— Ну и что? – спрашивает она, не отрываясь от созерцания и поглаживания.

— Как – что? Раз – и в дамки, что ли? Минуя все остальные стадии?

— Какие стадии? – стой же сосредоточенной, нездешней улыбкой осведомляется она.

— Как – какие? Остальные! Ну, там, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм… У них что, этого вообще, что ли не было?

— Не было, да? – без малейшего удивления откликается она. – Это они молодцы, да. Хорошо сэкономили.

И приникает кудрявыми локонами к его согбенному над фолиантом плечу.

В другом углу бывшие абитуриенты всё ещё переживают перипетии недавних вступительных экзаменов.

— Понимаешь, я написал, что Обломов – лишний человек. И за это мне снизили оценку. Но я не понимаю – он что, не лишний разве? Печорин и Онегин – лишние, а Обломов, получается – не лишний, что ли?

— Да лишний он, лишний. В русской литературе, по-моему, вообще все люди – лишние.

— Почему?

— Да так. Ни к чему они как-то.

Ещё один юноша, конфузясь, протягивает дежурной требование.

— Интересная у вас фамилия, - задумчиво басит дежурная – Не моё это дело, конечно, вы не обижайтесь….

— А чего такого интересного? – всё-таки обижается он. – Обычная русская фамилия. Архипов.

— Архипов, говорите? – вздыхает дежурная. – А написали что? Архетипов.

— Не может быть! – пугается юноша.

— Ничего страшного, - утешает его дежурная. – Жара. Пропп. Ауэрбах. Стеблин-Каменский. Кондиционеров нет. И потом, Архетипов, между нами говоря – это же прекрасная фамилия, о такой только мечтать… Если бы я писала литературоведческие труды, я бы непременно взяла себе такой псевдоним.

— …Ты не знаешь, - шепчет над каталожным ящиком чей-то измученный голос, - что это за рубрика такая – «Ё-политика?»

— Не знаю, - шелестит ещё чей-то голос ей в ответ. – Наверное, вообще политика. Как она есть.

Что касается нашего каталога, тут я тоже много чего не знаю. Не знаю, например, почему книга «Сто знаменитых шахматных партий» стоит в разделе «Декоративно-прикладное искусство народов Крайнего Севера». Или почему «Закон Божий» стоит за разделителем «Русское законодательство в России до 1786 года». Легче догадаться, почему «Путеводитель души к Богу» Бонавентуры оказался в рубрике «Справочники и путеводители», а «Агни-Йога» - в рубрике «Физкультура и спорт». В этом есть известное изящество, не лишённое определённого смысла. Но представить себе поэму под названием «География этноса в исторический период», - а карточка на эту книгу стоит именно в разделе «Русская поэзия Серебряного века», - моё воображение отказывается. Каким слогом, чёрт побери, должна быть написана эта поэма? Ну, «Чингиз-Хана»-то явно случайно занесло в раздел «Коренное население Северной Америки»… при такой охоте к перемене мест куда только не забредёшь в задумчивости…тут я не в претензии… Но рубрика «Древний Шулер»… согласитесь, это и ярко, и иронично, и глубоко. Это я особенно люблю. Почти так же, как «Альтернативную поэзию XIV века».

Кошмар на улице Восстания

Проезжая через какой-то посёлок, я увидела кривой, заляпанный навозом указатель: «Кладбище – 200 м. нал, ул. Восстания». Сочетание слов «кладбище» и «восстание» почему-то вызвало у меня ряд непроизвольных ассоциаций, о которых я лучше не буду рассказывать подробно. Тем более что рядом с указателем висела очень красочная, полная натуралистических подробностей афиша фильма «Ночь живых мертвецов». Аннотация к фильму утверждала, что когда ИМ не хватает места в аду, ОНИ выходят на улицы города. Рядом кто-то приписал чёрным фломастером: «и не замечают разницы». Несколько утешило меня то, что бюро ритуальных услуг при этом кладбище называлось «Алые паруса». И уж совсем хорошо мне стало, когда мы свернули в сторону от ул. Восстания, отъехали подальше и увидели недалеко от обочины магазин «Янтарь-Мебель».

