к ногам Мэвера. То же самое секундой позже случилось с Тубузом, затем с Шермиллой и всеми остальными, в том числе и с замороженными кагами. Поляну заполнили кашель, хрипы и стоны. Хуже всех пришлось Итдфику, но Шермилло, оказавшийся к нему ближе других, вовремя подхватил с рогатульки конец кола и отодвинул его на безопасное расстояние.

Финал заклинания магистра Ордена монахов-рыболовов ознаменовался оглушительным грохотом со стороны озера. Все, кто был в состоянии, обратили на озеро взоры и увидели зигзагообразную трещину, взявшую начало от берега, пробежавшую через пробитые рыбаками лунки и потерявшуюся где-то на противоположном конце водоема. Магистр Пропст открыл глаза, подмигнул ошарашенной Буське и устало произнес:

– А вот теперь можно и нормально рыбки половить, а то чего-то очень кушать хочется…

Усадьба бывшего метрдотеля ресторана «Золотой шлем герптшцога» гнома Ватранга Семьдесят четвертого считалась одной из самых богатых во всем гномьем квартале Фалленблека. И пусть располагалась она на самой окраине города, зато – на знаменитой улице Дарош, на которой вели торговлю почти все гномьи лавки, в том числе и соседствующая с имением Ватрангов лучшая лавка рыболовных товаров «Настоящая магическая рыбалка», хозяином которой был господин Казимир.

Главное же достоинство расположения усадьбы было в том, что огромный дом клана Ватрангов примыкал тыловой стороной к высоченной скале, которая являлась началом горного хребта, тянущегося на запад на многие и многие мили. И прямо в эту скалу из разных частей дома имелось несколько дверей, открывающих входы в гномьи пещеры и коридоры, которым не было числа. Не напрасно клан Ватрангов считался в гномьей среде одним из самых значимых не только в Фалленблеке, но и во многих других местах.

Со стороны улицы Дарош усадьба была огорожена каменной изгородью с массивными деревянными воротами, в которых было прорублено три калитки – специально для посетителей разного роста: для гномов, лекпинов и гоблинов, для людей и эльфов, а также для троллей. Надо сказать, что Ватранг Семьдесят четвертый был не только метрдотелем, но еще и известным общественным деятелем, входящим в Совет мудрейших гномов из-под Горы, а также доверенным лицом самого герптшцога Ули-Клуна. Соответственно в доме у него имелся свой кабинет для приема важных гостей, к какой бы народности те ни относились.

Но сейчас, несмотря на то что слуга доложил о посетителе, Ватранг Семьдесят четвертый не спешил занять место в кабинете за своим рабочим столом. Так же, как и днем, во время прихода первого посетителя, бывший метрдотель остался в кровати.

Днем его навестил придворный виночерпий герптшцога Ули-Клуна гоблин Пшенг. Визит его оставил в душе гнома двойственное впечатление. Виночерпий не столько справлялся о здоровье гнома, желая, как принято, скорейшего выздоровления, сколько – наоборот, убеждал его в опасности полученных многочисленных ранений и настойчиво просил избрать для себя постельный режим как минимум на несколько дней, а лучше – на недельку-другую.

Ватранг же возражал, что чувствует себя достаточно бодро и даже весело, а единственным его желанием было не валяться в кровати, а посетить ближайшее питейное заведение. Столь резвый настрой раненого не на шутку встревожил Пшенга. Теперь виночерпий не столько убеждал, сколько требовал от гнома не вставать с кровати, намекая, что таково же требование и самого Ули-Клуна. Более того, низкорослый Пшенг выудил откуда-то из складок своего плаща довольно внушительную флягу, сказав, что это вино – подарок герптшцога, за здоровье которого, а также за здоровье больного им необходимо выпить.

От выпивки Ватранг не отказался, но почему-то уже после третьей рюмки провалился в глубокий сон. Либо вино оказалось слишком крепким, либо прав был Пшенг, говоря, что Ватранг слишком ослаб и ему необходим покой. Во всяком случае, как виночерпий с ним прощался, гном не помнил, а разбудил его теперь уже вечерний звонок в дверь.

