— А почему именно сейчас они это поняли?

— Ну, ты спросила! Ясно же, почему. Пока людей не было, как они могли это понять? А как люди появились, обезьяны посмотрели-посмотрели на них и решили себе больше не превращаться.

*****

— А папа говорит - до обезьян и до динозавров были одни рыбы? - Говорят, что так.

— Значит, они тоже умные? А вдруг моя скалярия посидит-посидит в аквариуме, а потом высунет из воды морду и ка-ак чего-нибудь скажет такое!

— Какое?

— Такое, что все попадают! Даже тётя Лиза. Хорошо бы, правда?

****

— Хорошо, что у меня нет таланта художника!

— Почему?

— Я бы все обои изрисовал. И потолок. И даже дверь в коридоре. И мне бы за это – знаешь, как влетело!

2-го числа того же мес. Пообедав вчерашними макаронами с булочкой, поняла, что они, скорее всего, позавчерашние. После обеда размышляла о роли библиотек в мировом информационном пространстве. В процессе размышлений вспомнила, что ни вчера, ни позавчера макароны не варила. Интересно, чьи они, в таком случае. Быстро сполоснула банку, спрятала вилку и ушла из кухни, пока не пришла обедать вторая смена. Неудобно получилось. Но ничего.

3-го числа того же мес. Надо напомнить девочкам, чтобы они не произносили при Евлампии Поликарповне слово «интерфейс» – от этого она нервно вздрагивает, теряет очки и работоспособность. Думала о движущейся заставке для электронного каталога. Придумала: вращающий в мировом информационном пространстве кулак, сложенный дулей. При нажатии кнопки «заказать» он должен быстро приближаться к экрану и вертеться уже прямо перед носом пользователя. Не поймут. Впрочем, предложить не мешает.

10-го числа того же мес. Опять обнаружила в общем холодильнике вчерашние макароны. Усилием воли заставила себя их не трогать и пообедала булочкой с соевым соусом. Потом вспомнила, что макароны всё-таки приносила я, только не вчера, а третьего дня. А вот чья была булочка, решительно не знаю. Впрочем, пустяки. Надо собрать с девчонок деньги на подарок Капитолине Кондратьевне. Решили купить ей утюг, поскольку она работает с должниками. Впрочем, на утюг всё равно не хватит. Может быть, ограничиться резиновой мухобойкой на каучуковой рукояти? По дороге домой вспоминала имя-отчество академика Апресяна. Не вспомнила. Чёрт с ним.

12-го числа того же мес. Не понимаю, как можно так пренебрежительно относиться к Универсальной Десятичной Классификации Дьюи? Отказаться от неё – значит, скатиться в беспробудную пропасть средневекового невежества! Думая об этом по дороге на работу, плакала в метро. Пассажиры смотрели с интересом. Сволочи.

16-го числа того же мес. Номер две тысячи семьсот семьдесят пять целый день вертелся возле моего стола и строил мне глазки. Интересовался крепостной системой расстановки книг. Явный маньяк. Надо сказать девчонкам, чтобы за ним понаблюдали. И не забыть напомнить в регистратуре, чтобы заблокировали двух вчерашних орков, а то опять устроят свалку в вестибюле. И ещё – сходить в отдел реставрации и проследить, чтобы они не вклеили «Морфологию» Смирницкого в обложку «Графини де Монсоро», как в прошлый раз. А то опять неудобно получится.

20-го числа того же мес. Всю ночь вывязывала на своём свитере Универсальную Десятичную Классификацию. Я им покажу!

21-го числа того же мес. Номер две тысячи семьсот семьдесят пять пищал в воротах на выходе! Обыскали с ног до головы, но ничего не нашли. Очень подозрительно. Надо будет подумать, к чему бы такому придраться, чтобы его исключить. Вчера вечером подошёл и положил мне на стол шоколадку. Не выдержала – съела по дороге домой. С завтрашнего дня начинаю укреплять силу воли и заниматься глубоким дыханием.

