— Ха-ха-ха! — Тимур оторопело огляделся, ища глазами смеющегося. — Вот же старая лиса, Кресток… Ха-ха-ха-ха! — смеялся тот самый седой как лунь старейшина, который как и остальные спокойно, словно ничего не случилось, спокойно сидел на своем месте. — Не ожидал такого от него… Не ожидал, — у Тимура аж волосы встали дыбом от такого сюрреализма — посреди быстро прибывавшей воды и мечущихся от ужаса гномов в кресле сидел и смеялся глубокий старик. — Все у нас отнял… Наших детей, земли, недра, а теперь значит… пришла и пора наших жизней… Кресток, старый лис… Ха-ха-ха-ха!

«Похоже у старика окончательно поехала крыша! — вода уже доставала ему до колен; еще немного и о детях можно будет забыть. — Черт! Да, тут настоящая война! А я со своим недоделанным порохом вожусь?! — как-то ни странно, но его как и старика тоже начал разбирать смех. — Всю ночь дерьмо руками выгребал и просушивал, а потом его же и нюхал, а эти…, — он чувствовал, что сейчас начнет дико ржать. — Эти просто взяли и где-то русло реки завалили и все… Амба!».

— Господин граф, это здесь! — закричал ушедший вперед гвардеец на высоком сером жеребце, показываясь из-за очередного поворота.

«Если до вечера не найдем клановую территорию Черных топоров, то придется ночевать прямо здесь, — с раздражением подумал Фален, поворачивая коня в ту сторону. — Проклятье! Я лично выбью все зубы этому пьянице, возомнившему себя знатоком территории гномов…».

Следом за ним повернули и оставшиеся всадники — двенадцать человек — все, кто смог дальше продолжать путь после недавней изматывающей гонки. Остальные с золотом должны были догнать их чуть позже, когда раздобудут новых, взамен павших лошадей.

— Лафает, думаешь на этот раз мы свернули правильно? — Фален спросил устало бредущего за ним лейтенанта, который пот покрывающей его серой пыли напоминал жителя далекого юга.

— Похоже, — равнодушно пробормотал тот; эти несколько дней бешеной гонки даже из него выбили весь его аристократический лоск. — По крайней мере, вон та скала очень напоминает топор, — он кивнул графу за спину. — Видите?

Хм… Похожа, — вынужден был признать Фален.

За поворотом оказалась большая площадка, посыпанная твердым утоптанным песком. Они примыкала к высокой скале, замысловатую верхушку которой они и видели, когда подъезжали.

В основании скалы располагался громадный выдолбленный в камне вход, выступающую крышу которого поддерживали широкие колонны.

Тот самый гвардеец, что проверял этот поворот, подошел к полузакрытым воротам и стал рассматривать резное необычное переплетение рун на деревянных створках. Серебристо серая резьба на потемневших от времени дубовых досках, действительно, привлекала внимание… Парень, поправив сползавший тяжелый шлем, протянул руку к воротам, как из глубины пещеры раздалось странное шипение, чем-то напоминавшее сильно усиленное шипение ядовитой каменной гадюки.

Только что спешившийся Фален удивленно повернул голову. Воображение ему сразу же нарисовало ползущего из темноты гигантского полоза, в пасти которого торчат исходящие ядом острые клыки.

— Что там? — побледневший гвардеец, дернул за створку сильнее, пытаясь ее открыть.

Вступающая как огромный усилитель звука, система пещер заполняющегося водой подземного города выдавала на поверхность совершенно необычные модуляции звука, которые превращались то в змеиное шипение неведомого гада, то протяжный звериный ор.

— Помогите ему! — приказ граф и ближайшие двое гвардейцев тоже спешились, чтобы прийти на помощь своему товарищу.

И именно в этот момент земля под их ногами неуловимо дрогнула, а по скале одновременно с противным скрежещущим звуком пошли трещины. И кони и люди с трудом устояли, но через несколько секунд случился второй удар — волна пыли, камней и грязи вырвалась из под земли. Стоявшие на ее пути полу распахнутые створки резных ворот одним рывком вырвало с корнем и многокилограмовые махины, упав на землю, с треском развалились. Вместе с ними с металлическим звоном выстрелили и массивные кованные петли.

