В. Засулич: «…Я решилась хоть ценою собственной гибели доказать, что нельзя быть уверенным в безнаказанности, так ругаясь над человеческой личностью… (В. И. Засулич была настолько взволнованна, что не могла продолжать. Председатель пригласил ее отдохнуть и успокоиться.)... Я не нашла другого способа… Страшно поднять руку на человека, но я находила, что должна это сделать».

– Что это? – Я не мог поверить, на моих глазах пресса делала то, что не могли сделать англы. – Откуда это?

– Это опубликованная стенограмма суда. Прелестно, не правда ли? – Добродеев зло дернул щекой. – И весь свет нашего города сейчас жалеет эту мерзавку.

Я не мог ничего сказать в ответ. Было мерзко и пусто.

Следующий день мы обустраивались и знакомились с городом. Я настоял, чтобы нам выдали четыре карты с планом города. Удивительно, но спустя три часа они были у меня. А вот отличия от Киева были, причем в лучшую сторону: генерал-губернатор Одессы, граф Тотлебен, был по-военному крут. И порядок наводил железной рукой, и крови не боялся. На третий день я попался ему на глаза. Немного пропесочив меня за форму, он поностальгировал о временах Плевны. Оказывается, он отлично помнил нашу сводную бригаду и очень жалел, что ее расформировали. Узнав о добром ко мне отношении, губернаторская челядь наперебой начала оказывать знаки внимания. Противно. Сперва ноль эмоций, фунт презрения, а после… Дрянь, а не люди. Но тут я попал в руки статс-секретарю Панютину. По отзывам ребят из управления, хваткий и жесткий мужик, социалисты его люто ненавидели за наводимый порядок.

– Итак, Сергей Петрович, я рад с вами познакомиться. – Он протянул руку. – О вас я слышал самые лестные характеристики. Говорят, ваш отряд прозвали «Мертвая голова»?

– Степан Федорович, это знак отличия за Плевну. А господа революционеры уже по-своему нас перекрестили.

– Очень интересно, а что нужно сделать, чтобы так прославиться? – произнес женский голос.

Твою мать! Нет, ну что тебе здесь надо? Передо мной стояла гребаная амазонка.

– Александра Семеновна, позвольте представить вам господина поручика.

– Ах, Степан Федорович, я в чинах разбираюсь, вот только я не вижу поручика, – непринужденно улыбнулась она. Стоящие рядом лизоблюды угодливо захихикали.

– А я к славе не стремлюсь, – ухмыльнулся в ответ я. – Мы люди скромные, и известность нас пугает.

Панютин мгновенно понял, что между нами пробежала черная кошка, и постарался увести меня от греха подальше.

– Странно, за Дунаем турки вами пугают детей. – Похоже, она не привыкла, что последнее слово остается не за ней. – Как вы называете свои походы? Ах да, рейды, кажется. Так после них мирные жители бегут подальше. Чистили тылы, я правильно говорю?

– Абсолютно. Вот только по тылам бегают не мирные крестьяне, а отряды башибузуков. Вам, бывшей за Дунаем, нужно говорить, что они творят? – пролязгал я. – Поэтому позвольте мне судить, как правильно воевать с ними.

– Что вы, поручик, у меня и в мыслях не было вас поучать.

– Гляжу, успешно отбиваетесь, Сергей Петрович, – добродушно улыбнулся подошедший Тотлебен. – Прям как под Ловчей. Не смущайтесь, Александр Константинович о вас прекрасно отзывается, а тебе, Сашенька, не стоит злить молодца, а то мигом ночью умыкнет. Он у нас любил по турецким тылам лазить.

Приход Тотлебена разрядил обстановку, и Панютин попробовал тихо увести меня. Я в этом не препятствовал, так как сам желал быть подальше. Но чертова девка, похоже, закусила удила.

– Сергей Петрович, а вот как быть с общественным мнением?

– Во врага не стреляют общественным мнением, его разят пулями. – Намек на нынешнее положение дел был более чем прозрачным. – Все великие империи созданы железом и кровью.

– Отлично сказано. – Тотлебен с одобрением посмотрел на меня.

Слава богу, больше пикировок не было, и я наконец убрался оттуда.

