Перед Демьяном стоял его биологический отец. И Демьян не ошибся, когда предположил, что внешностью пошел в него, а не в мать.

– Здравствуйте, – поздоровался он, вспомнив о правилах приличия. – Я прошу прощения, что на десять минут раньше…

– Здравствуй, – медленно кивнул мужчина. Он выглядел пораженным, и Демьян не мог его в этом обвинить.

Он сам почти пять лет решался на то, чтобы написать ему. И так бы и не решился, наверное, если бы Юля не поддержала. Демьян пытался представить, что сам бы испытал, приди к нему какой-нибудь парень и заяви, что он его сын. Смятение, удивление, недоверие… Шок!

«Здравствуйте, – написал он в письме. – Вы меня не знаете, но знали мою маму – Киру Авдееву. Мне бы хотелось с вами о ней поговорить. Это возможно?»

Его отца действительно звали Юрием. И его маму он вспомнил быстро. Демьян объяснил, что она давно умерла и теперь он собирает воспоминания о ней у ее друзей и знакомых. Юрий согласился на встречу. Только он давно жил в другом городе, у него была своя семья. Демьян долго решался показаться ему и всё думал: а может, Юрий его не признает, и удастся просто поговорить и разойтись. В досье, что передал ему отец, были фото, но вот теперь, увидев его вживую, Демьян понял, что скрыть ничего не выйдет.

– Вот, значит, как… – пробормотал Юрий, разглядывая его.

– Мне от вас ничего не нужно, – быстро выпалил Демьян, переживая, что тот заподозрит у его визита корыстные мотивы. – Я действительно хочу просто поговорить о маме.

– Ну, проходи, – сказал Юрий и пропустил его внутрь.

Это была самая обыкновенная квартира. Юрий проводил Демьяна в гостиную, показал на диван возле журнального столика, сам сел в кресло. Возле стены стоял сервант, одну из ниш занимал большой террариум, где на ветке спала игуана. Демьян с трудом оторвал от нее взгляд и снова перевел его на Юрия. Странное ощущение. Он знал, что этот человек дал ему жизнь и половину генов, но при этом не испытывал к нему ничего, кроме простого интереса.

– Сколько тебе лет? – спросил Юрий.

– Сорок.

Тот что-то прикинул про себя, потом вздохнул.

– Почему Кира ничего мне не сказала?

– Мама родила меня для себя. Она была влюблена в вас и именно от вас хотела ребенка.

Было тяжело совсем не упоминать Агату, но сестра не выказала никакого интереса к их отцу и всей этой ситуации в целом. Несколько лет назад она просто покивала на его рассказ о содержимом конверта и не стала ни о чем спрашивать, больше никогда не поднимала эту тему, и Демьян решил, что так лучше. Иначе пришлось бы слишком много объяснять. Но он не злился на Агату за ее безразличие. Желание узнать отца было правом, а не обязанностью, и Демьян скорее удивился бы ее интересу к этому вопросу. А вот дочка у нее, кстати, тоже родилась кудрявая.

– Когда она умерла? – спросил Юрий, прерывая его размышления.

– Когда мне было пять лет.

– А потом?

– Потом меня растила бабушка. Но она тоже умерла. И я попал в детдом. А оттуда меня забрала хорошая семья. Так что у меня всё прекрасно.

Юрий покивал.

– Как ты меня нашел?

– Это долгая история.

– Что ж… А я ведь знаю, когда Кира забеременела, – задумчиво сказал он, наверное, больше себе, чем ему. – Она приходила ко мне потом еще раз, через четыре года, но я уже был женат. Мы поговорили, и больше я ее не видел. Быть может, она хотела сказать мне, но передумала… Я всё еще женат, у меня двое детей, и я не уверен, что сейчас готов рассказать им о тебе.

– Я всё понимаю, – снова быстро согласился Демьян и, к своему удивлению, не испытал даже легкого расстройства. – Завтра я возвращаюсь домой, и если вы не захотите, то больше никогда обо мне не услышите.

– Я этого не сказал, – нахмурился мужчина. – Ты есть хочешь?

– Нет.

– Тогда чай или кофе?

– Я бы не отказался от чая.

– Хорошо. Посиди здесь.

