И хохочет, показывая единственный, зато уж точно золотой зуб. Потом подбрасывает в воздух одну сверкающую золотую «десятку», ловит и подбрасывает ещё раз

— Пиастррры! – подпрыгивая, орёт ворона у неё над головой

— Скажи, вам план по посещаемости до сих пор спускают? Нет? Ну, вы счастливые! А нам, представляешь, до сих пор. А откуда я столько народу наберу? Вот смотри: мой филиал – в Вышнегорском, а это даже не райцентр, а так…. До ближайшей деревни – восемь километров, и все пёхом, потому что на автобусе возят теперь только тех, кто на комплексе работает. Спрашивается – кто ко мне попрётся? Лёнька Смирнов, правда, регулярно ходит, когда пьяный… ну, то есть, в смысле – вообще регулярно. Он, когда пьяный, очень сразу начинает интересоваться всем, что в мире происходит, а телевизора у него нету, пропил давно… Вот и ходит в читалку. Когда трезвый, то дуб дубом, ничего не помнит, ничего не соображает. А когда пьяный – такой интересный, столько знает всего, просто с ума сойти.. Вот он, значит, ходит. А кому ещё ходить? Там, у него в деревне, вообще уже никого не осталось, одни бабки да он. Ну, приезжие ещё ходят, летом. Ещё школьники иногда, из Ивановского и из Морёнок. И всё. А! Корейцы ещё ходят… там у нас, за рекой, целые корейские поселения. Эти любят что-нибудь чувствительное, чтобы за душу брало… ну, там, про вампиров и всё такое… Но корейцы же не китайцы, их вон на сколько меньше… И как я с такой посещаемостью план выполню, спрашивается? А это никого не волнует, между прочим. Спустили – будь добра, выполняй. Иначе никакой премии к Новому Году. Её, правда, в прошлом году и так не платили… И в позапрошлом, по-моему, тоже. Но всё равно – обидно же, если лишат, правда?

А я - знаешь, чего придумала? Сейчас упадёшь. У меня свекровь моя бывшая работает в конторе ритуальных услуг, при кладбище. Называется «Вечная память». А кладбище большое, туда со всего района свозят хоронить…. Ну, вот, я и подумала… Нет, ты меня тоже правильно пойми! Формуляры же надо на кого-то заводить, да? А туда, в формуляр, паспортные данные нужно и всё такое.. Как я это всё придумаю? – ОВД там, ГУВД и прочая эта хреновина… Ну, вот, я и попросила свекровь…. Что? Да.. Сама понимаю, что Гоголь. А что делать? Между прочим, очень удобно. Проверяющие приходят – у меня всё в порядке, формуляров аж четыре коробки, и все заполненные, всё чин-чином. Я даже придумываю за этих… ну, читателей, кто что больше любит. Одному, там, военную прозу записываю... Крохалёв такой, Степан Сергеич, он у меня очень про войну любит - Бондарева там, Симонова, Виктора Некрасова. Женщинам, конечно, больше классику и любовное… Румянцева у меня, например, всю «Всемирную литературу» перечитала, очень активная… А они что, эти проверяющие, будут проверять, где она живёт и правда ли всё это читает? Какое их дело, что она уже два года, как преставилась? Им посещаемость нужна и обращаемость фонда. Вот я им и даю. А если даже вдруг чего и всплывёт, я скажу, что ошиблась – не тому книги записала. Только никто не заметит, кому оно надо-то?

Ой, а знаешь, я их теперь боюсь немножко.. Да не проверяющих, а ЭТИХ! Иногда так вечером сидишь на выдаче, вдруг – одна половица скрипнет; потом – другая. Потом дверь так… кррррр…. Как в фильме. И никого. Потом опять половица – крррр… Я уж сижу и думаю: может, Крохалёв пришёл «Горячий снег» сдавать? Или каяться, что кому-то из этих.. ну, тамошних своих приятелей дал книжку на пару дней, а они взяли и заиграли… Потом начинаешь думать: а каково по таким должникам ходить, требовать, чтобы книги вернули? Мы же домой к ним ходим, если они не возвращают…. Так подумаешь: о-о-й… А идти-то всё равно надо, этой обязанности с нас никто не снимает… Хорошо, что они аккуратные, книг не портят, всё вовремя сдают. Жалко только, на мероприятия не ходят. Хотя я их иногда записываю, как будто они тоже приходили. А что? Кто знает, между прочим, приходили или нет.

