Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я была знакома с его родителями. Как водится в таких случаях, они были глубоко верующими людьми. В их вере, впрочем, не было ни ханжества, ни унылого книжничества. Мама пела вместе с моей подругой в церковном хоре, и одна радость была смотреть на её ясное детское личико, сияющее тихим, безумно заразительным вдохновением. Папа тоже пел в хоре бархатным фальшивым баритоном, был деятелен, весел и, как многие здоровенные бородачи, трогательно застенчив и неуклюж. Одно время я любила у них бывать. Они кормили меня малиновыми пряниками собственного изготовления и много говорили о Православии и о Боге. В их пряниках и в их речах не было ни излишней приторности, ни каких-либо искусственных добавок и красителей, и потому я поглощала и то, и другое с одинаковым душевным умилением.

Их десятилетний сын Серёжка постоянно бывал с родителями в церкви, молился, причащался и очень серьёзно ставил свечки, подолгу утверждая их на одном месте, чтобы они не заваливались на бок. Когда однажды мне довелось побеседовать с ним на духовные темы, он прямо и без обиняков сообщил мне, что Бога нет.

— Как это нет, Сергей? Ты что?

— Нет – и всё, - пожимая плечами, очень спокойно подтвердил он. – А ты чего, сама, что ли не знаешь?

— Постой, постой… А зачем же ты в церковь ходишь, если в Бога не веришь?

— Мама ходит, папа ходит, и я хожу. Но это же всё понарошку. Это игра такая. Как будто бог есть. А на самом деле его ведь нету же…

— Серёж, я всё-таки не понимаю… Если, как ты говоришь, Его нет, то какой смысл притворяться, что в Него веришь?

— Это не притворяться. Это игра. Ну, мы вот, с ребятами когда играем.. ну, там, в войну, например… мы же не притворяемся, да? Мы же играем. И тут тоже игра.

— Но ведь тут же взрослые, Серёж. Разве взрослые играют?

— Конечно. В театре все, когда смотрят на артистов… все же играют, как будто верят в то, что им артисты показывают. И артисты тоже играют, как будто они не артисты, а там… ну, всякие другие люди, не они. Или вообще не люди, а какие-то лешие. Или звери даже – собаки, лисицы… Но на самом же деле все знают, что это артисты. Просто это такая игра.

— То есть, ты думаешь, что батюшка в церкви всех обманывает, когда говорит про Бога?

— Да нет же! Он тоже играет. Она как будто верит, что есть бог. И наряжается специально, как будто верит. И все другие тоже как будто верят… и песни про это поют. И как будто с ним разговаривают. Но это всё только «как будто».

— Серёж, а почему ты так уверен, что это всё «как будто»?

— Ну, я же не маленький. Это маленькие верят во всяких там леших, в домовых, в хоббитов. И то – я, когда был маленький, я не верил. Я знал, что это всё понарошку.

— То есть, враньё?

— Нет. Враньё – это когда ты пару получил, а говоришь, что дневник потерял. А бог – это просто понарошку, для интереса. Писатели же придумывают про ненастоящих людей, которых на самом деле нету, и про них целые истории пишут. Это что – враньё? Нет. И про бога тоже не враньё. Его придумали, чтоб интереснее было. Но все же знают, что в жизни его не бывает.

— А кто же всё создал? Весь наш мир?

— А чего его создавать? Он сам создался.

— Серёж, а если бы ты увидел какое-нибудь чудо? Ну, если бы прямо на твоих глазах произошло чудо! Тогда бы ты поверил, что это сделал Бог?

— Ну, ты даёшь… Как он может чего-то сделать, когда его на самом деле нету? Это, значит, какой-то человек сделал. Фокусник, например, из цирка. Или это какое-то природное явление, про которое ещё никто не знает. Чудеса – они, вообще же, очень часто бывают в природе, но бог тут вообще ни при чём. Потому что природа – настоящая, а бог – придуманный.

Сбить его было совершенно невозможно. Битый час я пыталась нащупать в его убеждённости хотя бы одно уязвимое место. Но тщетно. Броня его была надёжна и не обнаруживала ни единой бреши. Главное его преимущество надо мной было в том, что я волновалась и горячилась, а он был эпически спокоен. Он не был богоборцем. Он охотно принимал правила игры, предложенной ему взрослыми. Более того – он получал неподдельное удовольствие от этой игры. Просто он отказывался принимать её за реальность.