От поднятой в воздух пули ничего не было видно. Жалобно ржали сваленные кони, матерились ничего не видящие солдаты. Самого же графа отбросило аж на кустарник, ветви которого, к счастью, и смягчили удар.

— Лафает! — он с трудом различал окружающий его пейзаж; его глаза были забиты песком и грязью. — Живой? Отзовитесь, кто живой? Проклятье! Что там, к черту случилось?

Наконец, он добрался до притороченной к поясу фляги и смог промыть свои глаза.

— Благие Боги! — вырвалось у него, при виде перепаханной земли вокруг совершенно неузнаваемого входа в подземный город. — Это какое-то безумие!

Тут из темного зева горы начал раздаваться приближающийся вопль и сильный топот. Солдаты, едва услышав его, стали нервно оглядываться друг на друга. Они не понимали, что это такое приближается. Кто-то уж вытащил клинок, готовясь встретить выскакивающего врага…

Но из под горы, в пыли, осколках камней и стекающей воды выбежал крошечный гном. По его измазанной мордашке текли слезу, сам он дико захлебываясь ревел.

— А-а-а-а-а! — сиреной раздавался вопль из его искривленного рта. — А-а-а-а!

Следом за ним выбегали женщины, дети по старше! Гномы! Некоторые из них, не обращая ни какого внимания на стоявших с обнаженным мечами солдат, бежали дальше и только там, за несколько десятков метров от пещеры падали на землю. Другие валились без сил прямо около входа…

Женщины, дети, пара тяжело дышавших стариков, несколько взрослых гномов, всего около сорока гномов успело выскочить из пещеры.

Вдруг Фален, к своему удивлению, узнает в гноме, который шатаясь тащил на своей спине еще одного, того самого Колина, к которому был послан. Граф крикнул гвардейцам, чтобы они помогали выбравшимся гномам, а сам пошел вперед.

Наконец, они снова встретились… Высокий, измученный многочасовой скачкой, серый от пыли, граф и коренастый, полностью промокший, тяжело дышавший гном.

— Ты мне должен, гном, — Фален требовательно посмотрел на него.

Тимур снова и снова всей грудью вдыхал горный воздух. Чистый, густой, словно сметана, он не мог им надышаться.

— Ты дал слово гном, — продолжал граф. — Пришло время отдавать долг.

Тимур машинально кивнул головой, словно со всем соглашаясь. Его взгляд прошелся по своим сбитым в кровь пальцам, которыми он расшатывал каменные завалы в пещере. Потом на секунду остановился на длинной кровоточащей прорехе на бедре, оставленной острым как клинок каменным осколком.

— Должен говоришь…, — с какой-то растерянностью пробормотал он, продолжая рассматривать сбитые в кровь ноги. — Долг…, — смотрел и на лежавших на земле соклановцев, которых из последних сил вытаскивал из каменного мешка с прибывающей водой, в который превратился зал Совета. — Боже… Долг… Ха-ха-ха-ха! — вдруг гном повернулся к графу, с чувством рассмеялся. — Ха-ха-ха-ха! Ты спрашиваешь о долге?

Пожалуй именно эти вот слова, высказанные совершенно серьезно и с соответствующим выражением лица, оказались для него последней каплей… Стоя перед графом, Тимур мысленно был еще там, в зале, посреди быстро заполняющейся водой каменной ловушки. Перед его широко раскрытыми невидящими глазами стояли женщины и дети, жавшиеся к каменным колоннам, мужчины, телами прижимающие тяжелые ворота, и спокойные словно мумии старейшины. Его большое сердце еще продолжало с силой сжиматься, гоняя кровь по жилам. Он чувствовал эти толчки в висках, в груди, в руках.

— Ха-ха-ха-ха! — смеялся он так, словно в последний раз. — Ха-ха-ха! Долг… Ха-ха-ха-ха!

Атмосфера абсолютного отчаяния, словно волна накрывшая барахтавшихся как беспомощных кутят гномов, не отпускала его, отравляя эти мгновения. Тимур смотрел по сторонам, но видел лишь темные мерцающие в полумраке холодные волны, толчками выбрасывавшиеся из-под низа. В ушах стояли хрипящие крики захлебывающихся детей, женщин — гномов, для которых искусство плавания всегда воспринималось как нечто запредельное…