Я бодрым шагом двинул по коридору, ведущему к рингу, Васильев и Высоцкий дунули следом.

Накануне мы прошли очень странную накачку в Спорткомитете Союза. С одной стороны сборную прессовали добыть как можно больше побед, с другой — не забывать, что матч товарищеский, играть исключительно чисто, противников не калечить, стараться обойтись без рассечения бровей и прочих заметных травм.

— Балет! — не выдержал Ягубкин.

— Что вы сказали, товарищ?

— К нам кубинский балет приезжает? Станцуем вместе с ними «Лебединое озеро», там точно никому голову не отобью.

Боксёры смеялись, чиновникам было не до смеха, результатом мероприятия стало зря потраченное время. Лучше бы в Третьяковку нас свозили.

— … В красном углу — заслуженный мастер спорта Валерий Матюшевич, сборная СССР. Олимпийский чемпион, чемпион Европы, чемпион Советского Союза, провёл сто один бой, во всех одержал победу, в восьмидесяти одном — досрочно. Рост сто семьдесят девять сантиметров, вес девяносто четыре килограмма.

Звучит убедительно, но только пока диктор не назвал регалий подпрыгивающего в синем углу Стивенсона, трёхкратного олимпийского чемпиона. Мне похлопали, твари, но не слишком, вера в советский бокс пошатнулась, ему же аплодировали как рок-звезде.

Таким он себя и чувствовал, вышел на центр, высоко подняв руки в перчатках. Чёрная гора, рост под два метра, руки длиной как лопасти ветряной мельницы, с удивительно правильными для чернокожего и привлекательными чертами лица, зубами хоть на рекламу пасты, пока не сунул в рот капу. Я — полная противоположность, гораздо мельче, проще экстерьером и светлый. Кто-то наверняка назовёт наш поединок тьмы со светом, совершенно зря, не нужно падать в расизм. Негр — не друг человека, он и есть человек, я не испытываю никакой расовой ненависти, разбивая им физиономии.

А вот в его глазах что-то мелькнуло… Думаю, ни один фотограф не сумел запечатлеть Стивенсона крупным планом, как видел его я, глядя ему в глаза между кругляшами его перчаток. О, там бушевала не спортивная злость, а именно та самая ненависть, зоологическая и незамутнённая. Такой он по натуре или просто заводит себя подобным образом на бой — вопрос не по окладу.

— Бокс!

Он спокойно двинул вперёд, выдавливая меня из центра ринга массой. Кроме ненависти, в выражении физиономии мелькнуло превосходство: я буду делать что захочу, а ты — лишь что тебе позволю.

Больше всего поразила его защита. Правую Стивенсон держал у щеки, левую выставил далеко вперёд, выбрасывая короткие джебы. Часто даже не опускал её, синяя перчатка маячила перед физиономией, словно приглашая поцеловать её, или даже перед моими перчатками. Кубинец будто спрашивал: ну и что ты сможешь, коротыш?

С минуту я ничего не понимал. Пузо практически не защищено, только печень правым локтем. Ясно, что Стивенсон за счёт джебов и далеко выдвинутой левой намерен держать меня на максимальном расстоянии, где моих рук не хватит, чтоб достать в корпус или голову. Но ведь мы, не очень высокие парни, всю спортивную карьеру учим выходить на дистанцию среднего и ближнего боя с такими каланчами! Он — бессмертный? Или засейвленный? Сейчас проверим.

Джеб левой, едва касаюсь его правой перчатки, и тут же апперкот правой. Она тоже не достаёт, перчатка бьёт ему по левому локтю, подбрасывая его клешню вверх, и тут же очень резкий второй апперкот, практически без замаха, одним только круговым движением предплечья — на-а-а!

Попадание в селезёнку, усиленное дракончиком, килограмм на шестьсот-семьсот потянуло. Если разорвать дистанцию, кубинец наверняка потянет паузу, закроется либо, наоборот, кинется вперёд чтоб вязаться. Более чем полтонны под левое ребро — это боль, шок, сбой дыхания.

Что интересно, рефери почти никогда не спешат реагировать на сокрушающий удар в корпус, им непонятна его эффективность, не в челюсть же. Команды «стоп» нет, и я продолжил.

