— Ты прекратишь капризничать или нет? Котёночек какой-то! Выдумала тоже – котёночек! Ты возьмёшь, а мать за ним убирай, да?

Я осторожно оборачиваюсь назад. На скамейке за моей спиной сидят две аккуратные старушки в одинаковых платках. Младшая, на вид лет семидесяти, обиженно сморкается и смотрит сквозь сердитые слёзы на ту, которой на вид лет девяносто. Та отвечает ей ледяным взглядом и поджимает и без того сильно ввалившиеся губы.

На другом конце трамвая, на самой дальней скамейке – тоже мать и дочь, только помоложе: дочке лет десять, а маме около тридцати. У этих, напротив, полная идиллия: мать читает вслух рекламу из глянцевого журнала, а дочь болтает ногами и комментирует

— Смотри, тут ещё про пластические операции… Вахтанг Цусидзе-Цопе. Все виды пластической хирургии…

Девочка кивает головой и скандирует, отбивая ритм:

Вахтанг Цусидзе-Цопе

Ваш нос приставит к…

— Прекрати сейчас же! – смеётся мать. – Хулиганка!

Девочка тоже смеется и тычется носом ей в плечо. А мне становится совсем легко: в самом деле, то, что сделала со мной парикмахерша – сущая ерунда по сравнению с тем, что мог со мной сделать этот самый Цусидзе-Цопе, попадись я нечаянно к нему в лапы.

Домой я иду, бормоча под нос слоган, придуманный девочкой. Однако, на повороте к дому как-то сбиваюсь и начинаю бездарно импровизировать:

Вот – опять не донесу

Я до дома колбасу.

Потому что точно знаю – не донесу. Это уж как пить дать. Уже который день на подходе к дому меня поджидает здоровенный кудлатый хмырь со свалявшейся шерстью, подбитой лапой и кривым глазом. Тоже, кстати, чем-то похожий на Большую Изуродованную Голову. Вздыхая и хромая, он подходит ко мне, делает проникновенное лицо и напускает слезу на единственный глаз. И хотя я отлично знаю, что это профессиональный нищий, и что, сожрав мою колбасу, он тут же откроет второй глаз, гикнет и бодро помчится на совершенно здоровых лапах за ближайшей кошкой, почему-то я всё равно каждый раз отдаю ему эту колбасу. Почему я это делаю – и сама не понимаю.

Чудеса в Донском монастыре

***

Мы с Туськой бредём по аллее за Донским монастырём, загребая ногами опавшие листья, и обсуждаем разные животрепещущие темы. Почему-то сегодня её беспокоит вопрос, могли ли быть дети у Данилы-Мастера и Хозяйки Медной Горы, если они так и не поженились.

— Ты знаешь, по-моему, всё-таки, нет. Он же не любил её, Данила.

— Совсем-совсем не любил? – задирая голову кверху, к смыкающимся, как арки, липовым кронам, спрашивает Туська.

— Ну, может, немножко и любил. Но он же на чаше своей был помешан. Он же ведь, как маньяк, круглыми сутками только этим самым Каменным Цветком и занимался, и больше ничего не делал. Откуда ж тут будут дети?

— Ну и что? – хмыкает Туська. – Мой папа тоже круглыми сутками только своей работай и занимается, и больше ничего не делает, даже чашку за собой не моет… Но я-то ведь есть! Правда, мама с папой всё-таки же ведь поженились, чтобы я потом родилась… А Данила-Мастер и Хозяйка… Слушай! – Туська оживляется при какой-то мысли и даже подскакивает от возбуждения. – А вдруг они тоже поженились, а? Просто Данила-Мастер этого не заметил! Он же всё время про чашу думал! Хозяйка на нём женилась, а он не обратил внимания даже. А потом у них народились детки – золотые ящерки. И это их мы с тобой на даче видели.. помнишь – там, около речки, на камушке? - Вообще-то, такой тип, как этот Данила-Мастер, мог и не заметить… это как раз вполне возможно…

Маленькая пегая дворняжка в роскошном инкрустированном ошейнике носится взад-вперёд по аллее, то и дело подбегая к какому-нибудь дереву и принимаясь скакать вокруг него с отрывистым, остервенелым тявканьем.

