Однако, не только змеи и ящерицы были причиной раздражения аббата Адамнана против обители аббата Бернарда. Он завидовал тому, как в ней слаженно и чётко поют часы, не пропуская и не искажая ни единого слова и не позволяя себе ни одной фальшивой ноты. Однажды он сказал об этом аббату Бернарду.

—Поистине, отец Бернард, - сказал он, - можно только удивляться усердию и прилежанию ваших духовных чад. Похоже, что все они знают бревиарий наизусть, слово в слово, и все как один умеют читать его без единой запинки. Если бы я мог сказать такое же о моих монахах! Увы – мне с ними беда; они безбожно перевирают чуть не каждый гимн, а когда не забывают слова, то бормочут вместо этого, что придёт на ум, в надежде, что я не замечу.

— И с моими было то же, отец Адамнан, - сочувственно кивая, ответил аббат Бернард, - но мне удалось с этим справиться.

—Расскажите мне, отец, как вам это удалось, - попросил его аббат Адамнан.

—О, очень просто, - с лучезарной улыбкой ответил аббат Бернард. – Я поставил в храме саксонского лучника и велел ему стрелять в каждого, кто переврёт или перепутает слова молитвы.

—Как, прямо так сразу и стрелять? – ужаснулся аббат Адамнан.

—Ну, зачем же сразу? – добродушно засмеялся аббат Бернард. – Если кто-то из монахов ошибался один раз, я делал лучнику знак, и он доставал из колчана стрелу. Если тот же монах ошибался в другой раз, я вновь делал лучнику знак, и он накладывал стрелу на тетиву. И только если этот монах ошибался в третий раз…

—Господи, спаси и помилуй! – воскликнул аббат Адамнан. – Неужто в третий раз лучник стрелял?

—Нет, до этого дело ни разу не дошло, - покачав головой, мягко ответил аббат Бернард. – Никто из братьев не дал ему для этого повода.

—А если бы дал?.. – дрогнувшим голосом спросил аббат Адамнан.

—Никакого «если бы» на свете не существует, - сказал ему на это аббат Бернард. – Есть только то, что есть, и более ничего.

Потом аббат Адамнан тайком пытался вызнать у монахов, правда ли то, что рассказал ему аббат Бернард. В ответ на это монахи смеялись и говорили, что ничего подобного никогда не было, а отец Бернард просто пошутил с ним. Но когда аббат Адамнан отворачивался, они бледнели и украдкой осеняли себя крестом.

Люди, приходящие сюда, поистине великолепны в своём непредсказуемом разнообразии.

Молодой человек, смущённо улыбаясь, признаётся в том, что его интересуют книги по английской диалектологии.

— Только обязательно, чтобы это были диалекты именно Великобритании,

понимаете?

— Конечно, понимаю. А конкретнее?

— Ну, например, американский английский.

— Простите?

— Американский вариант английского. Ну, на котором говорят в Штатах, понимаете?

«Боже мой, - догадываюсь я, - он же думает, что Штаты до сих пор являются колонией британской короны! Где же он был последние двести с лишним лет?»

Две круглолицые девушки лет двадцати, в одинаковых банданах, берут книгу, из которой им велели законспектировать несколько глав. С недоверчивым восхищением разглядывают то, что получили, и наконец спрашивают:

— Это книга?

— Да, конечно. Не сомневайтесь – конечно, книга.

— А как в ней найти главу?

— А вот тут, в конце есть оглавление – видите?

— О-глав-ле-ни-е?..

В это время в зал заглядывает суровый юноша с чёлкой до бровей – на вид не старше тринадцати-четырнадцати лет.

— Простите, я просил «Критику чистого разума» Канта, а это «Критика

практического разума». Нельзя ли обменять?

Чудны дела твои, Господи.

Из библиотечного дворика доносятся возмущённые детские крики:

— Бабушка, ну, хватит уже! Ты уже целый час на моём самокате катаешься… дай и

мне покататься!

