— Кто – все?

— Ну, все. Зрители чтобы боялись. Тогда им не так скучно будет. Артисты чтоб боялись.

— Точно! – радуется Костик. – Так какой-нибудь тенор пустит петуха, а Призрак – раз! – и тут как тут со своим веером.

— Какого ещё петуха? – оживляется Туська. – Живого?

— Да нет, это выражение такое. Когда кто-нибудь, не дай Бог, сфальшивит, Призрак – раз! – и веером ему под ребро…

— Нет! – Туська окончательно просыпается и широко раскрывает загоревшиеся вдохновением глаза. - Тогда Призрак превращается в чёрного кота и начинает его за кулисами передразнивать: мя-а-ау! мя-а-а-аыу! А поймать его нельзя же никак, он ведь невидимый и при этом ещё чёрный!

— Точно! – Я заражаюсь её вдохновением. - И ещё он портит декорации и костюмы в современных постановках. Потому что признаёт только хорошие классические трактовки. А если свадьба Фигаро, по замыслу режиссёра, происходит в сауне пятизвездочного отеля или, допустим, в сумасшедшем доме, Призрак устраивает всё так, что..

— Что режиссёр сам попадает в сумасшедший дом, в самый натуральный! – хохочет безжалостный Костик. - Вот там пусть и ставит и «Свадьбу Фигаро», и всё, что захочет! А Призрак тем временем злорадно хохочет: ха!ха!ха! - и выпивает за кулисами.. с этим.. кто эту самую «Свадьбу»-то сочинил?

— Моцарт, если мне память не изменяет.

— Вот-вот! С Моцартом.

— И с Сальери! – неожиданно выдаёт Туська.

— Вот именно. Ещё лучше. Не троих.

…Втроём они пьют из высоких призрачных бокалов, глядя сверху, с колосников, как суровые санитары ведут под руки режиссёра, а тот злобно мяукает на весь театр и топорщит усы, пока протрезвевшие с перепугу монтировщики спешно ставят новые декорации в строго классическом духе. Призраку Оперы на вид лет шестьдесят или немного больше. Он мал ростом, слегка полноват, плешив и раздражителен, хотя, безусловно, справедлив. Когда нет спектакля, он ходит по театру запросто, в мятых панталонах, заштопанных чулках и замасленном камзоле поверх голландской кружевной рубашки, вытертой до дыр. В день премьеры он одет с иголочки, как подобает, в бархатно-вишнёвый, под цвет театральных стульев, кафтан, в напудренный парик, подвязанный чёрной бархатной лентой… Раздаётся три удара в пол, за ними – скрежет невидимого железного веера, зал благоговейно замирает, и начинается увертюра.

Серия книг про Шопоголика Софи Кинселлы. Волшебная лавка, до отказа набитая леденцами и бижутерией. Ещё Честертон заметил, что леденцы, если их правильно разложить на витрине, будут пропускать через себя свет так, что это будет похоже на витражи. В романах Кинселлы они разложены именно так – правильно.

Женское чтиво, ни на йоту не выходящее из рамок стереотипа и при этом совершенно в эти рамки не укладывающееся.. Судите сами. Традиционная героиня этого жанра должна быть:

— в меру циничной

— в меру ироничной

— склонной к злословию, рефлексии и самобичеванию

— бороться со своими грехами и пороками (чаще всего с лишним весом)

— быть в постоянном конфликте с собой и окружающими (особенно, конечно, с Ним)

— непрерывно страдать из-за того, что попадает в Глупые Положения на глазах у Него

