Он всё ждал, когда же уже привыкнет терять, но всё никак не привыкалось…
С улицы донеслись голоса. Пьяные и громкие, они приближались, и Демьян различил мат через слово и крайне эмоциональный диалог. Вот же не спится людям. Ему тоже, впрочем.
Всполох стоял перед глазами – вороной красавец, с довольным фырканьем принимающий угощения из его рук. Единственный, на ком Демьян чувствовал себя уверенно и даже пытался джигитовать. Всполох бы его не сбросил. В конюшнях Кощея были хорошие кони, но ни с одним он больше не чувствовал такого единения. После смерти Всполоха Демьян отказался и дальше ходить на ипподром. Кощей не стал настаивать. Его условием было научиться ездить верхом, а не превратить это в хобби. А вот Злата расстроилась, ей нравилось, что они тренируются вместе. Впрочем, она держалась в седле так, будто в нем родилась, и вряд ли правда хоть раз задумалась, что кто-то может ощущать себя иначе.
Иногда Демьяну думалось, что для трона Нави Злата и впрямь подходит лучше, чем он. Но разве можно обречь ее на такое?
Нет.
Пьяные голоса постепенно удалялись. Снова стало тихо. Потом где-то протяжно мяукнула кошка.
Злата была доброй, веселой девочкой. Очень старательной. Много и прилежно училась. Ходила на все дополнительные занятия, что предлагал ей Кощей, старавшийся дать им образование с болезненной, едва ли не маниакальной страстью человека, самостоятельно выбившегося из низов. Мама как-то обмолвилась, что он был сыном деревенской знахарки. Балет, ипподром, музыкальная школа, танцевальная школа – после того как из балета пришлось уйти, десяток разнообразных кружков… И это не считая их занятий с Кощеем. И не то чтобы всё это давалось ей легко. Демьян не раз и не два видел, как она глотала слезы от усталости. И тем не менее этот круговорот был нескончаем. Конкурсы, олимпиады, выступления… Демьяну всегда казалось, что ей это нравится. В какой-то момент родители предложили Злате притормозить, она отказалась. Она утверждала, что ее всё устраивает, что у нее всё отлично. А потом она изменилась, но в целом всё равно выглядела довольной жизнью, несмотря на сомнения, которые периодически у Демьяна закрадывались. Это были всего лишь домыслы, ощущения, и Злата не спешила их подтверждать.
А теперь вот ударил гром среди ясного неба. После истерики, что два дня назад приключилась с ней в кабинете у мамы, Злата ходила по дому словно тень самой себя, на все вопросы отвечала максимально односложно и вообще по большей части предпочитала не покидать свою комнату.
Они договорились, что дома с ней всегда должен кто-то быть. Кощей просидел с ней сутки, а вчера ему нужно было уйти на час, и вахту принял Демьян. В основном он сидел в кабинете наставника, чтобы услышать, если Злата позовет, но пару раз аккуратно заглядывал в дверь ее комнаты. Сестра лежала на кровати, невидяще глядя на единственную зажженную свечу на тумбочке. Шторы были плотно задернуты.
Маленькая девочка, спрятавшаяся от большого мира.
На семейном совете они пришли к выводу, что у Златы случился нервный срыв. Что именно стало его причиной, она так и не рассказала. Наплела совершенно неправдоподобную историю о том, что перенервничала перед предстоящим учебным годом, но никто ей, разумеется, не поверил. Но и допрашивать никто не стал. Так явно можно было добить.
– Давайте просто посмотрим, – предложил Демьян, постучав себя по виску. – Да, это неэтично. Но если мы можем помочь…
– Я уже пробовал и не смог, – перебил Кощей, и они с мамой переглянулись. Демьяну этот обмен взглядами очень не понравился. Словно у родителей была какая-то общая тайна, делиться которой с ним не собирались. При этом если отец остался невозмутим, то маму эта тайна явно беспокоила, и немало. – Слишком мощные щиты, – пояснил наставник. – Бывает у сильных магов.
Демьян ему не поверил. Бывать-то бывает. Он сам в свое время не смог заглянуть за ее щиты. Но чтобы этого не сумел сделать Кощей… Что за бред? Демьян тоже был не из слабых, и вообще ментальная магия давалась ему как дыхание, но сквозь его щиты наставник проходил так, будто открывал дверь, зачем-то оставленную посреди глухой стены. Это если действовал аккуратно, разумеется. А если неаккуратно – просто сметал подчистую.
