Помню, что до моего знакомства с Тем Самым Мюнхгаузеном – с настоящим, а не захаровским – мне часто снился один и тот же сон: меня преследуют какие-то враги, загоняют в ловушку, из которой нет выхода, и в конце концов с торжеством ловят... Мюнхгаузен растолковал мне, что не бывает положений, из которых нет выхода. С тех пор я стараюсь тренировать мышцы рук и мыть волосы укрепляющим шампунем. И кошмары подобного рода мне больше не снятся.

— Вчера к нам в церковь девушка приходила, договариваться насчёт венчания. Выходит обратно, и я слышу, как она с подружкой разговаривает: «Всё, - говорит, - завтра в загс, а потом сюда… Слушай, прямо жду не дождусь уже! Платье такое сшила, ты обалдеешь. Цветов закупили целое море, и все белые. Теперь главное одно. Теперь главное – прямо в загсе ему в рожу не вцепиться!»

**

— Ты Игоря помнишь? Ну, Игорь, Димкин друг, ещё с института... Ой, он такой стал невозможный бизнесмен, просто ужас какой-то. Дом у него трёхэтажный, собственный, можешь себе представить? Прямо под Москвой где-то… даже чуть ли не в Москве. И вот у него в этом самом трёхэтажном доме завелась мышь. Такая прямо конкретная мышь, серьёзная… лазает везде, гадит, мебель у него антикварную погрызла, продукты грызёт по наглому, прямо в шкафу. Он мне говорит: «Всё, - говорит, достала уже, завтра покупаю мышеловку. Прихлопну её на фиг, чтобы одно мокрое место..». Через какое-то время я у него спрашиваю: «Ну, как, мышеловку купил?» А он: «Нет, - говорит. – Не купил. Надо же не простую, а такую гуманную, с дверцей. Чтобы не убивать, а просто поймать. А то давить – это как-то неэстетично…. да и дети увидят, разревутся». Ладно. Потом уже, ещё через какое-то время, я что-то опять про эту мышь вспомнила, спрашиваю: «Ну, как, мышь-то поймал?» А он: «Нет, - говорит. – Возиться ещё с этой мышеловкой… Бог с ней, пусть бегает. Что она, много испортит, что ли?» А недавно смотрю – он какой-то грустный. Я спрашиваю: «Игорь, ты чего?» А он: « Да вот, - говорит, - что-то Глашеньки уже целую неделю не видно. Я ей печенье по всей кухне рассыпал, чтобы кушала, а её всё нет и нет. Я вот думаю: не случилось ли чего? А может, ей просто крекеры надоели? Может, ей бисквитик шотландский покрошить, как ты думаешь?»

**

— Меня Гошка, Леночкин сын, вчера спрашивает: «А кто такие японцы?» Я говорю: «Ну, как… Народ такой, - говорю. – Люди». А он задумался так тяжело, наморщился весь… И спрашивает: «А как же люди становятся японцами? Я бы, - говорит, - ни за что бы, ни за какие деньги, даже за миллион!..» Смешной такой, да? Я говорю: «Это что ещё, - говорю, - за ксенофобия такая? Чем тебе японцы не угодили? Ты же, вон, японские мультики-то смотришь, небось!» И вдруг я вижу у него на лице такое… как бы сказать?.. скорбное понимание. «Всё, - говорит. – Больше никогда не буду смотреть!» А потом к зеркалу подбежал и стал в себя вглядываться…

**

— Ты вот мне всё Танюшкины сны рассказываешь, про демонов всяких, и всё такое… А мне на днях тоже страшный сон приснился. Очень страшный. Про Понтия Пилата.

— Говорит поэт Бездомный из сумасшедшего дома…

— Тебе смешно, а мне – знаешь, как было страшно? Понимаешь, это был не тот Пилат, который у Михаила Афанасьича, а настоящий, исторический… Почему-то во сне я это точно знала. Причём его лица, как он выглядел – этого я ничего не помню, это всё как в тумане. И где это всё происходит, я тоже не помню. Но помню, что мы с ним разговариваем. По-русски, причём. Ну, во всяком случае, я его понимаю, и он меня… И он со мной разговаривает и всё время жалуется. На то, как его всё достало в этой Иудее, как он замудохался с местным населением…

— Ого, какой лексикон у Пилата! - Это не у Пилата. Это я от Ваньки набралась… надо будет ему втык сделать, чтобы не выражался… Пилат, конечно, всё это выражал по другому, но тоже так.. энергично. Что там всё время какие-то смуты и беспорядки, что народ упрямый до невозможности, ничего с ним поделать нельзя. Орлов каких-то имперских не позволили вешать возле храмов, сказали – лучше перережьте нас всех на фиг, а не дадим…

— Слушай, но так ведь всё и было! Ты что, недавно Тацита перечитывала?

