А потом всё-таки встаём и идём гулять.

Небо прозрачно-синее, безоблачное и почти тёплое, а воздух ледяной и хрустящий. Соприкасаясь, они образуют пар, который виснет над крышами, вспыхивая острыми радужными искрами.

Во дворе перед домом сосед Давид Арутюнович возит в коляске правнучку Аурелию. Аурелия лежит, вся закутанная в белоснежные меха, и выглядывает из них громадными тюленьими глазами с аршинными ресницами.

— Здравствуйте, дядя Давид.

Он любит, когда его так называют.

Мимо пробегает соседка Нина Егоровна, тормозит на бегу, заглядывает в коляску, что-то прогугукивает Аурелии, причмокивая губами. Та понимающе опускает ресницы.

— Ой, до чего хороша девка! – радостно констатирует соседка. – Ну, всё. Ладно. Побегла. Тороплюсь. Талончик на половину деcятого.

— Что за талончик? – интересуется Давид Арутюнович.

— Гастроскопию головы буду делать.

— А! Ну, иди. Молодец. Иди, моя хорошая.

К молодым девушкам он обращается исключительно по имени-отчеству, с подчёркнутым уважением, а к своим сверстницам, наоборот, с небрежно-задушевной фамильярностью. За это его любят и те, и другие.

— Дядя Давид! А что это вы один гуляете, без приятеля?

— А! Надоел уже… Одно и то же. Только и знает, что внучкой хвастаться. Вот кому надо гастроскопию головы делать, так это ему. Послушаешь его, так у них не ребёнок, а профессор! Академик! «Посмотри, какие глаза! Всё понимает – всё, до единого слова!» А что она может понимать? Полгода ещё нет – что такое она может понимать?

— Но ведь и вашей нет, а вы про неё тоже самое говорите.

Он в изумлении возносит брови:

— Но наша-то – действительно!

Я смутно припоминаю, что когда сама лежала в коляске, мой собственный дедушка говорил про меня абсолютно то же самое. Мне прямо даже неудобно было это слушать…

Тем временем моя Собака хнычет, стонет и делает вид, что покрывается инеем. Разумеется, нарочно, - чтобы мы побыстрее шли домой. И вдруг напрягается и начинает светиться злобным торжеством. Из подъезда выходит ещё одна соседка со своим французским бульдогом.

— Чери, Чери, пойдём скорее! Ну, что ты встал? Пойдём, у меня времени мало!

У Чери скорбное, полное негодования лицо с горестно опущенными вниз уголками губ, что делает его похожим на одного из ведущих программы «Суд истории». Скорбь его понятна и обоснована – его, чистокровного француза, кто-то взял и назвал Черчиллем. Это его полное имя по паспорту. Моя Собака пытается подбодрить его, укусив за загривок, он деловито взвизгивает, разворачивается и трусит, потряхивая ушами, к Платону. Мёрзлые голуби, усеивающие Платоновы ветки, вздыхают, топчутся, ища позу поудобнее, и щурятся на яркую, налитую морозным солнцем синеву.

За время своего отсутствия я пропустила очень хорошую, на мой взгляд, повесть Ольги Мареичевой «Соната моря». Я знаю очень мало книг, в которых ТОТ мир и ЭТОТ не переплетаются, не переходят один в другой, не смыкаются гранями и порталами, а просто являются одним и тем же миром, и спокойная обыденность этого явления действует на воображение сильнее, чем всякие «переходы», «перелёты» и прочие «шаги в Неведомое».

http://mareicheva.livejournal.com/622889.html

А может быть, я просто неравнодушна к истории Эгле, Королевы Ужей.

Я всегда любила эту историю. Но однажды, уже лет в тринадцать-четырнадцать, мне приснился сон

.

