И крючок, выкованный гномами из-под Горы, не сломался, выдержал, не порвалась и эльфийская леска-паутинка – мечта любого рыболова. Но сломалось старое удилище гоблина. Переломилось прямо у того места, где его маленькие, но крепкие руки сжимали бамбуковую рукоять, и отскочившая острая щепка вонзилась гоблину в левую ключицу. Боль была настолько сильной, что Кызль проснулся, держась рукой за раненное во сне место…

Профессор юриспруденции факультета рыболовной магии эльф Малач и глава эльфийской диаспоры города Фалленблек господин Лукиин стояли у подножья кровати, на которой, беспокойно ворочаясь, спал Мухоол. Во сне молодой эльф хмурился, что-то неразборчиво бормотал, постанывал и даже всхлипывал, лоб его покрывала испарина, подушка под головой пропиталась потом.

– Он сказал хоть что-нибудь внятное? – поинтересовался Малач.

– Выкрикнул два слова: «Опять – ты». – Лукиин потер ладонью свой высокий с залысинами лоб. – От этого крика я и проснулся и спустился со второго этажа сюда. А, кстати, какими судьбами вы-то ко мне в такое позднее время заглянули?

Стрелки часов показывали далеко за полночь, а Малачу было не свойственно разгуливать ночами по Фалленблеку, пусть даже по эльфийскому кварталу, в одном из особняков которого проживал глава диаспоры. Но о том, какое дело заставило профессора юриспруденции на ночь глядя покинуть свой дом в факультетском замке, господину Лукиину знать было не обязательно.

– Да вот проходил мимо, возвращаясь от одной обаятельной особы, – развел руками Малач, – и даже с улицы услышал крик нашего первокурсника. Вообще-то сначала я подумал, что кричали вы…

– С какой это стати мне кричать в собственном доме! – недовольно буркнул Лукиин. – И, я надеюсь, эта связь с некой обаятельной особой не опорочит ваше достойное имя, профессор? А то здесь поползли слу…

– Тихо! – поднял руку Малач и показал на Мухоола, лицо которого исказила гримаса страдания.

– Его надо разбудить, – прошептал Лукиин.

– Не стоит, – покачал головой Малач. – Это не простой сон, а вещий. Да-да, вещий сон…

– Разве…

– Тихо! – Профессор вновь прервал главу эльфийской диаспоры. – Необходимо узнать, что снится нашему студенту: ведь, проснувшись, он может ничего не вспомнить.

Не обращая внимания на появившееся на лице Лукиина недовольство, Малач достал из кармана трость – по форме как настоящую, только раза в три уменьшенную в размерах. Трость смастерили из светлого дерева, набалдашник ее был вырезан в виде бутона необычного цветка. Малач прикоснулся набалдашником к руке спящего, и бутон словно сам скользнул тому в ладонь. Пальцы молодого эльфа сжали набалдашник, профессор крепко взялся за другой конец трости, прикрыл глаза и… вынужден был схватиться свободной рукой за спинку кровати, чтобы не упасть…

Мимо Малача с бешеной скоростью летел поток бурлящей воды. Он находился рядом с Мухоолом на берегу горной реки, слева грохотал водопад, а на противоположном берегу стоял, опираясь на серебристый посох, величайший из великих эльфов – старец Субанаач. Большое расстояние не мешало различить на лице старца благосклонную улыбку, а шум воды не заглушал его слов. Вот только речь великого эльфа подходила к концу.

– Да будет впредь так! – молвил Субанаач. – Ты правильно исполнял мои наказы раньше, все верно поймешь и сейчас. Прощай!

Что-либо спросить или ответить Мухоол не успел. Великий эльф повернулся, сделал всего один шаг и исчез в поднявшихся в воздух и засверкавших на солнце брызгах.

Профессор Малач открыл глаза и не сразу сообразил, что находится в гостевой спальне особняка главы эльфийской диаспоры.

– Ну? Ну вы видели что-нибудь, профессор? – потряс его за плечо Лукиин.

– О да. – Малач бережно высвободил трость из руки молодого эльфа, наконец-то притихшего во сне. – Насколько я разбираюсь в родословных, этот юноша приходится вам… э-э-э… родным племянником по мужской ветви?

– Вы абсолютно правы, профессор. Мухоол – сын моего покойного брата Безвеера, – подтвердил Лукиин.

