— Знаешь, - без всякой надежды говорю я крестнику, - в этом фильме всё-таки хороший финал. Фелан сделал то, что хотел - спас девушку и священника. А в конце.. в самом конце, когда он уже лежит после взрыва на полу, среди обломков… Помнишь, он сказал: «Господи, прости меня».

— И умер, - морщится крестник.

— И умер. Да.

— И это – хороший финал?

— Иногда это хороший финал.

По его глазам я вижу, что он просто не хочет спорить. И, чтобы не обострять, опять лезет к шкафу и начинает там копаться.

— Ого! А это чего? «Гори, гори моя звезда»… - Это тоже старьё, - вздыхаю я. – Примерно в том же духе. Не совсем, но, в общем, чем-то похоже… Тебе не понравится, гарантирую.

— Ладно, - вздыхает и он. – Дашь домой посмотреть?

Мы встречаемся глазами и быстро их отводим. Он усмехается и заталкивает диск в сумку.

Может быть, я всё-таки не такая уж и никудышная крёстная?

Безумие в утреннем метро

— Нет, давай где-нибудь в другом месте встретимся,- сказала мне подруга.- Не в метро.

— Почему? – удивилась я. – Все же в метро встречаются, это очень удобно.

— Все встречаются, да. Но не утром же! Это же будний день, метро, безумие, Содом и Гоморра! Я тебе говорю, в Трое было так же удобно встречаться – в то время, пока её лавой заливало!

— Трою никогда не заливало лавой. Это Геркуланум и Помпею…

— Чёрт с ними, пусть Помпею, какая разница! Зачем тебе добровольно идти утром в метро? Тебе там не понравится, вот увидишь! И встречаться там нельзя – там ужас! Всё летит, всё гремит, давка, водоворот – как мы там друг друга найдём? Да ещё и на «Парке культуры»! Там, на «кольце» - знаешь, что? Там – ужас! Там вся станция, от начала до конца, вся забита очередью, и вся эта очередь, как стадо слонов, несётся к эскалатору! Это даже не Содом и Гоморра, это Ордынка!

— Чего?

— Тьфу! Ходынка… Не прикидывайся, что не понимаешь. Давай где-нибудь ещё, а? Только не в метро утром.

— Но всё-таки… может быть, всё-таки попробуем в метро? И как раз нам потом в одну строну ехать… Как хочешь, но по-моему, это будет лучше всего.

— Ну, ладно, - вздохнула подруга. – Я тебя предупреждала. Не говори потом, что я тебя не предупреждала.

И она повесила трубку. А я крепко задумалась.

В самом деле, теперь я так часто работаю во вторую смену, что почти не бываю в утреннем метро. Когда-то давно, пару лет назад, когда я ещё в нём бывала, оно выглядело не так уж страшно. Ну, да, давка на станциях, переполненные вагоны, очереди к эскалатору… но всё это вполне в рамках обыденности. Особенно в центре, на том же «кольце». Может быть, где-нибудь на станции «Выхино» и вправду Троя, Геркуланум и Гоморра вместе взятые. Но станция «Выхино» - это вообще на границе разных измерений, поэтому она и ей подобные в счёт не идут… Но «кольцо»-то, «кольцо»! Тихое, патриархальное место с витражами, колосьями и пионерами. Откуда там взяться безумию? Видимо, с тех пор, когда я там в последний раз была, всё сильно изменилось.

Я приехала на станцию «Парк культуры» к условленному часу. Было серо, прохладно, пахло мрамором, антоновскими яблоками и вокзалом. Длинная синеватая очередь к эскалатору двигалась мирно и покорно, как очередь в мавзолей Ленина. Из прибывающих поездов выплёскивались сравнительно небольшие, особенно по китайским меркам, толпы и тут же рассасывались без следа в недрах мраморного сумрака, никого особенно не тревожа. Девочка на барельефе с серым терпеливым лицом, обняв мальчика за плечи, учила его разбирать буквы в букваре. И у людей, проплывающих мимо меня, были такие же серые терпеливые лица. Правда, у мужчин они были простодушно-сонные и настоящие, а у женщин – нарисованные и беспомощно-надменные. Мальчишки, они вообще, как правило, открыты и непритворны, а девчонки эти вечно что-то из себя ломают – что за охота, честное слово…

