Мой друг Антон – человек сложный и непредсказуемый. Кое-кто считает его изрядным снобом и выскочкой. Где-то это так, конечно, но всё же – это не совсем справедливая характеристика. Просто к своим неполным восьми годам он ещё не научился быть куртуазным и не вседа считает нужным скрывать свои истинные мысли и ощущения.

В три года.

— Давай играть! Ты будешь милиционер. Только не такой злой, как в природе.

При этом сам зачастую ведёт себя как заправский милиционер. Мы едем с ним в лифте; лифт останавливается, входит соседка.

— Ой, какой мальчик хорошенький! Как тебя зовут, детка?

— Ермаков Антон Дмитриевич, - сухо отвечает он, – а ваша как фамилия?

Тётка вымученно улыбается:

— А меня зовут тётя Лиза...

— Нет, вы скажите, как ваша фамилия! И какой номер квартиры!

Двери лифта разъезжаются, и соседка пулей вылетает наружу.

В четыре года.

— Мам, включи мне плохие новсти. Я люблю смотреть на правительство. Только сама не смотри, а то опять будешь плакать и матом ругаться.

Мальчику, замахнувшемуся на него палкой:

— Что ты делаешь, безумец?!

В пять лет.

— Мы сегодня в садике в вышибалу играли. А я не играл. Мне велели на скамеечке сидеть. Потому что я всю команду назад тянул, и ещё куда-то подводил.Только я не понял, куда.

— Тебе обидно было?

— Да нет, мне ж было некогда обижаться. Я сидел и думал.

— О чём же.

— О членистоногих. Об их классифици... кации...

В шесть лет.

— А у нас сегодня утреник был в детском саду. Мы представление разыгрывали. Только мне большую роль не дали. Сказали, что я не все буквы хорошо выговариваю.

— Ну, и ты расстроился?

— Не очень. Пьеса-то, знаешь, слабая.

— А хоть какую-то роль тебе дали?

— Воспитательница дала щит и сказали, что я буду русский витязь. Ну, я не стал ей объяснять, что такие щиты были только у наёмников...

Он знает, что женщинам объяснять такие вещи, как правило, не только бесполезно, но и небезопасно. Хотя удержаться может не всегда.

— Тоша, опять ты поспорил с воспитательницей? Что у вас произошло?

— Я не спорил. Я просто сказал, что существование Бога научно не доказано. А она стала говорить: вот, Антон считает, что Бога нет. А разве я так сказал? Я сказал: существование Бога научно не доказано. Но это совсем не значит, что его нет. Как раз наоборот.

— Представляешь, я у неё спрашиваю: чем готы отличаются от гуннов. Ну, я правда же этого не знаю! А она мне говорит – что ты всё какие-то глупости спрашиваешь, лучше бы научился шнурки как следует завязывать. А я их завязываю. Просто они сразу сами развязываются.

О Марфе и Марии

В конце мая остров Скадан благоухал, как Райский Сад – цветущей сиренью, диким жасмином, свежевскопанной землёй, навозом и дымом от костров, которые монахи жгли вокруг грушевых деревьев, чтобы спасти их от ночных заморозков. Огни этих костров светились над тёмным озером, отражаясь в нём рассыпчатыми пылающими пятнами; дым стелился над водой, постепенно превращаясь в белёсый туман и укутывая всё озеро от края до края. В эти дни в глубине озера пробуждались древние чудища, похожие в одно и то же время и на птиц, и на рыб, и на средней величины драконов. Они с плеском выныривали на поверхность и подплывали поближе к острову, ибо их, в отличие от других животных, огонь не отпугивал, а, напротив, восхищал и манил к себе. Монахи кормили их овсяным супом, оставшимся от дневных трапез, и майскими жуками, отловленными в саду.