Но и тут Демьян промолчал. Если от вида Златы разрывалось сердце, то от вида родителей хотелось выть. Будет еще время, чтобы во всем разобраться.
Как же не хватало Юли… Рядом с ней он всегда знал, что всё будет хорошо. Но ее он тоже потерял. Ты можешь десятилетиями выстраивать мир вокруг себя, но чтобы разрушить его, иногда достаточно просто вытащить из основания один-единственный камешек. То, что он сделал с Юлей, скорее походило на удар кувалдой по самому слабому месту в этой стройке.
Теперь на улице залаяла собака. Ее лай неожиданно вызвал в памяти другое воспоминание. Демьян почти увидел, как они с Агатой шли по лесу в тот день, когда она увела его с прогулки в больнице. Была осень, вечер, становилось всё холоднее и холоднее. На небе собирались тучи. Ему было всего девять лет, он устал, замерз и хотел есть, и, как и всегда бывало по вечерам, голова кружилась всё сильнее, а тошнота становилась невыносимее. Но он долго упрямо шел за сестрой, потому что был счастлив ее видеть и верил: она знает, что делает. А между тем сгущались сумерки, в кронах деревьев оживали тени, лес начинал пугать, и находиться там хотелось всё меньше и меньше.
– Агата, – наконец не сдержался и позвал он, – я кушать хочу. Мы скоро придем?
Сестра посмотрела на него и улыбнулась. Тогда он не понял, но сейчас знал: в той улыбке не было ни толики радости или уверенности.
– Всё будет хорошо, – ответила Агата невпопад. – Помнишь, как бабушка говорила? В лесу всегда можно найти защиту. Всё будет хорошо.
Из носа потекло, а платка не было, пришлось вытираться рукавом. Демьян шмыгнул раз, другой. Ему вдруг стало очень жалко себя. Не то чтобы хотелось обратно в больницу, однако там по вечерам ему ставили капельницы, после которых ненадолго, но становилось легче. И там было тепло. Были стены, которые могли защитить от ветра и дождя. И кровать… Тошнило страшно, очень хотелось лечь. Странно, что тошнота не отбила аппетит…
Он снова дернул сестру за руку.
– Агата, я устал…
– Надо идти…
– А куда мы идем?
– Я не знаю, – вдруг ответила она и остановилась.
И лес обрушился на них тишиной. Агата плотнее сжала его руку. Демьян впервые как следует посмотрел в лицо сестре и не узнал ее. До детдома она была, как бабушка говорила, что булочка: мягкой и пышной. Теперь же стала худой, куртка висела на ней мешком. Она что, совсем не ест?
Мысли о еде заставили ощутить голод в два раза сильнее. В животе заурчало, и этот звук показался оглушающе громким. Агата оглянулась туда, откуда они пришли. Или не оттуда? Дороги-то не было. Они просто шагнули за границу леса и пошли вперед…
Демьян внезапно ощутил острый терпкий страх, перемешанный с сожалением и отчаянием. И каким-то внутренним чутьем угадал, что это не его. В первый раз тогда в нем заговорил дар к ментальной магии, но он не обратил на эти ощущения особого внимания, воспринял как данность. Они с Агатой остались вдвоем, так почему бы и не чувствовать друг друга, особенно если это помогает узнать, что второму нужна помощь.
– Агата, – потянул он сестру за руку. – Всё же хорошо будет. Не бойся.
Она сдавленно кивнула и снова огляделась.
– На помощь, – прошептала Агата, потому что говорить в полный голос язык не повернулся. – Нам нужна помощь.
И в ответ на ее зов из-за деревьев им навстречу вышла женщина средних лет. При ней была большая белая собака, похожая на волка.
– Дети, вы заблудились? – спросила незнакомка.
Демьян хотел вспоминать дальше. Вспоминать, как Агафья Егоровна вывела их к избушке, как накормила, усадив поближе к печи – раньше Демьян видел такую только на картинках в книжках с детскими сказками, – и как внимательно смотрела на них, будто видела куда больше, чем просто двух перепуганных, потерявших дорогу детей, как дала ему отвар, после которого стало легче, как уложила спать…