Снова короткий тычок левым джебом, чтоб не думал правую пустить в ход, апперкот в центр корпуса. Готов клиент. Но за полсекунды до крика рефери я успел вколотить третий апперкот правой — точно в чёрный подбородок, он находился чуть выше уровня моих глаз. Бил как по макиваре — неподвижной и беззащитной, вогнав в удар добрую четверть дракончикового запаса.

Если бы рефери не остановил бой, я бы и сам не стал продолжать. Теофило стоял очень ровно, опустив руки. Ноги подогнулись, он упал на колени и тут же ничком — носом на канвас.

Это рассказывается долго, между первым апперкотом в селезёнку и завершающим в бороду прошло менее секунды.

Судья не успел объявить «один», на ринг из синего угла полетело полотенце, оба секунданта метнулись к телу. На общее приветствие, куда вышли все участники десяти поединков, Стивенсон не показался. В «Советском Спорте» вряд ли напишут, что кубинский звездун попал в реанимацию. Черепно-мозговая травма, оскольчатый перелом челюсти, повреждение шеи, многочисленные разрывы и кровоизлияние в брюшной полости. Классно провёл разминочный бой перед чемпионатом мира в Мюнхене.

Неудивительно, что «разбор полётов» в Госкомспорте СССР напоминал смесь поминок с комедией. Нас притащили на Лужнецкую набережную, где находился союзный Спорткомитет, долго мариновали в приёмной Павлова, туда набились какие-то чиновники неспортивного вида, то ли со Старой площади, то ли из МИДа, наконец, всех пригласили к председателю.

Сергея Павловича я видел впервые. Председатель ЦК ВЛКСМ, посол в разных странах, потом сразу же председатель Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР, он произвёл на меня впечатление человека, одинаково годного командовать балетом, образованием, профсоюзным движением, словом везде, где нет объективных результатов, а успех определяется только степенью надутости щёк. Спорт, где высчитывается количество медалей на международных соревнованиях, был, на мой некомпетентный взгляд, не самым лучшим применением для этого несгибаемого проводника генеральной линии партии.

Он начал с вопроса: отчего так случилось, что вместо ожидаемого реванша за Олимпиаду-восемьдесят советские боксёры осрамились ещё больше, затем, поймав сердитый взгляд одного из неспортивных гостей, «поставил вопрос ребром» о неспортивном поведении супертяжа Матюшевича.

Товарищ, сверливший глазами Павлова, перенёс прицел на меня и сказал себе «пли», в результате чего присутствующие узнали, что вызывающий и хулиганский поступок белорусского боксёра разрушает многолетние добрые отношения с Гаваной. Стивенсон — национальный герой кубы, Фидель Кастро считает его сыном. Жестокое, бесчеловечное избиение кубинского любителя бросает чёрную тень на весь советский спорт, на усилия советской дипломатии по распространению нашего влияния в странах Латинской Америки и Третьего Мира вообще.

Ага. Не из МИДа, иначе не стал бы так обхаивать дипломатов. Высокий клерк со Старой площади, ответственный за надзор за внешней политикой.

— Может, дадим высказаться виновнику? — предложил Николай Пархоменко из управления единоборств Госкомспорта, ответственный за бокс, первый кандидат в козлы отпущения за инцидент, в спортивной жизни борец, а не боксёр.

Поймав суровый кивок Павлова, я поднялся.

— Товарищи! Бокс как вид спорта требует только одного: находить уязвимые места в защите соперника и бить туда как можно точнее и сильнее, стараясь не пропустить в ответ. Ради этого мы тренируемся годами — по много часов и не менее шести дней в неделю. Реакция на открывающуюся возможность ударить составляет у мастера спорта примерно ноль-одну десятую секунды, максимум — ноль-две. Быстрее, чем взмах ресницами. Промедлишь — и прилетит. Поэтому в бою боксёр обдумывает тактику, готовит комбинации, но как только увидит шанс — работают одни рефлексы, сознание не успевает. Я даже не помню точно, что произошло, восстанавливали события по записи. Кубинский чемпион пренебрёг защитой корпуса, открыв для поражения левую часть живота. Любой советский тяжёлый боксёр современности воспользовался бы случаем и ударил — Варданян, Высоцкий, Яковлев, Горстков…