А потом Яра ощутила, как Гриша дернул ее в сторону, но не туда, куда им предстояло упасть, а туда, где была пешеходная дорожка. От этого толчка она чуть не упала, и он подхватил ее под руку.

— Все, все, — шепнул он. — Мы не прыгаем, пойдем отсюда.

И она обнаружила, что на ней нет обвязки.

Гриша вел ее прочь от этого места, прочь с моста, и она позволила себе повиснуть на нем, пока они спускались вниз: сама она сейчас не в состоянии была до куда-то дойти. Под мостом было прохладно. Река текла в десяти метрах от места, где они остановились, вздыхала недовольно: сегодня ее жертва снова от нее ускользнула. Яра села на песок, сжала голову руками и заплакала, не стесняясь немногих прогуливающихся по берегу людей.

Гриша опустился рядом и обнял ее. Сопротивляться не было сил. А потом он неожиданно набросил ей на голову свою ветровку. Яра рванулась, пытаясь высвободиться, но он не дал.

— Просто дыши, — попросил он. — При нехватке кислорода мозг рассматривает эту проблему как первоочередную и кидает все ресурсы на ее решение. Так можно преодолеть истерику, вызванную шоком. Давай, вдох-выдох.

И Яра послушалась. Ветровка прилегала к лицу, и дышать действительно было тяжело, но, что удивительно, она и впрямь успокаивалась постепенно. И в конце концов она, насколько это было возможно спокойно, положила ладонь ему на предплечье и сжала. Гриша понял и ветровку убрал. Яра сделала несколько глубоких вдохов. До чего хорош был прохладный сырой воздух.

— Зачем ты меня туда потащил? — прошептала она: язык ворочался с трудом. — Зачем ты это сделал?

— Это не я сделал, это ты сделала. Зачем-то пошла. Ты могла бы сказать «нет» в любой момент. Ты же прекрасно знаешь, что я бы вытащил тебя из крепления, даже если бы нам уже сказали прыгать. Яра, ответь мне, зачем люди терпят?

И, несмотря на собственные шок и испуг, Яра заставила себя поднять голову. Не так-то уж и часто Гриша посвящал ее в свои философские измышления.

— В смысле? — хрипловато спросила она и шмыгнула носом.

Григорий отстранился и набросил ветровку ей на плечи. Потом снова обнял.

— Ну вот ты сейчас почему не сказала, что не хочешь? И почему за все эти годы ты ни разу не сказала мне, что несчастна со мной? Прям вот так, прямым текстом?

— Я говорила…

— Да, начинала, причем иносказательно, а потом соглашалась со мной, когда я говорил, что все нормально. Я себя не оправдываю. Просто это как с прыжком. Ты пошла со мной, и в какой-то момент поняла, что пожалеешь, но вместо того, чтобы отказаться, просто стояла и ждала, когда тебя сбросят с балки. Зачем?

И правда. Зачем? Неужели страх показаться глупой и трусливой оказался сильнее инстинкта самосохранения? Яра уткнулась Григорию в футболку, вдохнула запах. Он пах все так же: родным хорошо известным ей человеком. Пах уверенностью и спокойствием.

— Яра, почему ты перестала рисовать? — вдруг спросил он.

— Что?

— Ну, ты же все время рисовала. В школе. И в универе. И потом еще пару лет после него. А потом перестала.

— Не знаю, — ответила она. — Просто перестала. То времени не хватало, то еще что-то. А это ведь как с тренировками. Раз пропустишь, два пропустишь, а потом очень тяжело снова втянуться. А теперь я очень устала, Гриш. От всего устала и от себя…

— В смысле?

Она закрыла глаза.

— Я совсем запуталась. Пытаюсь найти выход и не могу. Хожу по кругу. У меня получается сформулировать вопросы, но я не могу найти на них ответы. И это так тяжело. Я ругаю себя, потом жалею, потом снова ругаю. А все потому, что я слабая. Я ничего не могу сама. Это отвратительно. Мне гадко то, во что я превратилась. Иногда я просто себя ненавижу. И ты правильно сказал, это все оправдания, что ты виноват. Это я с собой сотворила. Я хотела быть кем-то. А я никто.

— Что за глупости?

— Я взяла подработку и не справилась! — выпалила Яра.

Черт, она не собиралась ему это говорить.

— Подработку? — удивился Гриша. — Зачем? Я же даю тебе деньги. Тебе не хватает?