Так я сидела на скамеечке в полудрёме, зевала и прикидывала, что подруга опоздает где-то минут на сорок, не больше, иначе у неё совсем уж будут неприятности на работе, да и вообще… Но она опоздала всего на полчаса. Ну, может быть, минут на тридцать шесть – тридцать семь. Она ворвалась на перрон, как вихрь, с папильотками на развевающихся волосах, и её куртка, застёгнутая не на ту пуговицу, так хорошо на ней сидела, что я ахнула и решила впредь всегда так застёгивать свою куртку, и её лицо пылало отсветом горящих стен Трои и Помпеи, а из расстегнутой сумки призывно сиял кошелёк с вышитыми на боку «кишками Будды».

— Опаздываем! Бежим! – выдохнула она, хватая меня в охапку и кидая в толпу, в центр образовавшейся вокруг неё воронки.

И мы побежали. Понеслись прямо сквозь толпу, напролом. А она понеслась сквозь нас, грохоча, топоча и трубя, как стадо слонов. Девочка с барельефа бежала впереди всех, на бегу подтягивая чулки и волоча за собой всклокоченного мальчика с перекошенным ранцем за плечами и перекошенным от ужаса ртом. Поезда взвыли и понеслись туда-сюда, как реактивные лайнеры. Люстры под потоком заплясали и зазвенели угрожающей медью. И двух минут не прошло, как бешеный поток разделил нас – подругу повлёк к перрону, то швыряя на подводные камни, то ударяя о скалы, а меня выбросил на эскалатор и зажал там со всех четырёх сторон. Слева от меня девушка читала рукопись, упираясь локтем мне в ребро и перелистывая страницы подбородком. В отчаянии я скосила глаз на то, что она читает, увидела первую фразу: «Мирную, интеллигентную жизнь учителя Лабушкина прервал старый, но уникальный кусок лепнины с верхнего фасада усадьбы» - и задохнулась от жалости к учителю Лабушкину, к куску лепнины и к себе самой. Никогда мне не научиться так писать, проживи я хоть сто лет! А справа от меня мужик разговаривал по мобильному, удерживая его свободным фрагментом плеча:

— Ну, да. Женюсь. Серьёзно. А ты как думал? В пятницу расписываемся. Чего? Да. Вообще, красивая, да. Мне нравится. Какая? Ну, она на такой длинной, длинной ноге, а дальше, от ноги, там ответвления всякие. А сверху такие… ну, как бы рога…

На этом месте меня вынесло наверх и кинуло в первую открытую дверь.

За дверью оказался ювелирный магазинчик. Продавщица посмотрела на меня и улыбнулась. Я испуганно отвернулась к витрине и наугад ткнула пальцем во что-то странное, чёрно-оранжевое, всё переливающееся и шкворчащее, как уголь в печке.

— Что это за камень?

— Это лава, - снисходительно ответила продавщица.

— Из Помпеи? – догадалась я.

— Из Трои! – обиделась продавщица. – Там ярлычок есть, всё написано. Лава в серебре. Очень модно в этом сезоне.Хотите взглянуть?

Она ловко подцепила раскалённый кусочек щипцами для сахара и бросила мне в ладони. Но поскольку всё, что я вам сейчас тут рассказала – чистейшая правда, без капли вымысла, лава меня не обожгла. А тут же, в моих ладонях, остыла и превратилась в чёрный продолговатый кусочек со слюдяными отблесками и неровными краями.

— Асфальт в серебре, - пояснила продавщица. – Очень модно в этом сезоне. Продаётся со скидкой.

И теперь я ношу на шее асфальт в серебре. Очень жаль, что у меня нет фотоаппарата! Потому что на слово вы мне всё равно не поверите, хотя это чистая, чистейшая правда! Он так прекрасен, что я не могу на него наглядеться.

Завтра утром опять пойду встречаться с подругой в метро.

Есть одна старинная легенда про мираж библиотеки в пустыне. Мираж этот появляется всегда в одном и том же месте и очень долго держится. Строго говоря, он вообще никуда не исчезает, а так и торчит на этом самом месте уже не одно столетие подряд. Раньше там был коптский монастырь, потом какая-то миссия, потом ещё что-то в этом роде, и от всего этого остался только мираж библиотеки – как самый устойчивый и консервативный. Некоторые даже полагают, что это вовсе не мираж.