****

Пошла я, значит, к этому самому колдуну. Ну, он, само собой, начинает: женщина, на вас порча и венец безбрачия, надо всё это, стало быть, удалять. А я думаю про себя: какой, на фиг, венец, если я уже пять лет как замужем? Но спорить не стала. Думаю – ему виднее. Он меня на стул усадил.. удобный такой, почти как в салоне красоты… свечи зажёг и давай вокруг меня круги нарезать с саблей какой-то. Я сперва испугалась, как бы он мне голову не отрезал. А потом думаю – не отрежет, я же ещё только за один сеанс расплатилась, а их ещё три. Ну, он поплясал, поплясал, а потом приказывает мне закрыть глаза и сосредоточиться. Я сосредоточилась, а сама не могу – смешно до ужаса, потому что вспомнила, как Сальвадор Дали перед Хачатуряном скакал.. . с голой задницей и с саблей. Ну, помнишь? Смешно же, сил нет. Не удержалась, конечно, и стала ржать. Ржу – не могу, просто пополам складываюсь. Чуть свечи все не посшибала. А колдун так обиделся, запсиховал, шашку свою убрал и говорит: раз, мол, у вас такое несерьёзное отношение, то ничего не выйдет, колдовство не подействует. Ах, ты, думаю, сволочь. Не подействует, значит? А денежки взял, не побрезговал? Ну, ладно. Пришла домой– плечи не болят, нога не болит, во всём теле лёгкость такая, как будто заново родилась. И до сих пор вся такая – не хожу, а летаю. Вот тебе и не подействует! Подействовало, как миленькое!

*****

… А под конец этого самого тренинга их американский начальник повёл нас в пиццерию. Сказал, что всех угощает. Сели мы за стол, ждём. Приносят пиццу… ну, я тебе передать не могу, каких размеров. Просто с мельничный жёрнов. Нет – с малое колесо обозрения в парке Горького. И чего на ней только нет – и грибы, и оливки всякие, и ветчина, и помидорки такие малю-усенькие, как виноградины. И уже на кусочки порезана, для удобства… а каждый кусочек – в отдельной бумажке. Ну, я и давай прыгать вокруг этой пиццы: мне вот этот кусочек.. и вот этот тоже, если можно. И пальцем тычу. А все на меня смотрят так интересно, американец этот даже рот открыл. Оказалось, что он эту пиццу только для себя заказывал. А наши ещё просто не принесли. Представляешь, какой конфуз? Ну, ладно. Разобрались кое-как, успокоились… сидим, едим, вином запиваем – благодать. Ещё музыка такая расслабляющая, как в магазине индийских палочек. Ну, я и расслабилась совсем. И забыла, что мне в четыре часа надо в метро встречаться с квартирной хозяйкой, деньги ей отдавать. Сижу, сижу… потом случайно на часы глянула… И вот представь себе: тишина, полумрак, лампы зелёные на столах, музыка эзотерическая, тихие разговоры… И посреди всего этого благолепия – вдруг мой вопль истошный: «Нет! Этого не может быть!» Все просто так и подскочили. А я срываюсь с места, как укушенная, опрокидываю все свои бокалы и салфетки и кидаюсь к выходу. А там такой полумрак, теснота.. столы сплошные. Короче, я заблудилась. В одну сторону кидаюсь – выхода нет. В другую кидаюсь – там тоже стена какая-то с канделябрами и никаких дверей. А все смотрят на меня так интересно. Американец этот даже пиццу до рта не донёс, так и застыл в немом восхищении. Одним словом, интересный тренинг получился.

***

Эта самая Луиза Хей, которая с крокодильской улыбкой всех учит психологической стабильности… ну, видела ты её книжки, наверняка… Она всё время пишет, какая она в детстве была невезучая, неуверенная в себе, как ей однажды на школьном пикнике не досталось ни одного куска торта. И везде она с этим куском торта, во всех книжках – вот он как ей в душу запал. А я тебе расскажу – хочешь? Как мы в студенческие годы с подругой один раз зашли в столовую, денег кот наплакал, а жрать хочется – сил нет. Кое-как по карманам насобирали мелочь на два винегрета и два компота. Поставили винегреты на стол, пошли к стойке за компотами. Оборачиваемся – и видим, как тётка, которая со столов остатки недоеденные убирала, хватает наши тарелки и на наших глазах вытряхивает в чан с объедками. Она решила, что это кто-то оставил и ушёл, не стал есть… Вот это, я понимаю, - невезение. А то – кусок торта. Подумаешь!.. Хотя на самом деле я везучая. Это я поняла, когда убегала от быка, у которого на шее висела табличка с перечнем тех людей, которых он в своей жизни убил. То есть, это я уже потом поняла, когда он всё-таки меня не догнал.

