Когда у вас Великая Депрессия, ничто так поддерживает, как пакетик имбирных пряников, подаренный хорошими друзьями.

Друзья ещё могут поддержать вас весёлой песней. Хотите вы этого или не хотите.

Приглашаем на работу!

Приглашаем на работу!

Старшими кассирами,

Кассирами билетными!

Когда вокруг вас скачут, безостановочно выкрикивая этот куплет и тряся над вашей головой бутылкой с газировкой, поневоле приходится включаться:

Старшими кассирами,

Кассирами билетными,

Такими некрасивыми,

Такими незаметными…

Восторг слушателей ещё больше поднимает ваш дух, и вы, незаметно для себя, переходите уже на прямой плагиат:

Синий стоит восемь центов,

Жёлтый стоит девять центов,

Красный стоит только три.

Осторожней режь, смотри!

Эх! режьте, братцы, режьте!

Режьте осторожно!

Режьте, чтобы видел

Пассажир дорожный!

— Ух ты! – кричит Юлька. – Кого резать-то? Кассиров, да?

— Ура! – кричит Туська. – Будем резать! Будем бить! Будем грабить и… тащить!

— Люди, вы звери, - вздыхаю я. – Не кассиров, а билеты. Это песенка кондукторов. Были такие люди в древние времена. Они ездили в трамваях, отрезали разноцветные билетики и продавали их пассажирам.

— А-а-а… - разочарованно тянет Юлька. – Ну, да. Ясно. Кассиров же нельзя резать. В милицию могут забрать.

— О-ой! – Туська тормозит на скаку, вдохновлённая приятным воспоминанием. – А у нас Костика недавно чуть в милицию не забрали!

— Что, он всё-таки засыпался? – интересуюсь я. – Ой.. То есть, нет. В смысле – за что забрали?

— ЧУТЬ не забрали! – поясняет Туська. – Он пароль забыл.

— На явочной квартире?

— На своей. Для сигнализации. Он домой пришёл, а охрану не снял. Пароль забыл. И приехала милиция, представляешь? И чуть его не забрала!

— Ну, насчёт «чуть не забрала» - это вы, пожалуй, хватили. Это вы выдаёте желаемое за действительное… Юль, что это за липкая га… что за напиток богов, которым ты меня поливаешь? Уж больно того.. больно запах крепкий. Как это называется?

— Про-пил! Бен-зол! – скандируют они хором.

— Что-что? Кто вам это сказал?

— Кос-тик! – скандируют они.

— Он его тоже пропил! – уточняет для верности Юлька и трясёт бутылкой ещё победнее и ожесточённее. – А потом пароль не смог вспомнить!

Ну, как можно в таких условиях наслаждаться Депрессией, скажите на милость?

Правда, через четверть часа действие Пропил Бензола несколько ослабевает, они обе плюхаются на диван и тянутся к шкафу с альбомами по искусству. На дорогой мелованной бумаге так хорошо отпечатываются следы от липких пальцев, что лучшего и желать нельзя.

— Это кто – Адам и Ева, да?

— Да. Видишь, их из Рая выгоняют…

— Кто выгоняет? – сразу же становится серьёзной Юлька.

— Ангел с огненным мечом. Вот он – видишь?

— Он не сам! – поясняет Юльке Туська. – Ему Бог велел их выгнать.

Я жду, что Юлька спросит: за что. Но она не спрашивает. Видимо, по собственному опыту знает: раз выгоняют, значит, есть, за что. Вместо этого она спрашивает другое:

— А обратно им можно?

— Можно, - неожиданно отвечает Туська. – Только они не могут войти. Они пароль забыли.

— Какой пароль? Для входа?

— Да. И теперь никак не могут вспомнить. А без пароля их не пускают.

— А кто им пароль-то сказал? – интересуюсь я. – Ангел?

— Да. То есть, нет. Бог сказал. Потихоньку, на ушко. Чтобы ангел не слышал, что он им говорит. А потом, уже не на ушко, а громко… говорит: а ну, уходите отсюда вон! И чтоб я вас больше не видел. А потом тихонько им говорит: придёте, скажете пароль, и ангел вас пустит. А без пароля не пустит, у него эта…

— Инструкция.