– У вас есть повод гордиться племянником. В своем сне он имел честь беседовать с великим старцем Субанаачем!

– Как?! – поразился Лукиин. – Неужели сам величайший из великих?

– Да. – Малач придал лицу торжественное выражение. – Этот избранный юноша, несомненно, достоин стать в будущем вашим первым помощником!

С тех пор как за несколько ночей до злопамятной попытки Прорыва, закончившейся полным фиаско, магистру ордена монахов-рыболовов, профессору кафедры некрупной рыбы факультета рыболовной магии Женуа фон дер Пропсту приснилась попавшаяся на спиннинг русалка, эти подводные обитательницы стали являться ему во сне постоянно. Пропст даже успел к ним привыкнуть, хотя предпочел бы в своих красочных снах, действие которых неизменно проходило на каком-нибудь водоеме, чтобы ловил он все-таки щук и окуней, а не русалок.

…Пропст завел весельную лодку в один из своих любимых заливов (которому при обновлении карты озера Зуро лично придумал название Мармазетка), прекратил греблю, взял в руки спиннинг, оснащенный миниатюрной катушкой и маленькой блесенкой на леске-паутинке, привстал и приготовился сделать заброс. Но тут из-под окруженной кувшинками коряги, куда он собирался послать блесну, вынырнула она, русалка. Толстая, с бледно-зеленоватой кожей, игриво улыбнулась и подмигнула магистру.

– Сгинь! – шикнул на русалку Пропст. – Всю рыбу мне распугаешь!

Но та еще больше высунулась из воды, передернула плечами, заставив заколыхаться свои немаленькие груди, и рассмеялась неожиданно приятным смехом, напоминавшим звон хрустальных колокольчиков.

– Тьфу ты, лахудра зеленая! – Магистр выпрямился во весь рост, понимая, что маскироваться нет смысла, так как нормальная рыбалка в этом месте уже не состоится. – Вот что ты смеешься? Я через все озеро в этот залив плыл, хотел рыбки в тишине да одиночестве половить, а ты, понимаешь ли, смеешься! Ну что у вас за племя такое вредное, русалочье!

– Зачем тебе рыба, Женуа? – не переставая улыбаться, спросила «лахудра». – Пообщайся со мной, не пожалеешь…

– Вот еще! – Не скрывая недовольства, магистр сел, отложил спиннинг и взялся за весла.

– Не торопись! – Русалка вдруг нырнула, шлепнув по воде хвостом, и через мгновение вынырнула у борта лодки, схватившись за него зелеными пальцами с длинными острыми ногтями. – Послушай лучше, о чем я тебя предупрежу, Женуа…

Но вместо слов из ее открывшегося рта опять полился звон хрустальных колокольчиков, и тогда магистр проснулся.

Над его кроватью, потряхивая колокольчиком, стоял кот Шермилло. Другой лапой кот наклонял кружку с водой, несколько капель которой уже упали на лицо магистра.

– Вставай-й-й уж, проспиш-ш-шь ведь соревнования-то, – говорил кот. – Не увидиш-ш-шь, как первокурсничкам наш-шим нос утрут.

– Да встаю, встаю. – Пропст приподнялся и вытер лицо рукавом халата, в котором так и проспал всю ночь. – Сколько времени-то?

– Поесть уже не успее-ш-ш-шь. Давай-й-й одевай-йся и пойдем на Ловаш-ш-ню – смотреть, как наш-ша молодежь опозорится.

– Ладно-ладно, еще неизвестно, кто победит. Тем более – на льдине!

– Ха – неизвестно! Я тебе прямо сей-йчас сказать могу, что размажут второкурсники новичков, как нож масло по хлебуш-ш-шку мажет! Запросто размажут.

– А вот это мы еще посмотрим, – не согласился с другом Пропст и поспешно начал собираться, чтобы не пропустить старта.

В то субботнее утро декан факультета рыболовной магии Эразм Кшиштовицкий пребывал в не самом лучшем расположении духа. Стоя у окна своего кабинета и прихлебывая кофе из чашки в форме разинувшего пасть бычка-камнееда, он глядел с высоты самой высокой башни факультетского замка на студентов и преподавателей факультета рыболовной магии, а также многочисленных зрителей, двумя потоками направляющихся к местам предстоящих соревнований.