— Деньги? – сказала я.

— Деньги, - подтвердил продавец. – Я же дал обет к ним не прикасаться. Но, знаешь, я подумал и нашёл выход. Кассирами у меня работают мыши. Они так досаждали мне когда-то.. просто совершенно измучили.. Я подумал: раз я тут искупаю мои прежние аскетические подвиги, то почему бы им не помочь мне, по мере сил? Вот.. так вот и пошло – я продаю, а они деньги принимают. Правда, если бумажка уж очень засаленная, то им бывает трудно удержаться. Если можно, я тебя прошу – вдруг у тебя есть новые, а? Тогда лучше новенькими, они запах краски не любят.

— Отец, - сказала я, глядя на чёрные дыры на тыльной стороне его кистей, - как жалко, что это сон!

— Да, - сказал он. – Иногда мне тоже жалко. Но хоть и сон – ты всё равно возьми отрез, не пожалеешь. Может быть, в другом сне сошьёшь себе юбку. Хорошую, с ремешками, со складками. Мне тоже нравится эта шотландская мода. Бери, бери. Хочешь, я тебе скидку сделаю?

— По небу кто-то сначала чиркал карандашом, потом ожесточённо стирал начирканное ластиком, а потом размазывал по затёртой, в катышках, бумаге серую и грязно-голубую акварель. Получилось так себе, скажем прямо.

— У обочины - шикарный серебристый «лендровер, сплошь облепленный свежими, пахучими жёлтыми листьями неслыханной красоты. Похоже, что он так и ехал и ехал из конца сентября, не останавливаясь, пока не доехал до конца ноября и не увяз в его тёплой непролазности.

— В кормушке для синиц - огрызок сосиски и початая пачка сигарет.

— В детской песочнице - облезлый деревянный дед с злобно прищурившейся деревянной лягушкой в руках. То ли Иван-Царевич, успевший состариться в поисках стрелы, то ли Старик-со-Старухой, которому отлучившаяся по делам Золотая Рыбка прислала своего заместителя.

— В окне первого этажа – победный сериальный вопль: сейчас я тебя прикончу! И густой, с хрипотцой, зрительский смешок: не надо, мужик, прикончи лучше автора сценария…

Кстати, сценарии к сериалам пишут, в основном, люди. И ставят их тоже люди, хотя и своеобразные. А вот театральные спектакли теперь ставят исключительно инопланетяне. Сходите на любой драматический спектакль - и сами в этом убедитесь. Или даже просто посмотрите анонс театральных постановок за месяц. Я не понимаю, почему все инопланетяне идут исключительно в театральные режиссёры? Может быть, они думают, что это и есть настоящая земная жизнь, а всё остальное – так, сопутствующая дребедень? И если они захватят все поголовно режиссёрские должности в театрах, то это и будет захват планеты? Наверное, так они и думают. Кстати, это отчасти объясняет дороговизну театральных билетов.

Из всех распространённых ныне массовых суеверий и предрассудков мне ближе всех учение о Пришествии Трамвая После Девяти Вечера.

Как правило, к этой секте принадлежал люди малоимущие, экзальтированные и склонные одновременно к раздражительности и созерцательности. Для них одинаково чужды и законы природы, и законы логики. Поэтому не пытайтесь убедить их в том, что Трамваи не приходят После Девяти Вечера. В глубине души почти все они, кроме самых последовательных фанатиков, и сами об этом знают. Но всё равно свято соблюдают свой древний ритуал и, как только часы пробьют девять, начинают потихоньку стекаться на Трамвайную Остановку. Смысл их ритуала состоит в том, чтобы стоять, повернувшись лицом туда, где в непроглядных сумерках скрещиваются рельсы трамвайных путей, и молча ждать. Вы наверняка их видели, и не раз. В их молчаливой, отрешённой истовости есть что-то прекрасное и завораживающее. Они стоят, запорошенные снегом и облитые жёлтым светом вечерних фонарей, а мимо пробегают огни от встречных фар и проходят торопливой, презрительной походкой скептики, отрицающие это учение. Но они не смотрят на скептиков. Они смотрят туда, откуда, по их мнению, рано или поздно должен прийти Трамвай, и лица их так терпеливы и вдохновенны, что иногда, вопреки логике, кажется, что они, в конце концов, дождутся.