По щучьему велению

Забавно, что не одно поколение русских детей выросло на русских сказках, придуманных и экранизированных ирландцем.

Тот, кто уже вырос, может себе позволить выпендриться и сказать, что он не любит фильмы Роу. Или, наоборот, любит. В детстве – во всяком случае, в моём детстве – этот вопрос даже не обсуждался. Фильмы Роу были объективной данностью, частью окружающей среды, и любить или не любить их было так же бессмысленно, как любить или не любить солнце или воздух. Первый фильм моего детства – «По щучьему велению» - был такой же частью моего повседневного бытия, как утренний чай с обливными баранками, полуденные игры во дворике за домом и вечернее сидение в кресле с ногами и с раздумьями - под шуршание маминых рукописей и привычную перебранку коммунальных соседей за стенкой. Не потому, что этот фильм часто показывали по телевизору. Мне это, собственно, было не особенно нужно. Я и так помнила в нём каждую реплику и каждый кадр. Несколько лет подряд Емеля ютился с нами в крошечной нашей комнате – где, кстати, тоже была печка, только очень маленькая, интеллигентная, которую нельзя было топить и уж тем более использовать в качестве транспортного средства. Я жила в такой Москве, где ещё были печи, дровяные сараи во дворе, старинные потолки с разноцветными картинками и лошадь, возившая по улице Валовой тележку с брякающими бутылками. Неудивительно, что Емеля легко у нас прижился и чувствовал себя если не как дома, то, во всяком случае, довольно уютно. А уж мне-то как с ним было хорошо, и сказать нельзя.

Что такого я, солидная четырёхлетняя барышня, находила в этом древнем, тридцать восьмого года, убогом и наивном фильме, я так и не могу объяснить. Но для меня он был праздником и счастьем от начала и до конца. Невыразимо интересной была эта чёрно-белая царь-гороховская страна, полная непролазных сугробов и необъезженных дорог, где «куда ни пойдёшь, всё в лес дремучий попадёшь», а по этому лесу ездят глашатаи и сообщают об очередной царской причуде встречным пням и медведям. Где гуси потешаются над людьми, а люди работают с утра до ночи и всё равно ничего не могут заработать, но, похоже, относятся к этому философски и не очень расстраиваются. Невыразимо хорош был толстогубый весёлый Емеля в залатанных полосатых штанах и широкополой шляпе, так же уместной на русском мужике, как цилиндр или английское кепи. Ничего не было удивительно в том, что он пел и гоготал, пока был беден, впустую работал с утра до вечера, бегал по морозу в рваных портках и хлебал с матушкой воду вместо щец. Но он не утратил своей блаженной доброты и дурацкой весёлости и после чудесного обретения всемогущества и богатства, – а это уже было удивительно. Он целовал в морду щуку и выпускал её ещё задолго до её волшебных посулов – просто потому, что без неё «затоскуют дети малые». Он братался в лесу с медведем и ради него одного и его медвежат в один миг заменял лютую зиму красным летом. Он по доброй воле ехал к царю, чтобы из-за его отказа не пострадали солдаты – как забыть эту развесёлую поездку под «Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке», с гармоникой, присвистом и гиканьем наряженных в мешковатые кольчуги солдат и с паровозным гудением и пыхтением печки. А знаменитые реплики, так шикарно звучавшие в тридцать восьмом году! «Батюшка-царь прикажет – дураки найдутся». И особенно это – помните? - «Поезжай, Емелюшка. Не гневи царя-баюшку!» – «А его, матушка, хоть гневи, хоть не гневи – один чёрт!» Впрочем, царь-батюшка в фильме не столько тиран, сколько измученный дочкиным неврозом родитель, который от отчаяния то кудахчет курицей, то приглашает заморских целителей и шутов, то с горя принимается исследовать, каким глазом дочка плачет больше…