По просьбе willie_wonka

Сказка с немецкой моралью

Давным-давно - может быть, двести лет назад, а может быть, и все триста - в городе Виттенберге жили два друга-студента. Как их звали, я уже не припомню, поэтому назовём их Карл и Фридрих. Карл был весёлый парень, душа любой компании, завзятый дебошир и дуэлянт. Фридрих же был юноша деликатный, меланхоличный и мечтательный, любитель поэзии и уединённых размышлений. Впрочем, разница в характерах и привычках ничуть не мешала им быть добрыми приятелями.

Как-то раз дождливым осенним вечером они возвращались домой из университета. И вот на одной из тёмных улиц за ними увязался - кто бы вы думали? - маленький чёрный пудель! Ну, мы-то с вами понимаем, что это значит, - когда тёмным дождливым вечером на улице Виттенберга вдруг невесть откуда появляется маленький чёрный пудель, - но наши друзья ничего дурного в этом появлении не заподозрили.

— Взгляни-ка, Карл, - сказал приятелю Фридрих, - взгляни на это бедное создание! Он весь дрожит, бедняжка. Давай возьмём его, а то он, чего доброго, совсем пропадёт в такую-то погоду.

— На кой чёрт нам сдалась эта облезлая псина? - удивился Карл.

— Блажен, кто милосердно относится к малым сим - Господь спасёт его в день несчастья. И недаром говорят, что любое доброе дело не остаётся без награды. Спасём этого бедняжку, обогреем, накормим, а завтра дадим объявление в вечерний “Листок”. Наверняка у него отыщется хозяин, который не откажется воздать нам за нашу доброту.

— Дело говоришь, брат! - обрадовался Карл, подхватил пёсика на руки и понёс к себе на квартиру. Там приятели вдоволь накормили его жареными баварскими колбасками, а потом, развеселившись, даже угостили пивом. Пудель съел все колбаски до единой, вылакал пиво, рыгнул, облизнулся и превратился в высокого мужчину в роскошном красном одеянии. Ну, тут-то уж наши приятели догадались, что к чему, и, признаться, порядком струхнули. Но Мефистофель - а это, как вы сами понимаете, был именно он, - пребывал в этот момент в хорошем расположении духа (должно быть, пиво пришлось ему по вкусу).

— Браво, юноши, - сказал он, - вы оказали мне отменный приём! Я и впрямь собираюсь воздать вам по заслугам за вашу доброту. Вот что: я исполню одно ваше желание… одно на двоих, но - заметьте! - совершенно бесплатно! Я не потребую взамен ваших душ или ещё какой-нибудь мелочи, даже договора заключать не стану. Идёт?

Как было не воспользоваться случаем? Конечно, приятели не устояли перед искушением и согласились. Но не так-то легко выдумать одно желание - всего лишь одно, да ещё на двоих! И вот, пока в душе Фридриха богобоязненность боролась с естественными устремлениями юности, Карл в отчаянии стукнул себя кулаком по лбу и выпалил:

— Чёрт побери, отчего природа наградила меня силой вместо того, чтобы наградить умом? Вот бы когда он пригодился!

— Ну что ж, - сказал Мефистофель, - если тебе так нужен ум, то ты его получишь. Мне случалось исполнять и более глупые желания.

И прежде чем друзья сообразили, что произошло, он разразился своим знаменитым оперным хохотом и исчез, оставив после себя лишь запах серы да следы грязных собачьих лап на полу.

— Что же это получается, Карл?! - опомнившись, воскликнул Фридрих. - Ты получил ум, а я… ничего? Ну что ж, видно, таков мой удел - созерцать успехи и счастье других, оставаясь в стороне от всех радостей жизни! - сказав это, несчастный поник головой и залился слезами.

— Ну, вот ещё! - возразил Карл. - Ты мой друг и побратим, и я не допущу, чтобы ты остался ни с чем! Не горюй, всё ещё можно поправить. Вот что я придумал: пойдём-ка спросим совета у доктора Фауста. Говорят, что он живёт на этом свете чуть ли не триста лет, и всё из-за того, что когда-то пережил приключение вроде нашего. Уж он-то непременно нам поможет - как-никак, у него должен быть опыт в таких делах.