— Чегой-то она? – с опаской интересуется Туська.

— Белку, наверное, заметила.

— Ой, где белка, где? – тут же воодушевляется Туська и тоже принимается скакать вокруг дерева к большому неудовольствию дворняжки. – Белка, белочка, иди сюда, не бойся!.. Ну, где же она, а? Не вижу я там никакой белки!

— Ну.. ты не видишь, а собачка, значит, видит.

— Да, - подумав, вздыхает Туська, - значит, баба Надя права. Чудеса – они не каждому открываются. Кому-то дано их видеть, а кому-то – нет.

***

Молодая женщина с мальчиком лет четырёх идёт мимо монастырских ворот. Наперерез им тотчас бросается нищенка с иконкой на груди:

— Матушка, подай ради Христа!

— Иди, иди, - отмахивается женщина. – Бог подаст!

Из ворот выходит седой благообразный старик с волнистой бородой, крестится на соборные купола и щедро отсыпает нищенке мелочи в горсть.

— Мама! – с пугливым, недоверчивым благоговением спрашивает у женщины мальчик. – Это, что ли, и есть Бог?

Держать у себя дома телевизор – это всё равно, что общаться с человеком, который развлекает тебя байками и очаровывает лицемерным радушием, а сам только того и ждёт, чтобы ткнуть тебе пальцем в Свежую Рану или наступить на Больную Мозоль.

Вчера вечером он сначала показывал мне буддийский мультфильм про Пластилиновую Ворону – про то, как в каждом из своих воплощений эта самая Ворона всё наступала и наступала на те же самые грабли и позволяла себя развести то на сыр, то на арбуз, то на холодильник. Поскольку я не буддист, эта проблема меня не очень взволновала, хотя ворону было жалко. Тогда телевизор нехорошо подмигнул и стал мне показывать «Медвежуть».

А там, если помните, есть такой бобёр, который, кажется, ушибся на стройке, повредился в уме и решил, что он птичка. И вот он всё порхает и порхает по жизни и всё пытается пристроиться к чужому гнезду. И высидеть себе маленького летающего бобрёнка из птичьего яйца. И не понимает, дурак, что ничего из этого не получится. И когда я всё это увидела, то быстро выключила телевизор, пошла в спальню, легла на кровать поверх покрывала и стала смотреть на потолок сквозь солёную радужную дымку. Сквозь неё потолок выглядел значительно лучше: он расплывался, двоился и троился, шёл мелкой рябью и сверкал разноцветными солоноватыми искрами.

— Имей в виду, если сейчас же не прекратишь, я завтра твою рожу не буду отражать! – сказало мне Зеркало В Спальне. – Я тебе не нанималось, чтобы такую рожу отражать!

— Вот именно! – сказало Зеркало В Коридоре.

— Вот именно! – сказало Зеркало В Ванной.

— Вот именно! – пискнуло Зеркальце В Косметичке.

— Сволочи вы все, - сказала я, всхлипнула и заснула.

Мне приснилось, что Бог послал мне в утешенье Пластилиновую Ворону с кусочком сыра. Она влетела в комнату сквозь Зеркало В Коридоре и уселась спинке моей кровати с сыром в зубах. При свете ночника она казалась здоровенной и оранжевой, как апельсин.

— Привет, ворона, - прикрыв для приличия лицо подушкой, сказала я.

— Я не ворона, - сказала Ворона. – Я лисица. Какой сыр-то ты хочешь?

— А что, можно любой заказать? – слегка оживилась я.

— Конечно, - сказала Ворона.

— Тогда мне этот, - сказала я. – Ну, этот. Французский козий сыр с тмином и фисташками. Монастырский.

— Это который по восемьсот рублей за кило? – обрадовалась Ворона. – Ну, ты даёшь! Губа не дура! А ничего не треснет?

— Ну… тогда давай хоть пармезанчику, - устыдившись, сказала я.

— Пармезанчику ей! – передразнила Ворона. – Пармезанчику! Обойдёшься российским, поняла? Всё! Давай тарелку! Или я его прямо на пол брошу!