— Боже упаси! Я его вообще не читала. Я понятия не имею, откуда я всё это помню. Может, со школы ещё? Нет, нет, по-моему, мы в школе этого не проходили. А может, у Булгакова это было? Не знаю, короче… В общем, он мне жалуется, а у меня, сама понимаешь, к нему другая тема… Я говорю: «Всё это ладно. Но зачем ты распял Христа?» Он говорит: «Какого Христа?» Тут я понимаю, что он же не знает, что Христос – это Христос… И начинаю ему рассказывать, как было, чтобы он вспомнил. А он говорит: «Не помню». Представляешь? Говорит: «Не помню. Не было ничего такого». Я говорю: «Как не было, ну, как же не было? Иисус, первосвященники, Варавва, «что есть истина?» А он говорит: «Не было ничего такого. Ни Иисуса, ни Вараввы. Откуда ты это взяла? – говорит - Какая такая истина?» И смотрит на меня, как на дуру. И я понимаю, что он не врёт. НЕ ВРЁТ! Незачем ему врать! Для него же это просто эпизод, не более…какой-то местный проповедник… ну, распяли, велика важность.. зачем бы ему скрывать? Значит, он не скрывает и не врёт. И, значит, и вправду ничего не было. НЕ БЫЛО, понимаешь? Господи, мамочка, святые угодники.. как же так? И я прямо вся, как не знаю, кто… Такая тоска, такой ужас, что просто… ну, я даже не знаю, как это сказать. Просто мир сразу вот так вот рухнул, и всё. И я стою на обломках, как дура, кругом темнота, не пойми чего… и главное – чего теперь делать-то? Проснулась.. и просто не знаю, как дальше…

— Да ладно, брось. Во-первых, почему ты так уверена, что не врёт? Мог и соврать, за милую душу. Мало ли какие у него причины! – чужая душа потёмки. А во-вторых, он мог и в самом деле забыть. Ты же сама сказала: это для нас – событие, а для него – мелкий эпизод. Ну, забыл, запамятовал… Если бы ты сразу не заорала «ой, батюшки, что ж теперь делать», а порасспросила бы его хорошенько, подробности бы всякие прибавила… он бы вспомнил, я тебе точно говорю. Точно бы вспомнил!

— Ты думаешь? Эх… а ведь и правда! Что ж я сама-то не додумалась, идиотка такая… А теперь чего? Теперь - жди вот, когда он опять приснится!

***

— Меня что-то на этой неделе всякие древние римляне преследуют, прямо целыми когортами. То Понтий Пилат, а то ещё вот – кольцо… Вот, посмотри. Это мне Алёшка подарил. Видишь – римская монета туда вправлена, настоящая. Я сперва так понадеялась, что не настоящая, что подделка… А он говорит: нет, говорит, я у знакомого антиквара покупал, тот точно уверен, что настоящая. Такая досада, да? - прямо не знаю, что с ней делать!

— Погоди… Ты что, расстроилась, что это не подделка?

— Конечно. Была бы подделка, можно было бы не беспокоиться. А то – настоящая. Я же не знаю, кто на ней изображён. Подписи – видишь? – тут не видно, она под оправой… а видно только профиль. А почём я знаю, чей это профиль? - Ну.. чей? Кого-то из императоров.

— То-то и оно! Там же такие императоры… это же не приведи Господь! И буду я всю жизнь таскать на пальце какого-то мерзавца? Может, это Нерон! Или Калигула…

— Нет. У Нерона одутловатое лицо, а сам профиль такой… немножко вдавленный, что ли. Очень характерный, ни с кем не спутаешь. А у Калигулы, наоборот, лицо худое и узкое. Это точно ни тот, ни другой. Может, Диоклетиан?

— Ещё того не легче! Гонитель христиан! Представляешь, на шее – крест, а на пальце – Диоклетиан. Вот радость-то! Слушай, а это точно Диоклетиан? Ты его прямо узнаёшь, да?

— Да нет, ты знаешь.. с того времени, как он на своей вилле угощал меня капустой с собственного огорода, прошло довольно много лет. Так что я его так уж отчётливо не помню.

— Тебе бы всё издеваться… Капустой он её угощал… Чего ты с ним вообще капусту ела, с такой сволочью? - тоже, нашла, с кем…