Любезнейшие, а кто из вас знает, кто такой клобук?

Разочаруетесь, поди.

Сперва заинтриговала, а потом рассказывает всякую чушь, как обычно.

Ну, кому интересно - вот вам мазурский вариант "Русалочки".

А вот ещё про клобуков что говорят – они хуже, чем домовые. Как привяжется к кому, так прямо беда. Замучает озорством своим поганым и пакостями. Вот – рассказывают, была такая Марьяна, рыбачка. Ну, вот он к ней и привязался, клобук-то. Чем она ему не угодила – один Бог знает, но только натерпелась она от него столько, что никому не пожелаешь. Вроде всё по мелочи, а всё одно досадно. То сети ей так перепутает, что она потом целый день сидит, их расплетает. То сделает дыру в перине; Марьяна как пойдёт её выбивать – Матерь Божья! пух, перо по всему берегу, как снег… Ну, что ты с ним будешь делать, с таким поганцем? Ничего ведь не сделаешь. Клобук – он ведь ни святой воды, ни молитвы не боится, ему всё как с гуся вода.

Ну, вот. Один раз этот самый клобук нарядился спорить с ветром. Говорит ветру: вон, мол, гляди, Марьяна-рыбачка полотенца на плетень повесила сушить. Давай-ка я сделаю из тростника кропило и буду их озёрной водой поливать. А ты их суши. Кто первый из сил выбьется, тот, значит, и проиграл спор. Ну, ветер согласился, конечно. А чего ему? Дунул раз, дунул два – вот они и сухие, полотенца-то…. Ну, ладно. Вот клобук, знай, бегает туда-сюда, кропило своё в озере мочит и на полотенца водой брызжет, а ветер – раз! – и в один момент их высушивает…. Притомился вконец клобук. Он же ведь маленький, лапки-то коротенькие – поди, побегай столько раз до озера и обратно… Упал под плетень и говорит: всё, мол, не могу больше. А ветер смеётся: что, говорит, вот ты и проспорил! А полотенца-то прежде были серые, а теперь висят белые, чистые, аж все сверкают. Вот клобук лежит и думает: вон, как я ловко придумал! Марьяна придёт, глянет и обрадуется – были полотенца грязные, а стали чистые, как серебро. А ветер на радостях, что его взяла, как пошёл дуть-плясать да на дудках играть. Взбаламутил, как есть, всё озеро. А Марьяна рыбачка как раз в то время на озере-то и была. Поднялась волна, перевернула Марьянину лодку, Марьяна и упала в воду. Она бы, может и выбралась, плавала-то она хорошо, - да тут её кто-то хвать сзади за шею! И утащил с собой на дно. Русалки, ясное дело, кому ж ещё.

Как увидел клобук, что вышло из его затеи – заплакал горько. И пошёл к ветру на поклон. Ветер увидал его, смеётся. Что, говорит, ещё угодно твоей клобуковской милости? А клобук ему в ножки кланяется и говорит: что ж ты, господин мой, ветер, наделал? Утопил мою Марьяну! Как я теперь без неё?.. Ветер ему: ну, что ж, утопил – ничего не сделаешь, назад не воротишь. А клобук ему: дай мне, говорит, одну твою дудку. А дальше уж моя забота.

Ну, ладно. Дал ему ветер свою дудку. А чего ему? У него их много, не жалко. Пошёл клобук на озеро, сел на берег и давай играть. Да так хорошо играл, так жалостно, что все русалки, как есть, разрыдались-расплакались, аж всю воду в озере насквозь просолили. Вот вылезает из озера ихняя королева и говорит: что ж ты творишь, клобучина? Смотри, как всех моих девок расстроил! Прекращай играть сей же час! А клобук ей: буду, говорит, играть, пока вы все на слезу не изойдёте и не растаете. А не хотите – так подавайте мне мою Марьяну-рыбачку обратно. Ну, русалке что делать? Ладно, говорит, твоя взяла. Отпущу её обратно. Только ты уж больше не ходи сюда со своей дудкой, не рви нам душу, нам и без того тошно. Вон оно как.