– Поздравляю вас, Сергей Петрович, немногие оставляют за собой последнее слово в разговоре с Александрой Семеновной. – Панютин походил на довольного кота. Похоже, эта девка его здорово достала. – Она приходится графу двоюродной племянницей, и он ее балует. А теперь приступим к работе.

Обговорив с ним наши задачи, я вернулся в управление. Потянулись рабочие будни. Правда, благодаря Засулич скучными они не были: пару раз разгоняли студентов, вместо лекций собиравшихся на демонстрации, один раз были на месте убийства агента. Естественно, без толку, убийц так и не нашли. Так прошла неделя.

С самого утра у меня было нехорошее предчувствие, душа была не на месте. Свербело. Такое было уже со мной один раз в той жизни и пару раз в этой. И всегда это кончалось трупами. Причем не абстрактными, а моих хороших знакомых. Проверил ребят, оружие, пересмотрел гранаты. Велел затариться, как будто мы снова под Плевной. А вещун не затихал. Ребята мигом просекли и навьючились оружием и припасами, как верблюды. Местные, увидев нас, занервничали. Я понимал, что творю глупости, но сдать назад просто не мог. Интуиция буквально орала «аллярм». Проторчав целый день в управлении, я немного успокоился.

– О, гляжу, вы готовы. – Влетевший в дежурку Добродеев просто кипел. – Собирайтесь, постоите рядом на всякий случай.

– Что случилось?

– Случилось? Эх, Сергей Петрович, есть адрес, где эти революционеры соберутся. Все, давайте за мной.

– Да подожди…

– Некогда ждать, выходите.

Маски на лица, шлемы на голову – и вперед. У входа уже стояло с пятнадцать нижних чинов. Шикарно живут, у нас в Киеве вместе с моим отрядом всего три десятка.

– Так. – Вышедший Добродеев окинул нас взглядом. – Осназ останется у подъезда, остальные перекрывают улицу.

Твою мать, капитан, ты что творишь? Но влезать в дискуссию я не стал. На Садовой рядовые встали в оцепление, а я попытался уговорить Добродеева пустить вперед нас. Но, увы, безуспешно. Проводив его с пятью жандармами взглядом, остаюсь, согласно приказу, внизу.

Ждать так ждать, но расслабляться рано. Выстрел. Накаркал.

– Б…, Иванов, трое с тобой, остальные за мной. Влетаю в подъезд. Еще один выстрел. Топот ног. Сверху на меня летит рядовой.

– Вашбродь, капитана убило.

– М-мать!

На площадке хаос. Двое тащат Добродеева, еще один поддерживает раненого унтера. Повоевали.

– Всем вниз. Синицын, дверь!

Словно на учениях, тот мгновенно устанавливает заряд. Отсчет. Три. Два. Один. Взрыв.

– Гранату!

Стоящий рядом сапер аккуратно закидывает в приоткрытую дверь «колотушку». Взрыв.

– «Зарю»!

Следом летит заряд. Взрыв. Пошли, пошли. Впереди тройка. У первого в руках «метелка», второй с револьвером, замыкающий сапер с «колотушкой». Перепрыгиваю через труп женщины, выстрел из-за перевернутого дивана. Мимо, сзади дважды хакает «метелка». От дивана летят ошметки.

– Всем лежать, б…, лежать, е…, не двигаться!

Девка пытается подняться, ударом ноги сбиваю ее снова на пол.

– Лежать!

Все! Все. Все… Картина удручающая, словно мы опять под Плевной.

– Все целы?

В ответ слышу, что убитых и раненых нет.

– Вашбродь, бумаги. – Синицын протягивает мне обгоревшую по краю пачку.

– Всех в управление, покойников тоже, раненых перевязать.

Результат довольно неплохой: трое убитых и двое раненых, контужены, правда, все, но это не страшно. По-хорошему их сейчас колоть надо, классический момент истины. Но, увы, я не знаю, о чем спрашивать. Поэтому скрипя зубами быстро отправляю всех в управление, там должны сами разобраться с ними.

– Господин поручик, вы понимаете, что вы, да-да, именно вы, совершили? – Ходивший передо мной ротмистр был здорово взвинчен. – Додуматься до такого…

– Господин ротмистр, я арестовал опасных заговорщиков. И мне непонятно, почему их еще не допрашивают.

– Вы не у себя в Киеве.

– Я это заметил, у нас, – я это особо выделил, – давно бы уже допросили и начали полученные сведения реализовывать.