Это было так изумительно и поэтично, что я немедленно откинулась на спинку автобусного сиденья и стала видеть во сне, как Мои Желания нежданно-негаданно совпали с Моими Возможностями, и я пришла в этот Магазин и накупила себе всякой мебели из чистого, неподдельного янтаря. И живу в собственной Янтарной Комнате. Просыпаюсь среди густо-жёлтых медовых переливов и смутных солнечных бликов. Умываюсь над прозрачной, нежно-коричневой, истекающей сияющими смоляными каплями раковиной. Сажусь в кресло из зелёного, с тусклыми золотыми проблесками, янтаря, подложив под себя такую же зелёную, прошитую золотой нитью подушку, беру с журнального столика чашку со щербинкой возле ручки… столик – из жёлтого непрозрачного янтаря, чашка – точь-в-точь такая по цвету, но прозрачная, чтобы было видно, как в ней плещется и дымится янтарный чай позавчерашней заварки… А сквозь дымчатые янтарные окна какие-то люди смотрят на меня снаружи и переговариваются вполголоса:

— Нет, ну, вообще обалдели, да? За вот таку-усенькое, поганенькое колечко – четыре с половиной тысячи! Где это видано, да?

— Ну… всё-таки, какой-никакой, а янтарь. Латышский, наверное, как ты думаешь?

— То-то и оно, что янтарь. Не бриллиант же! За янтарь – такие деньги. Это вообще.

— Ой, смотри, а там кто-то внутри, в янтаре. Муха, по-моему. Нет, комар.

— Ну, вот. Значит, точно – не натуральный камень, а сплав. Из янтарной крошки. Подделка. Потому что не бывает так, чтобы в настоящем янтаре – целая муха. Ну, лапка там или крылышко – бывает. А целиком – нет. И муха наверняка пластмассовая.

«Как это не бывает? – возмущаюсь я. – Ещё как бывает! Это самый натуральный янтарь, и я тоже никакая вам не пластмассовая! Глаза разуйте! Снобы несчастные… Не разбираются, а туда же. Четыре тысячи им дорого! За такой редкостный янтарь, за такую муху – дорого им, видите ли… Ну и идите своей дорогой, если вам дорого!»

На этом месте я вздрагиваю и просыпаюсь. Волшебный мебельный магазин давно позади, а впереди – луга, усыпанные жёлтыми цветами и коровами, сады, усыпанные янтарными сливами и нежно-золотистыми яблоками «белый налив», и всё это – сквозь густо-жёлтые медовые переливы и смутные солнечные блики на грязном автобусном стекле. На скамейке возле остановки пыльный весёлый мужик играет на гармошке, а толстая молодая девка рядом с ним одновременно грызёт семечки и поёт частушки:

Я в деревне оставаться

Больше не намерена,

Если Троцкий не возьмёт – Выйду за Чичерина!

Впрочем, она поёт «Тронский» и «Чигерин». Потому что, на счастье своё, понятия не имеет, кто это такие.

Моя подруга в поисках "ва"

— Прочитала тут книжку одной американки… «Год в поисках ва» называется. «Ва»… ну, я не знаю, как это объяснить… В общем, в данном конкретном случае это то же самое, что смысл жизни… Она ищет смысл жизни, плохо ей без этого… всё не так, всё неправильно, понимаешь? Лично я её очень понимаю. А начинаю кому-нибудь про неё рассказывать, у всех одна и та же реакция – во, с жиру-то бесится! Мы как-то привыкли, что это стыдно, что это пустая трата времени – думать про смысл жизни… и всё делаем вид, что заняты какими-то другими, серьёзными вещами… а сами втихомолку всё равно его ищем, когда думаем, что никто не видит. Нет, правда. Ну, конечно, у нас всё по-другому происходит, не как у них. У них ведь как? Живут, живут, и всё у них, в принципе, хорошо… ну, нормально. Потом вдруг – раз! – и как обухом по голове! – нет, так нельзя, что-то уж слишком всё хорошо. Надо, чтобы было не так хорошо, немножко похуже. И начинают так жить, чтобы было немножко похуже. Так оно и острее, и разнообразнее, и есть ощущение, что что-то такое в себе и в окружающем мире понимаешь. И потом, всегда же можно обратно вернуться, туда, где обычные будни, где совсем хорошо и ничего понимать не надо…