Яра зажмурилась.

Как объяснить человеку то, что он не хочет понимать?

— Потому что мне нужен собственный доход. Это вопрос самоуважения. Я хотела на эти деньги нанять няню…

— Ну, скажи, сколько тебе еще нужно…

— Гриша! Я хочу сама заработать! Чтобы не отчитываться перед тобой за каждую копейку! Не говорить, на что собираюсь потратить!

— Но я никогда не требовал, чтобы ты отчитывалась…

— Гриш, пожалуйста…

— Ладно, допустим. А почему не справилась?

— Потому что одно дело пялиться по ночам в свой блог, потому что тебе это нравится, и совсем другое — выполнять абсолютно неинтересный заказ с четко установленными сроками. Я кое-как его доделала, забрала деньги, осталась жутко недовольна собой и не смогла решиться взять новый.

— Работать по ночам — так себе идея…

— Но другие-то могут.

— Ну, так никто не говорит, что им это легко дается. Просто, возможно, у них совсем нет иного выхода. Яра, послушай, вот сейчас ты мать. Это просто такой период. А я как отец должен вас обеспечить. И это нормально.

Она качнула головой.

— Нет, Гриш, ненормально. У меня всегда были свои деньги. А сейчас их нет. И при наличии ног и рук я не могу их заработать. Знаешь, кем я себя после этого чувствую? Я смотрю на отца с мамой, на братьев. Они добились всего, чего хотели. Рита недавно возглавила какой-то филиал в агентстве, где работает. А я просто сливаю свою жизнь в унитаз…

— Ну, прекрати… Ты родила ребенка.

— Это любой может, если здоровье позволяет. В этом нет заслуги.

— Ты воспитываешь ее.

— О том, насколько хорошо я это делаю, можно будет судить только лет через двадцать.

— Ты блог свой ведешь. На тебя за эту неделю еще двадцать человек подписалось. Ты хороший специалист…

— Что?

— Специалист хороший. И…

— Нет. Ты заходил в мой блог?

Гриша улыбнулся.

— Заходил. У тебя там все очень красиво. И посты ты пишешь такие, с юморцой. И еще я подивился, как спокойно ты общаешься с людьми несмотря на то, что у нас с тобой творится. Даже подумал ненароком, что тебе совсем на это все равно.

Она мотнула головой.

— Незачем сор из избы выносить.

— Вот видишь. Ты еще и мудрая.

Яра горько рассмеялась.

— Прекрати. Я тупая.

— Так, ну все, — нахмурился Гриша. — Хватит про себя невесть что сочинять. Будь ты тупая, я бы на тебе не женился. Серьезно, Яр. Ты всегда была умной. И творческой вот опять же. Я же помню твои работы университетские…

— Ты в этом ничего не понимаешь.

— Искусство — это то, что вызывает эмоции. Ты сама мне так говорила.

— Боги, ты помнишь, что я тебе говорила.

— Конечно, помню. Ну так вот, они вызывали. Даже у такого чурбана, как я. Иначе стал бы я терпеть запах скипидара и краски три года подряд. Нет, Яра. Ты интересная и умная. Все. Просто, наверное, тебе тяжело дома сидеть. Но как только ты выйдешь из декрета, начнешь снова работать, ты это увидишь. И если хочешь, мы можем договариваться, и я буду сидеть с Майей, а ты сможешь ходить на все эти лекции и конференции. Ну, полегче?

Яра кивнула, не желая вдаваться в подробности своего состояния. То, что он говорил о ней, было приятно, но она не очень-то этому верила. Мама тоже периодически пыталась ее в этом убеждать. Они говорили так, потому что любили ее. Гриша все еще любил ее за что-то.

— Отлично, — улыбнулся ей Гриша. — Пойдем, выпьешь чего-нибудь горячего, тебе всегда помогает.

— Напиши няне, спроси как там Майя, — попросила Яра. — И уже надо бы возвращаться, мы же только до девяти ее звали.

Она снова посмотрела на реку и поморщилась. Гриша проследил за ее взглядом.

— И сейчас страшно? — поинтересовался он.

Яра качнула головой.

— Пока я на берегу — нет. Скорее неприятно. Все время жду, что кто-то начнет тонуть. Я вообще не понимаю, что со мной на мосту случилось. Никогда такого не было. А тут… Не знаю, ощущение было, как будто меня скинут туда без всякой страховки…