— ненавидеть Его

— обожать Его

— думать только о том, как изловить Его

Бекки из серии про Шопоголика не соответствует ни одному из этих требований. Простодушное, беспробудно счастливое дитя, она настолько гармонична в своём доходящем до идиотизма доверии к мирозданию, что мирозданию не остаётся ничего другого, как, скорчив притворно-досадливую гримасу, отвечать ей таким же доверием и любовью. Ей бесполезно «давать уроки» - она всё равно не способна ничего из них извлечь. Её невозможно вывести из равновесия, потому что она так устроена: что бы с ней ни случилось, она, поплакав и погоревав с полчаса, утрёт слёзы, высморкается в очередное банковское уведомление о перерасходе, и, как какой-нибудь мистер Микобер - тоже, кстати, англичанин, как вы все помните, - опять будет улыбаться сквозь слёзы в лицо Суровой Действительности и лепетать ей нежный младенческий вздор, от которого растрогалась бы и статуя кондотьера Коллеони на Сан Джованни э Паоло. В какой-то рецензии её сравнивают с Золушкой, попавшей в современное «царство шопинга». Ничего подобного. Оборвашка, которую всю жизнь держали в чёрном теле, а потом дали ей кредитку «Виза» и выпустили в магазин, будет, скорее всего, вести себя иначе. Нет. Штука в том, что Бекки никогда не была Золушкой. Её баловали и любили с самого рождения. Как раз из таких детей, как учит нас классика, и вырастают Настоящие Разбойники. Злобные, алчные, самовлюблённые и эгоистичные. Но, поскольку автор «Шопоголика» - не классик и может распоряжаться судьбами и характерами героев по собственному усмотрению, её Бекки – добрейшее и бескорыстнейшее создание с ясной душой, не замутнённой ни грехом, ни интеллектом. И если она и попадает в пресловутые Глупые Положения, то не столько из-за своего злосчастного пристрастия к шопингу, сколько из-за того, что категорически не может себе позволить хоть кого-нибудь хоть чем-нибудь обидеть и, запутавшись окончательно в сетях собственной лжи-во-спасение, вздыхает, выкидывает белый флаг и идёт утешаться в какой-нибудь торговый центр, предоставив Судьбе самой распутывать эти сети. Надо сказать, что Судьба никогда не отказывает ей в такой пустяковой любезности. Все проблемы Бекки неизменно решаются сами собой, при минимальном участии с её стороны.

Вы скажете – так не бывает? А вдруг – бывает? В своей жизни я не раз и, наверное, даже не два встречала таких людей. И видела, что почему-то – Бог весть почему...

и за что-то – Бог весть за что – Бог их любит. Может быть, за то, что они, сами того не зная и не понимая, безоглядно любят Его и не стесняются Ему доверять и доверяться? И, в отличие от нас, таких умудрённых и осмотрительных, твёрдо уверены, что уж если сорной траве Он дарит такие наряды, которые и Соломону во всей его славе не снились, то уж о них-то, о любимейших своих детях, Он всегда позаботится и оденет их так, что Соломон вообще скиснет от зависти. И Бог, в ответ на эту их любовь и доверие, со вздохом закрывает глаза на их ребяческие шалости и потворствует их ребяческим слабостям. И, если и наказывает, то не так сурово, как они, по нашему мнению, заслуживают. Потому что грехи их так же невинны и безоблачны, как их помыслы, и то, что мы в справедливом раздражении называем «манией», «алчностью», «попыткой заполнить душевную пустоту и компенсировать внутреннее убожество», возможно, в Его глазах – лишь радость ребёнка, попавшего в лавку с леденцами и игрушками. Бедняжка Бекки гоняется за дорогими туфлями от какой-нибудь «Дольче энд Армани» не для того, чтобы сразить наповал соперниц и потешить собственный нарциссизм, а ради них самих, ради из Несравненной, Неземной, Неописуемой Красоты – как сумасшедший энтомолог гоняется за редкой бабочкой. При всём своём пристрастии к дорогим брендам она ничуть не презирает тех, кто этого пристрастия не разделяет и ходит по жизни в рваных джинсах и вытертой футболке. Ей одинаково чужды как зависть, так и снобизм. Как все счастливые дети, она твёрдо знает, что мир – большой и безумно интересный, в нём хватает места для всех и для всего и гораздо интереснее «любоваться им, как чашечкой цветка, чем, давясь, пожирать его, как гусеница». Ей-богу, Бекки – совершенно гриновский типаж, способный, услышав историю Фрези Грант, прослезиться, как Дэзи, от восторга и понимания. Если впереди – сияющий остров с синими сказами и золотыми водопадами или сияющий торговый центр с надписью через всю витрину «СКИДКИ ДО 70 ПРОЦЕНТОВ!», то можно смело ступить ногами на бездну и, протянув руки перед собой, бежать вперёд к цели, перескакивая с волны на волну.