— Да. И они ушли. И жили где-то долго-долго. Потом думают: давай уж, вернёмся. Подошли к воротам. Подошли, а там ангел с мечом. А они пароль забыли, оба. И Адам, и Ева. И ангел их не пустил.

— Ну, вот, - говорит появившаяся из кухни Юлькина мама. – С таких лет уже начинаются вольные интерпретации священных текстов. Туська, это всё хорошо, но лучше не выдумывать, а рассказывать, как было на самом деле. Ну, то есть, как в книжке написано, так и рассказывать.

Эге, - думаю я. – В книжке там на эту тему такое написано, что без интерпретаций никак не обойтись, при всём желании. Иначе – хоть ложись да помирай.

— А знаешь, - говорит Юлька, - на самом деле не только в Рай нельзя. Ещё много чего нельзя. Нельзя близко к домам ходить, когда март. Потому что сосульки. У нас на доме даже висит – знаешь? - такая бумажка: «Обращайте внимание на падение сосулек!»

— Не так, - поправляет Туська. – «Наблюдайте за падением сосулек!»

И мы идём на улицу наблюдать за падением сосулек. А это, братцы мои, скажу вам - совсем не то что наблюдать за восходом луны, цветением вишен или падением курса валют. Даже и сравнения никакого нет.

Стараясь максимально соблюдать технику безопасности, мы издалека смотрим, как они истекают сверкающими каплями, а иногда и вправду срываются и с глуховатым треском падают на мостовую, разлетаясь при этом на острые осколки. Каждое падение встречается сдержанно-восторженным визгом.

— Как будто вазу хрустальную бьёшь, да? – мечтательно вздыхает Юлька. – Или люстру!

На углу возле арки выпущенный из длинной чёрной иномарки парень лет двух-трёх отобрал у дворника Настоящую Лопату и теперь в сосредоточенном упоении возит ею по асфальту. Родители топчутся рядом и терпеливо улыбаются. Невозмутимый дворник курит, привалившись к стене сгорбленной оранжевой спиной. Когда мы проходим мимо этой жанровой сценки, Туськино лицо выражает нежную снисходительность, а Юлькино – лютую зависть.

Рядом, под той же аркой, мается здоровенный ньюфаундленд с сосульками на пузе.

— Ну, Басенька, - умоляет его хозяйка, - ну, как это – домой? Мы же ещё часа не гуляем! Ну, давай ещё кружочек вокруг дома – и всё. Ладно?

По лицу ньюфаундленда видно, что у него тоже Великая Депрессия. Надо будет при случае познакомить его с моей Собакой. Кстати, мой юный сосед, когда бывает индейцем, то просит называть его Чёрный Сук. Я верю, что это в честь моей Собаки.

— Смотри – вон на том здании тоже сосульки! – говорит Туська и тычет пальцем куда-то вверх.

— А что такое – здание? – спрашивает Юлька, послушно задирая голову.

— Это дом, - не очень охотно поясняет Туська, занятая какими-то своими мыслями.

— Какой дом? Всякий?

— Нет. Не всякий. Только если он большой и красивый.

— А если не большой и не красивый?

— Тогда просто дом.

— А миро-здание – это какой дом? Это где магазин «Мир»?

— Нет... Это – другое…. Это когда дом – ну, такой.. совсем большой. Очень большой. Как тот дом, который рядом, у метро, здоровенный такой, стеклянный… Или не такой. Ещё больше. Как церковь.

— Церковь меньше!

— Ага, меньше! Зато потолок там какой – помнишь? Даже не видно, когда он заканчивается! И ангелы там, под потолком…

— Нарисованные?

— Настоящие!

— С мечом?

— Конечно. А ты как думала?

— А чего ж я их тогда не видела?

— А их плохо видно. Приглядываться надо. И то – не всегда можно разглядеть.

— А почему?

— Тётя Наташа говорит – акустика плохая…