Дверь спальни приоткрылась, и сначала показался толстый живот гнома, а затем и все остальное тело господина Дроба, на лице которого расплылась елейная улыбка.

– Жив, жив, голубчик! – воскликнул толстяк, от переполнявших чувств ударяя себя кулаками в грудь. – Ну как ты, как?

– Да вроде бы в порядке все со мной, – проворчал Вартанг и повысил голос: – Эй, кто-нибудь, пива мне и моему гостю!

– Ну и хорошо. А то ведь я тогда поверил, что все, убил тебя этот мерзкий эльф! Да и господин Пшенг рассказал сегодня всем во дворце, что ты в очень-очень плохом состоянии…

– Как видишь, в нормальном я состоянии. Голова, правда, чего-то побаливает…

– А голова-то, голова-то почему? – удивился Дроб, подходя ближе.

В это время дверь в спальню открылась, и в нее протиснулся молодой слуга-гном с четырьмя кружками, наполненными до краев пенистым пивом, – по две в каждой руке. Он сноровисто поставил кружки на журнальный столик рядом с кроватью, затем помог своему хозяину приподняться и усесться так, чтобы опираться спиной на подложенные подушки, вручил ему одну из кружек и бегом бросился из спальни. Не успела дверь за слугой закрыться, а Ватранг уже вытер рукавом бороду от попавшей на нее пены и передал опорожненную кружку гостю, знаком попросив подать вторую – полную. Что Дроб и выполнил, после чего тоже завладел кружкой с пивом и угодливо чокнулся с больным.

– Голова-то почему болит? – вновь спросил он, не торопясь осуществить первый глоток. – Тебе же профессор Малач грудь проткнул! Ну ничего, он за свои злодеяния ответит! Завтра же – на эшафот!

– Грудь проткнул? – удивился Ватранг и осмотрел себя. – То-то я гляжу – весь в бинтах. Но я не чувствую там никакой боли, и мне кажется, нет там никакой раны…

– Есть рана, есть, – снисходительно улыбнулся Дроб и не без удовольствия сделал из кружки несколько больших глотков. – Вот давай я тебя сейчас разбинтую, и сам все увидишь.

– А вот давай, – неожиданно для Дроба согласился его приятель. – Давай разбинтовывай!

И, отставив наполовину опустевшую кружку, Ватранг Семьдесят четвертый сам принялся нетерпеливо срывать с себя повязки. Дроб поспешил ему помочь, и его удивило то, что на лоскутах белой материи не оказалось ни одной капельки крови. Но в настоящий шок его повергло то, что на разбинтованном теле больного и в самом деле никакой раны не оказалось. Лишь в одном месте загрубевшая кожа гнома была слегка розоватой.

– Но как же так? Я же сам… То есть я и Сака-Каневск собственными глазами видели у тебя на груди страшную рану, оставленную шпагой профессора Малача.

– Погоди-ка, – встрепенулся Ватранг. – Я начинаю вспоминать…

Дроб непроизвольно вжал голову в плечи.

– Да, да, этот Сака-Каневск – гоблин! Мы пили с тобой пиво в трактире старины Бо, а он привязался к нам, куда-то повел…

Не решаясь прервать воспоминания приятеля, Дроб отступил, наткнулся на столик, схватил кружку и торопливо промочил пересохшее горло.

– Да, да, да, он повел нас на пляж, где эльф занимался любовью с лекпинкой! А потом у нас с этим эльфом завязалась драка. Вон, у тебя под глазом синячище какой… – Ватранг потрогал пальцами щеку под своим правым глазом, где также красовался внушительных размеров синяк. – Эльф пытался вырвать у меня булаву, но я ударил его, и он упал. А потом… – Ватранг перевел подозрительный взгляд на гостя. – Погоди-ка! Ты говоришь, что видел у меня на груди страшную рану?

– Д-да…

– И что же ты сделал вместе с этим гоблином Сакой-Каневском?