Юрий ушел. Игуана проснулась и лениво зашевелилась на ветке. Демьян сидел на диване, смотрел на нее и ощущал себя совершенно чуждым этому месту. Внезапно подумалось: а если бы не было никакого проклятья и мама вышла бы за Юрия, то у него была бы другая семья, и он вырос бы в этой квартире с ящерицей, а не в доме с собаками…

И неожиданно остро захотелось к настоящим родителям, к маме на кухню, чтобы она поила его чаем с собственной выпечкой и смеялась над его рассказами. А Клайд лежал возле ног. Рядом бы сидела Юля, а из гостиной бы слышался смех девочек, плетущих косички Бонни. И чтобы хлопнула дверь, и Злата на весь дом оповестила о своем прибытии. А потом бы из кабинета спустился отец, сидел бы с ними, молча слушал и улыбался.

Зачем он сюда пришел? Что хотел здесь найти?

Юрий вернулся в гостиную с двумя кружками и вазочкой с печеньем, поставил их на столик, потом достал из серванта тоненький альбом, открыл его и показал Демьяну на общее фото.

– Это выпускной альбом нашего курса, – пояснил он. – Вот Кира. Она была удивительной. Самой яркой. Обладала невероятной харизмой. Когда она заходила в аудиторию, все поворачивали к ней головы. Да, мне есть что о ней рассказать…

Через три часа Демьян вышел на улицу. Посмотрел на голубое чистое небо. И подумал, что жизнь устроена удивительным образом. Ее можно прожить сотней разных способов, и никто заранее не знает, какой лучше, а какой хуже, но смысл, должно быть, в том, чтобы не метаться в поисках лучшего и не сетовать, а довериться ей и учиться принимать то, что она дает. Впрочем, это вовсе не значит, что можно сидеть сложа руки. Такого жизнь тоже не прощает. Она направляет, но идти придется самому. И, наверное, он всё сделал правильно, раз нынче каждый день легко находил повод улыбнуться и быть счастливым.

И Демьян поехал не в гостиницу, а обратно в аэропорт и не иначе как по волшебству сумел поменять билеты с завтрашнего дня на сегодняшний. Ведь ему еще нужно было успеть попасть в детский магазин и купить там куклу с непроизносимым названием. А потом спасти Чуму от очередного лечения. В конце концов, после появления в их жизни детей они с ней наконец окончательно подружились, а друга бросать в беде нельзя.

И еще десять лет спустя

По детской площадке в городском парке бегал мальчик лет восьми. Он был худой, тонкий, но жилистый и очень подвижный. Судя по всему, сейчас он возглавлял какое-то наступление: махал длинными руками и кричал, и ватага из шести ребят подчинялась ему – то ли потому, что не могла пойти против такого энтузиазма, то ли потому, что и впрямь признала главным. Совсем светлые, выгоревшие добела за лето короткие волосы его взмокли и стояли торчком, будто иголки у ежика. Порой, глядя на племянника, Яков никак не мог отделаться от ощущения, что смотрит на брата в детстве. Всего и отличий-то было, что темно-карие глаза, но с такого расстояния их было не разглядеть, и ничто не отвлекало.

Сам Клим сидел на лавочке, укрытой тенью раскидистой черемухи, и что-то читал. Но стоило Яше приблизиться к нему на расстояние шагов двадцати, как брат убрал книгу, снял с носа очки и уже тогда поднял на него глаза. И никаких сигарет: курить брат окончательно бросил, как только узнал, что у него будет ребенок. За прошедшие годы Клим вообще очень сильно изменился. Стал сдержаннее и спокойнее. Профессии боевого мага в результате предпочел следственный отдел. И, судя по всему, всё-таки нашел свое место в этой жизни и больше уже не страдал от ощущения, что что-то с ним не так и где-то он не справляется.

– Привет, – поздоровался Яков и крепко, с удовольствием пожал протянутую руку, потом сел рядом. – Как дела?

– Потихоньку, – отозвался Клим. – Рад тебя видеть. Ты надолго вылез из своей берлоги?

Яков улыбнулся. Берлогой Клим называл его мастерскую. Восемь лет назад Яков наконец-то обзавелся таковой и нашел в ней спасение от суеты окружающего мира. Там он мог позволить себе ни на что не отвлекаться и думать только о работе. И немного о Злате, карандашный портрет которой висел над его столом. Втайне Яша очень гордился тем, что помещение под мастерскую он купил на собственные деньги, вырученные от продажи прав на производство по нескольким своим патентам.