Как и во всяком учении, здесь есть свои легенды, апокрифы и толкования. Время от времени появляются попытки объяснить, почему Трамвай не пришёл до сих пор. Кто-то говорит, что пути перегородило чудовище вроде Неправильно Припаркованной Машины, и Водитель Трамвая ждёт Милиционера, который вызовет Эвакуатор. Никто не знает, кто такой этот Эвакуатор и как он будет сражаться с чудовищем, но кое-кто из еретически настроенных членов общины высказывает предположение, что никого этот самый Милиционер вызывать не будет, особенно После Девяти Вечера – и вообще, Неправильно Припаркованная Машина и есть Милицейская, поэтому бороться с ней бесполезно. Ещё одна из популярных версий – Нет Тока. Где его нет, тоже никто не может толком объяснить, но многие просто принимают на веру – и ждут, когда Ток вернётся, потому что, по их мифологии, Ток никогда не уходит навсегда. Нет, - пытаются убедить их члены общины, не согласные с этой версией, - этого не может быть, ведь в другую сторону всё время идут Трамваи, просто непрерывно, один за другим, идут и идут Трамваи – значит, Ток есть, и никуда не делся, а вот куда деваются эти Трамваи, которые всё идут и идут в противоположном направлении, но обратно никогда не приходят? Они не могут уходить в Депо – во-первых, потому что слишком рано, а во-вторых, потому что Депо, как говорят старики, как раз в нашем, а не в том направлении, но если не в Депо, то где же они, куда же они, чёрт возьми проваливаются, ведь куда-то же они уходят… Но к кликушескому бормотанию этих богословствующих аналитиков мало кто прислушивается, потому что оно отвлекает от сосредоточенности, а без сосредоточенности нет настоящего ожидания и настоящей веры. Есть ещё миф о Первом Трамвае, который когда-то, в начале времён, сломался и остановился на путях, и вслед за ним остановились все Другие Трамваи, потому что, исходя из своей природы, никак не могли его объехать. Но в последнее время у него становится всё меньше и меньше последователей, поскольку он слишком уж архаичен. Это уже почти так же смешно, как совсем древний миф о Снежных Заносах на путях.

Иногда на Остановке возникают стихийный ропот, жалобы и перебранка, но это тоже часть освящённого веками обычая. Иногда, не выдержав ожидания, кто-нибудь из членов общины (как правило, новичок), ломается и уходит к Метро пешком, протестующее крича по дороге, что идти-то до этого самого Метро всего лишь десять, от силы пятнадцать минут, и что нет смысла ждать Трамвая и тратить на это драгоценное время, зная, что он всё равно не придёт. Оставшиеся на Остановке лишь вздыхают ему вслед, – кто с тайной завистью, кто с жалостью, кто с безмолвным осуждением, – и вновь поворачиваются лицом к горизонту, откуда вот-вот, ну, уже совсем вот-вот должен появиться Трамвай. Существует поверье, что если кто-то покидает общину и уходит к Метро пешком, то Трамвай немедленно вслед за этим появляется. Но это всего лишь суеверие, которое, конечно, никогда не сбывается.

Если на улице тепло, то ждать Трамвая, на самом деле, не так уж плохо. Первые пятнадцать минут ты живёшь смутной, очень быстро уменьшающейся в размерах надеждой. Затем на смену ей приходит неверие и отчаяние. На этой стадии очень важно не сломаться и в самом деле не попробовать Идти Пешком. Потому что никто не знает, что случается с Теми, Кто Ушёл Пешком. Бывает, что некоторые из этих отступников на другой день возвращаются и стоят вместе со всеми на Остановке, и смиренно, покаянно ждут вместе с прочими, и никогда не рассказывают, что же случилось с ними на Пути к Метро, но, несомненно, ничего хорошего с ними на этом сомнительном Пути не случилось. Нужно просто стиснуть зубы, перебороть себя и продолжать ждать. Потом придёт стадия горестной покорности судьбе и наконец – стадия просветления и примирения со всем на свете, даже с распроклятым этим Трамваем, который и не придёт никогда, и не собирается даже, и в мыслях не имеет приходить. Огни летящих по шоссе машин будут играть и перемигиваться в лужах и в парапетах, и светящиеся окна старых кирпичных домов придвинутся ближе, и в них будет чья-то жизнь, и чьё-то тепло, и обои в синий цветочек, не переклеивавшиеся с конца шестидесятых, и потёртые коврики на стенах, и люстры с розовыми курчавыми абажурами, и длинные плети никому не известных растений, свисающие внутрь с подоконников… И ты будешь заходить на каждый понравившийся тебе огонёк, не покидая при этом Остановки, и тебе будут радоваться, как желанному гостю, и поить чаем с крыжовенным вареньем и вафлями «Артек». А в твоём собственном, таком сейчас далёком от тебя доме, куда ты, конечно, позвонил, чтобы тебя не ожидали слишком рано, будут вздыхать, немножко ругаться и говорить, мирясь с неизбежным: опять она ждёт Трамвая после Девяти Вечера.