— Скажи, ну, вот… раз уж ты такой неверующий. Вот – видишь икону? Ты мог бы на неё, например, плюнуть? Только честно – мог бы или нет?

Он смотрел на меня с весёлым недоумением, как на ребёнка, сморозившего глупость.

— Ты чего? Нет, конечно. Кто-то рисовал, старался – а я буду плеваться? Ты в музее в картину Шишкина будешь плеваться? И я не буду. Я же не хулиган.

Его мать вздыхала с глубоким, неподдельным огорчением:

— Вот такой он… И ничего не сделаешь. Мы уж и к батюшке его не один раз водили, чтобы батюшка с ним побеседовал. А он хитрый такой, он с батюшкой не спорит. Наоборот, во всём с ним соглашается. Батюшка потом у нас спрашивает: чего вы к ребёнку привязались, хороший же мальчик, степенный, благочестивый…

Отец тоже вздыхал и горестно морщился из-под кустистой бороды. По образованию он был физик. Физики часто уходят в религию. А вот биологи – редко. Почти никогда.

Серёжка вырос и поступил на биофак.

Впрочем, об этом я узнала, когда он был уже на третьем или четвёртом курсе. К тому времени мы уже мало общались с его родителями. Когда они однажды всё-таки пригласили меня в гости, я мельком удивилась тому, что в их квартире пахнет индийскими благовониями, на голове у мамы уже нет белого платочка, а папа лишился не только бороды, но и волос на голове и ходит по квартире в цветастой непальской рубахе.

— Ну, как ты там, не видишь наших, из хора? – спросила меня мама. – А то я теперь что-то редко в церкви бываю. Серёжка мой – он регулярно ходит. А я что-то редко выбираюсь…

Серёжка был на кухне и гладил брюки.

— В церковь, значит, ходишь? – спросила я. – А как же твой атеизм?

— В порядке, - ответил он, прыская на брюки водой. – Никуда не делся. На месте.

— А зачем ходишь-то?

— Нравится, - исчерпывающе ответил он и поднял брюки, чтобы посмотреть на то, как получились стрелки.

— Сергей… Ты прости меня за бестактность. Но ведь ты уже вырос, ты знаешь, что это – не игра. Там ведь Символ Веры надо читать…

— Символ Веры, - сказал он, с отвращением глядя на стрелки на брюках, - я не читаю. Но есть одна проблема. И я надеюсь её поймать за хвост. В ближайшем будущем.

— Ты её в церкви ловишь?

— В церкви, - сказал он и в сердцах плюнул на утюг. Утюг зашипел и плюнул в ответ.

— А что хоть за проблема-то?

«Отстань, а?» - взглядом попросил он меня. А вслух сказал:

— Слушай, а у вас в библиотеке можно найти материалы Венского антропологического кружка? Если есть, ты мне принеси, пожалуйста. Можно на немецком, я разберусь…

Прошло ещё лет пять. Недавно они опять вспомнили обо мне и пригласили в гости. Я пришла, мельком удивилась тому, что папа теперь ходит в чёрной льняной рубахе навыпуск, носит чуб и длинные вислые усы, как у Тараса Бульбы, и взахлёб говорит о славянском язычестве.

— А как Сергей? – спросила я. – Наверное, давно уже защитился?

— Какое там! – вздохнула мама. – Он такое отколол, ты не представляешь… В монастырь ушёл. Кстати, к вам, в Калужскую область. Мы с отцом так просили его, умоляли просто не портить себе жизнь… Но ты же его знаешь. Его же переубедить невозможно!

— Так он что же – всё-таки уверовал?

— Откуда я знаю! Разве у него что-нибудь поймёшь? Я тоже ему говорю: ты что, с ума сошёл? Правда, что ли, веришь? А он только улыбается и молчит. Ну, вот что ты с ним будешь делать?

2008/02/15 дети

Вспомнилось, как мы однажды ехали из леса на телеге.

157
{"b":"538769","o":1}