22-го числа того же мес. Была на вечеринке у подруги. Перед тем, как пойти, отрезала себе пучок и завила остатки волос на папильотки. Чтобы не догадались, кто я по профессии. Всё равно догадались, сволочи. Как это люди умудряются красить губы, не размазав их при этом по всему лицу? За столом некстати вспомнился вчерашний доклад Виолетты Ардалионовны из отдела необработанных книг - о новых принципах предметизации. С горя хлопнула подряд три стакана перцовки. Не помогло.

23-го числа того же мес. Если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше от систематического каталога. Напечатала триста листовок с таким текстом, используя из предосторожности разные компьютерные шрифты. Украдкой подсовывала их читателям. Бесполезно. Всё равно идут. Чёрт с ними, моё дело – предупредить.

30-го числа того же мес. При входе в метро меня задержала нищая бабка и потребовала милостыню. Надо всё-таки соображать, когда это делать! Ну, второго. Ну, третьего. Но не тридцатого же! Показала ей пустую банку из-под макарон. Она обещала напустить на меня порчу. Потом расчувствовалась и дала мне десятку. Я взяла. По дороге на работу размышляла над статьёй Умберто Эко «От Интернета – к Гуттенбергу». Пришла к выводу, что это глубоко. Надо не забыть сходить в отдел кадров и расписаться за то, что в этом месяце прибавки к зарплате не будет.

32-го числа того же мес. И всё-таки я была права! Будущее – не за систематическим, а за предметным каталогом! И, разумеется, за Универсальной Десятичной Классификацией. Они вынуждены были это признать! На радостях улыбнулась номеру две тысячи семьсот семьдесят пять. Надеюсь, он не поймёт это превратно.

Я шла по улице Мытной, хрустя опавшими листьями. Впереди шли трое – стройная мама, элегантно спотыкающаяся на тонких, как иглы, шпильках, маленькая девочка в коротеньком пальто и перекрученных вдрызг колготках и мальчик постарше, в модных обвислых штанах и хулиганской кепке на затылке. Они шли медленно, но мне совсем не хотелось их обгонять.

— Ух, ты! – говорила девочка, утыкаясь в магазинную витрину и тыча пальцем в раскидистую пальму. – Ген, смотри! Зачем это, а?

— А это специальная такая штука, чтобы обмахиваться, - не моргнув глазом, пояснял Гена. – Летом, когда манекенам жарко, они её берут и друг на друга махают. Машут, то есть.

— Ну и дурачок, - снисходительно фыркала девочка. – Это дерево такое. Специально, чтоб для красоты.

Идти за ними следом было хорошо. Девочка скакала и поддевала ногами листья, поднимая пыль и счастливо повизгивая. Мальчик шёл вразвалочку и сосредоточенно изучал рекламные плакаты вдоль дороги.

— Мам, а мы с тобой на «Меченосца» сходим?

— Ой, Гена.. что-то мне не хочется. Давай ты лучше с папой, а?

— «Меченосец» - это кино? – тут же встревает девочка. – Про рыбку?

— Сама ты рыбка, - хмыкает мальчик. – Это про дядю такого. У него меч из руки вырастал. Вон, видишь, - нарисован.

— А-а-а, - разочаровано поёт девочка. – Нет. Про такого дядю я не хочу. Я вот про этого хочу! – Встретившись взглядом с прозрачными безжалостными глазами Лиепы – Красса на плакате, она замирает, задохнувшись, и тихо, восхищённо краснеет. – Мама! Я про этого дядю хочу кино! Пойдём на этого дядю! Ну, пожа-алуйста!

— Это не кино, - поправляя ей шапочку, втолковывает мама. – Это вечер балета. Ну, когда танцуют. И дяди этого уже нет – он умер.

— Умер? – На лице девчушки – опасливое недоумение. – А как же он танцевать будет? Отпросится, да?

На углу улицы молодой дворник с чёрным лицом и золотыми зубами стоял, опершись на метлу, и смотрел на продавщицу в овощном киоске. Он стоял, смотрел, как на экран, и улыбался ей золотозубой улыбкой, и она сонно улыбалась ему сквозь укропные и капустные заросли, и оба молчали. Толстая осанистая ворона с хмурым одобрением разглядывала своё отражение в тёмной магазинной витрине. Небо было везде – и над головой, и под ногами, и в воздухе, и от этого было сыро, свежо и хотелось спать.