Сон был не похож на сказку. Там, в сказке, всё было красиво и печально. Жила-была красавица Эгле, и как-то раз она пошла купаться в море. Пока она купалась, чёрный уж забрался в рукав её рубашки, отказался уходить и потребовал, чтобы хозяйку рубашки отдали ему в жёны. Ему отдали её в жёны, и он утащил её на морское дно. Там он обернулся молодым королём, и она его полюбила, и родила от него детей, и однажды отпросилась вместе с детьми на сушу навестить родню. Родня же решила, что она страдает под властью злого Змея, и выманила его из моря, и зарезала косами. А Эгле и дети с горя навеки превратились в деревья…

Ужиный король на картинке был хорош, как бог. Ясное дело, - как было такого не полюбить? Но снилось мне - совсем другое.

Мне снилось, что я еду в метро. В вагоне много людей, но я их не вижу, потому что очень темно… В стуке колёс и грохоте поезда слышится музыка…. Мирная такая музыка, похожая на «Светит месяц», но в ней есть что-то такое нехорошее и навязчивое, что мне делается тоскливо. Я выхожу на ближайшей станции и вижу, что она тоже какая-то тёмная, с низким потолком и грубыми, ноздреватыми какими-то колоннами… Я не помню подробностей. Помню только, что иду по платформе и вдруг наступаю на старый резиновый шланг. Шланг начинает раскручиваться и шипеть у меня под ногами… я сперва думаю, что это воздух из него выходит, потому что он дырявый…. но потом понимаю, что он вовсе не спускается, а, наоборот, наливается воздухом и делается упругим и живым... Вдруг он стремительно распрямляется, закручивается вокруг меня и тащит вниз, в чёрный просвет между платформой и шпалами…

А там, под платформой – вода. Но не грязная грунтовая, а прозрачная, лазорево-зелёная, морская. Мне даже кажется, что я чувствую запах йода, соли и прибрежных водорослей….

Может быть, какие-то детали я сейчас невольно додумываю, потому что многого не помню. Но хорошо помню то ощущение горького, беспросветного ужаса, с которым я потом проснулась. Там, во сне, я хорошо понимала, что этот Змей, прикинувшийся шлангом, не задушит меня и не сожрёт. Он просто женится на мне, но хорошо мне с ним не будет. Каким бы прекрасным Королём он ни обернулся. Потому что то место, где он живёт – чужое и нелюдское, и я туда – не хочу.

Нет ни одной сказки, кроме сказки про Эгле, где девушка была бы счастлива замужем за Змеем. Ну, по крайней мере, я таких не знаю.

Есть очень простые варианты, где Змей просто походя насилует девушку, в результате чего она рожает богатыря-оборотня – очень приличного, между прочим, человека

По саду, саду по зеленому

Ходила-гуляла молода княжна

Марфа Всеславьевна,

Она с камени скочила на лютого на змея -

Обвивается лютый змей

Около чебота зелен сафьян,

Около чулочика шелкова,

Хоботом бьет по белу стегну.

А в та поры княгиня понос понесла,

А понос понесла и дитя родила.

А и на небе просветя светел месяц,

А в Киеве родился могуч богатырь,

Как бы молоды Волх Всеславьевич

Есть относительно благополучные варианты, в которых земной, настоящий жених девушки всё-таки умудряется вытащить её со дна ( в смысле – с морского дна). Некто Педер, скандинавский Орфей, взяв у Садко пару уроков игры на гуслях, устраивает в море такой тарарам, что Водяной (он же Змей) сам отдаёт ему невесту и говорит: «иди отсюда, пожалуйста». Есть варианты, где Змей (он же Водяной) после долгих лет совместной жизни отпускает жену в гости к тёще на пару деньков. Таких вариантов особенно много и ВЕЗДЕ жена не помнит себя от счастья, вырвавшись, наконец, из объятий нежного супруга. Мало того – она категорически НЕ ХОЧЕТ возвращаться, что бы он её ни сулил. Иногда супругу удаётся приманить её обратно, шантажируя любовью к детям: