Корпус! Он же совершенно открыт! И я впечатал в синее пятно один за другим два удара, отчего Керимов хекнул, словно подавившись, и скрючился пополам. Левая перчатка опустилась, открывая левую же половину лица, и я с наслаждением засадил в челюсть правым боком.

Боковой – он же хук – самое грозное оружие в арсенале боксёра. Я ударил «кружкой». В советской школе бокса такой удар ещё долгое время будет считаться неприемлемым, потому что для его правильного исполнения необходим замах, а замахнуться – значит открыть зону подбородка, то есть пренебречь защитой. Поэтому советский боковой наносится горизонтальным кулаком, когда поднимался локоть и кулак по кратчайшей траектории знакомится с лицом соперника. Сильные стороны этого удара в том, что он требует меньших физических затрат, он более маневренный, ибо его можно нанести во время сокращения дистанции, на отходе, либо на средней дистанции, но он не обладает сокрушающей мощью.

В американской школе бокса боковой удар наносится «кружкой». Это чревато ослаблением защиты, но если попадёшь… Учитывая то, что голова соперника находилась почти на уровне моего живота, я пробил «hookercut», когда рука занимает среднее положение между классическим боковым и классическим апперкотом. Шансов у Керимова не было. Он тут же растянулся на канвасе, лицом вниз, подгребая под себя ногой, словно пытаясь плыть по-лягушачьи.

– В угол! Один, два, три…

Можешь не считать, думал я, своя в нейтральном углу и наблюдая за бесплодными попытками Ильшата Керимова встать хотя бы на четвереньки.

– Аут!

Дальше всё прошло словно в каком-то тумане. Радостные вопли Казакова, вскинутая рефери вверх моя рука, подиум, где мне вешают на грудь медаль высшего достоинства, вручают Кубок с фигуркой боксёра и грамоту. Потом короткое интервью местному телевидению… Окончательно пришёл в себя под душем, куда отправился сразу после награждения. Стоял под прохладными струями и думал, что в запасе у меня два месяца, и что придётся пока и правда походить с палочкой, если я хочу, чтобы к чемпионату СССР моя лодыжка оказалась в порядке. И что по возвращении в Свердловск мне должны вручить корочки КМС. И что ждёт меня там Полина, ждёт Вадим, сокурсники, а в Асбесте, куда я обязательно заеду, ждут меня родители… И вообще будущее виделось светлым и безоблачным, как у каких-нибудь киногероев, которые в концовке фильма после всяких передряг собираются жить долго и счастливо. Вот только жизнь – не кино, и в любой момент тебе может прилететь кирпичом по голове. Или обрезком трубы. Или… Впрочем, в такой момент думать о плохом не хотелось. Задача-максимум на текущий момент выполнена, а дальше будем решать проблемы по мере их появления.

В институте меня встречали как героя. Ректор лично пожал руку и пообещал мне повышенную стипендию. Я хотел уже было скромно ответить, что, конечно, весьма признателен, но моё финансовое состояние позволяет мне отказаться от повышенной стипендии в пользу более достойного кандидата, но вовремя сдержался.

О том, что я неплохо зарабатываю на ресторанных песнях, Фёдор Петрович узнал ещё до моего отъезда в Кутаиси. То есть до него довели информацию, что студент Покровский платит нехилые комсомольские взносы со своих гонораров за песни, которые исполняются ресторанами всего СССР. Мы даже поговорили с ним на эту тему. Заостровский опасался, что за эти песенки могу получить по голове не только я, но и он. Правда, я его успокоил, когда сказал, что тексты были опубликованы в газете, не несут в себе какой-то похабщины, и гонорар за исполнение этих вещей я получаю официально.

Я согласился. Но с условием, что стипендия – все 50 рублей – будут ежемесячно перечислять на счёт моей родной школы в Асбесте. И что они будут расходоваться на нужды пионерской организации. А им есть ан что потратить деньги. Барабан, например, новый купят для школьного ансамбля, или книги для внеклассного чтения. Или вообще пусть каждый месяц ездят в Свердловск н спектакли областного драмтеатра.

Фёдор Петрович обещал подумать. А я озадачился мыслью, как и в самом деле повысить благосостояние моего товарища. Даже если ему назначат повышенную стипендию в размере 50 рублей – это не сильно серьёзно. Эх, вот если бы Вадик клад нашёл…

Читал когда-то про найденный в деревне Юшково Тугулымского района клад. Хозяин копал огород и наткнулся на полость в земле, заполненную монетами. 12 000 монет номиналом в пять копеек и общим весом в 37 пудов. Общая сумма находки вытянула на 600 царских рублей. Клад был передан в музей, а тот, кто его нашёл, получил свои премиальные. Наверное, неплохие. Но хотя бы знать фамилию счастливчика… Да даже если и узнаем, как объяснить, что мы решили покопаться на его огороде? И Вадим вряд ли подпишется на такую авантюру. Опять же, достанет расспросами, откуда я узнал про клад… И предложит сообщить куда надо, а не тащиться к чёрту на кулички.

Ладно, пока эту тему отложим на дальнюю полку.

Полина мне тоже устроила прекрасный приём. То есть сначала она испугалась, увидев, как я опираюсь на трость, а потом успокоилась, когда я объяснил, что ничего страшного. Тем более я чемпион! Тем же вечером в день приезда я сводил её в ресторацию, а ночь мы провели в её съёмном домике. Клавдия Михайловна уехала как раз на неделю навестить подругу детства в Челябинск, а Настя сама предложила переночевать у одногруппницы. Та жила с бабушкой, которая была не против, благо что лишняя кровать у них имелась.

А мы провели ночь на хозяйском диване – не на пружинной же кровати, на которых спали девушки, заниматься тем, чего в СССР нет. К счастью, не сломали, хотя, такое ощущение, были близки к этому.

За Полину я тоже искренне порадовался, когда в первые же минуты нашей встречи был проинформирован, что, пока я гостил в Грузии, она уже успела съездить в столицу и порепетировать с оркестром Силантьева. И самое главное, что он одобрил её кандидатуру. Теперь ей нужно будет появиться в Москве уже на генеральную репетицию 29 октября и задержаться на сам концерт, который состоится через день после генеральной, 31 октября, в субботу.

– А я же ведь ещё не член Союза композиторов и даже не член Союза писателей…

– Юрий Васильевич обещало всё уладить, сказал, что у него всё на мази.

– Дай-то Бог, – пробормотал я.

Про меня написали даже небольшую заметку в молодёжной газете «На смену!», правда, без фотографии. А могли бы и интервью взять, я человек не гордый, пошёл бы навстречу. Но хоть не забыли упомянуть, что я теперь КМС – корочки мне вручил в институте в кабинете у ректора председатель областного СДСО «Буревестник».

На ближайшие выходные метнулся в Асбест. А по возвращении меня пригласили в областной спорткомитет. В кабинете «главного спортсмена области» Петра Александровича Репьёва, которого я раньше видел только один раз на телекартинке, присутствовал ещё один человек – моложавый, на вид чуть за тридцать, в хорошо сидящем на нём костюме, но с военной выправкой. Как позже оказалось, с милицейской. Он сразу же ощупал меня цепким взглядом, продолжая сидеть за столом Репьёва. А тот резво поднялся и двинулся мне навстречу.

– Поздравляю с победой на первенстве «Буревестника»! – протянул руку Пётр Александрович. – А что у тебя с ногой?

Я хотел было отшутиться фразой из «Бриллиантовой руки»: «Шёл, поскользнулся. упал, очнулся – гипс», но не рискнул. Взгляд незнакомца как-то не располагал к шуткам. В общем, сказал правду, что, мол, перед боем на экскурсии потянул связки, и потому выступал в финале практически на одной ноге.

– Однако… Но ведь впереди чемпионат СССР!

– Он в ноябре, а я если ногу сильно напрягать не буду, то через пару недель уже смогу понемногу включаться в тренировочный процесс. А к Каунасу должен быть в полном порядке.

– Ну если так, – протянул Репьёв. – Кстати, знакомься, это Виктор Степанович Хомяков, представляет областное спортобщество «Динамо».

Да уж, это как раз тот случай, когда фамилия совсем не соответствует внешности. Но жизнь – штука сложная и многогранная, в неё ещё и не такие казусы случаются.