Однажды утром один из братьев, с самого рассвета безуспешно занимавшийся рыбной ловлей, увидел, как к острову плывёт ладья, и великое удивление охватило его, поскольку ладьёй этой никто не управлял и она двигалась по воде сама по себе. В смятении он кинулся в монастырь, чтобы позвать других монахов и показать им это чудо. И братья прибежали на берег и дивились, глядя на пустую ладью без паруса и без вёсел, и рассуждали между собой, что в ней, должно быть, лежит какой-нибудь языческий вождь, недавно скончавшийся и отправившийся в последний путь в лодке, согласно старинному варварскому обычаю. Пока они толковали об этом, лодка подплыла к острову и ткнулась носом в прибрежный песок. Не без страха братья приблизились к ней, сотворили крестное знамение, заглянули внутрь и увидели, что на дне её лежат вёсла, а рядом с ними спит некий человек, одетый в иноческое платье. Не переставая изумляться всему этому, они разбудили спящего и спросили, кто он такой и почему он так беспечно спит, в то время как его лодка плывёт сама по себе, рискуя перевернуться или разбиться о скалы.

— Меня зовут Экхард, и я прибыл в вашу обитель из Констанца, - ответил инок. – По дороге меня сморила усталость, и я лёг и уснул, попросив перед этим Господа, чтобы Он направил мою ладью, куда следует, и охранял её в пути от всяческих невзгод и опасностей. Поверьте, братья мои, с таким кормчим я мог спать, сколько угодно, и ни о чём не тревожиться.

Монахи приняли брата Экхарда с большим радушием, потому что давно слышали о нём как о знаменитом проповеднике и чудотворце. Они проводили его к аббату Бернарду и с восторгом рассказали тому о чудесном прибытии нового инока, на что аббат Бернард сказал:

— Любезный брат мой Экхард, я рад приветствовать тебя в нашей обители.

И будь уверен, дорогой мой брат, что если бы ты был моим монахом, то отведел бы у меня сейчас хороших розог. Ибо можно понять человека, который во время кораблекрушения или иного бедствия призывает Господа и полагается во всём на Его помощь, но поистине дерзок и непочтителен тот сын, который заваливается спать, посадив на вёсла своего Небесного Отца.

В ответ на это брат Экхард только улыбнулся, поскольку был уже немало наслышан о вздорном характере здешнего настоятеля и заранее готовился к подобному приёму.

В последующие за этим дни брат Экхард не раз удивлял братьев своей кротостью, рассудительностью и глубоким благочестием. Почти всё своё время он проводил в часовне, преклонив колени перед Святыми Дарами, или у себя в келье, погруженный в молитвенное созерцание перед Распятием, или же в храме на богослужении. Многие из братьев спрашивали его, как ему удаётся достичь столь совершенного просветления, он же только улыбался и говорил в ответ:

— Братья, вы слишком много суетитесь и думаете лишь о себе, о своих грехах и нуждах, вместо того, чтобы думать о Том, Чьё милосердие столь велико, что все наши проступки и все наши заботы тонут в нём, как горсть песка в океане. Вспомните о том, как Марфа пришла к Христу и сказала: Господи! Или тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? Скажи ей, чтобы помогла мне. Господь же ответил ей: ты заботишься и суетишься о многом, в то время как нужно лишь одно.

И братья уходили от него с радостным и смущённым сердцем, дабы не тревожить его больше в его размышлениях и не мешать его молитвенному единению с Богом.

Прошло две или три недели, и вот однажды брат Экхард явился к аббату Бернарду, и лицо его больше не сияло, как прежде, кротким ангельским светом, а в глазах были растерянность и печаль.

— Отче, - сказал он, - я нуждаюсь в вашей помощи и совете. Ибо вот уже несколько дней как я не слышу моего Господа, не вижу Его духовными очами и не знаю, куда Он скрылся от меня. Не помогают ни молитва, ни ночные бдения, ни размышления над строками Писания. Может быть, вы дадите мне совет, что мне делать, чтобы вновь обрести моего Господа?