Разумеется, взрослые пытались испортить мне удовольствие от фильма.

— Смотри, - говорили они, - какая эта царевна противная, капризная… орёт с утра до вечера, совсем, как ты. Вот будешь капризничать, и тогда…

И тогда приедет Емеля, - думала я, замирая от сладостных надежд. – И увезёт меня на своей печке туда, где сказочный терем и тихое солнечное озеро с лебедями. Значит, надо капризничать. Так, как эта румяная царская дочка, которая день-деньской упоённо льёт весёлые клоунские слёзы из трубочек с водой, спрятанных под жемчужным кокошником - до тех пор, пока не является во всей красе Емеля и не начинает откалывать с ней дурацкую, немыслимую джигу, очевидно, в представлении ирландца похожую на русский народный танец. А потом – захватывающий побег верхом на печке, погоня, счастливое избавление.. и дальше – совсем уже несбыточная сказка. Свекровь целует в щёчку и зовёт красавицей, соседи поздравляют и кружатся в радостном хороводе, и рядом – муж, который может абсолютно всё. Хоть со щучьим велением, хоть без него. Мужья, они ведь на то и мужья, чтобы всё абсолютно уметь и понимать. Уж это-то я в свои четыре года знала твёрдо.

— Ну, да, - говорила мама, с прищуром глядя на эту идиллию, – что это он такое ей поёт? Как возьмёшься ты за дело, сразу станешь весела? Конечно, как запрягут в работу, так плакать уже некогда – знай, надрывайся.

Но я знала, что такой человек, как Емеля, не даст своей жене надрываться. Да и зачем, в самом деле, когда всю тяжёлую и неинтересную работу сделает щука? А царевна будет пришивать к его штанам новые заплаты, раз уж ему так по вкусу этот фасон, прясть в охотку какую-то таинственную «куделю», петь песни под лебединый гогот и скрип колодезного журавля, печь толстые решётчатые пироги с яблоками и ждать, когда муж придёт с работы. И на комоде у неё, рядом с часами и радиоприёмником, будет хохочущая Емелина фотография в резной дубовой рамке….

Нет в мире зрелища более умиротворяющего и возвышающего душу, чем песчаная мышь, спящая в своём гнезде.

Ранним утром меня разбудило моё подсознание.

Сидя на краешке кровати, оно вкрадчивым, захлёбывающимся шёпотом рассказывало мне, какая я жалкая, противная и заброшенная. Не разобравшись спросонок, я начала было поддакивать и всхлипывать, но потом опомнилась, встряхнулась и, схватив со стола второй том нового романа Акунина, принялась гоняться с ним за подсознанием по всей комнате. По опыту я знала, что нельзя загонять свои эмоции в подсознание. Лучше дать им выход и загнать само подсознание куда-нибудь подальше. Обычно я загоняю его под кровать. Оно сидит там, глотая пыль и нехорошо посверкивая на меня жёлтыми пятнистыми глазами, и время от времени принимается возбуждённо стучать хвостом по полу. Но я сохраняю твёрдость. Пока оно там, я его не боюсь.

Управившись с подсознанием, я поставила на плиту кастрюльку с яйцами и пошла в гостиную поливать цветы и искать точку внутреннего равновесия. Сквозь щели в занавесках просачивались солнечные лучи. Они пахли выхлопными газами и опавшей листвой. Чётки, развешенные на стенах, тихо позвякивали и вспыхивали алыми и зелёными искрами. Мышь доедала кедровый орех и хмурилась своим мыслям.

И как только я отыскала в себе вожделенную точку, на кухне раздался выстрел. Потом ещё один. И ещё. Это стреляли по стенам забытые мною на плите яйца…

Диалоги

— Представляешь, такая досада… Целый день хожу сама не своя.

— А что случилось-то?

— Да сон приснился.. Как будто я выхожу мусор выносить… Уже необычно, да?

— Мусор выносить? Да, для тебя – необычно, правда.

— Крыса! Я же не о том совсем… Тебе лишь бы ехидничать. Я к тому, что необычно это во сне видеть. Иду я, значит, с ведром к мусоропроводу. И вдруг – лифт. Останавливается на нашем этаже и двери распахивает. Но никто оттуда не выходит. Я внутрь заглянула, а там – длинный такой зал, жутко красивый.. похоже на старинный богатый ресторан. Ну, вроде тех, где Станиславский и Немирович-Данченко… Скатерти белые, хрусталь, люстры до пола, лакеи с подносами. Короче, я обалдела. А лифт… нет, он не то чтобы вслух со мной разговаривает, но каким-то образом даёт мне понять, что меня приглашает. Ну, туда, в этот ресторан. А я стою перед ним в трениках и с мусорным ведром в руках и думаю: блин, да я ж не одета! А он мне даёт понять, что подождёт, сколько нужно, пока я переоденусь. Ну, тут я собралась с духом и сказала ему, что я порядочная женщина, и чтобы он отвалил. Ну, он закрылся и отвалил. А я теперь думаю: ну, какого чёрта отказалась? Он же в приличное место меня приглашал, не в бордель, не в стриптиз-бар… не в казино даже. Хороший ресторан, культурный… небось, кормят всякими расстегаями да стерлядью… блинами и икрой, пожарскими котлетами… что ещё там подавали во времена Станиславского? И я, как дура, отказалась! Тоже мне, кисейная барышня! Неприлично, видите ли… Хожу теперь и маюсь. Два раза лифт вызывала. Но он меня уже больше не приглашал и ничего такого не показывал. И правильно – любой бы на его месте обиделся!

****

Двое подвыпивших мужичков возле автобусной остановки.

— Ну, всё, пока. Я в магазин пошёл.

— Да куда ты пошёл-то? У тебя ж только рубль!

— Че-во-о у меня?

— Рубль только!

— Да иди ты на…! Нет у меня никакого рубля!

******

Денис (четыре с половиной года) и его мама

ДЕНИС. Мам, а кого ты больше любишь – девочек или мальчиков?

МАТЬ. Ты знаешь, не думала Наверное, всё-таки, мальчиков.

ДЕНИС (с удовлетворением). Поэтому ты меня родила, а не какую-нибудь Соньку?

МАТЬ. Вот погоди ещё пару годиков… может, тогда и Соньку рожу.

ДЕНИС (с тревогой). Ма-ам! Ну, зачем ещё Соньку? Не надо нам никаких Сонек.

МАТЬ. А разве ты не хочешь стать старшим братом? Заботиться о ней, заступаться….

ДЕНИС (неуверенно). Хо-чу-у… Только.. знаешь, что? Это же очень сейчас дорого – двух детей держать. Это же не каждый себе может позволить. Одни детские вещи… знаешь ведь, какие дорогие. Давай уж пусть она там так и останется.

МАТЬ. Кто?

ДЕНИС. Сонька эта.

МАТЬ. А где останется-то?

ДЕНИС. Ну.. я не знаю. Там, где она сейчас. Пусть там и остаётся.

По просьбе друзей собираю ассоциации, связанные у просвещённых россиян и прочих не-британцев со словом «Уэльс». Вот что удалось набрать.

Камни

Море

Снова камни.

Синие камни и розовая от вереска зелень

Шахты.

Шахтёры.

Абсолютно все мужчины в Уэльсе работают шахтёрами. А после работы моются, переодеваются и идут петь в любительском хоре. Потому что все валлийцы поют в хоре. Попробуйте поймать валлийца и заставить его спеть не-хором – он не сможет при всём желании. Зато хоры там божественные. Только в Уэльсе есть такие хоры. И ещё в Грузии. Больше нигде.

Камни и кресты.

У половины коренных жителей Уэльса фамилия Оуэн, а у другой половины – Гриффит. И всех мужчин без исключения зовут Дэвидами.