— Но я-то хочу с ним.

Впереди показалась развилка. Отец уверенно свернул вправо.

— Яр, ты прекрасно видела, за кого шла замуж. И даже до замужества успела с ним пожить. Зачем тогда оформляла отношения? Чай не в Тридевятом живем, позорить бы тебя никто не стал. Так чего теперь разоряться?

Дальше пошли молча. Отец был кругом прав. Иногда Яра задавала себе этот вопрос: зачем согласилась на этот брак, ведь она же уже через год отношений поняла, как оно все будет. Сглупила, побоялась выйти из колеи… А потом Гриша приходил домой, обнимал, целовал, и не было ничего лучше этих моментов. В этом мире был тот, кто любил ее, и ждал, и прощал, и принимал. И если уж совсем начистоту, порой ей нравилось чувствовать себя рядом с ним маленькой и слабой. Но у этого тоже была своя цена.

Они вышли из леса и уперлись в луг в том месте, где он принадлежал Светозару. Ветер пробегал по травам, и они колыхались красивой зеленой волной, будто дышали. Воздух здесь был напитан ароматом трав и цветов, и повсюду порхали бабочки, жужжали шмели и пчелы, прикрытые зеленью, стрекотали кузнечики. Луг жил своей громкой жизнью.

Отец оглядел его, глубоко вдохнул воздух и вдруг показался Яре очень уставшим. Это напугало. Отец был столпом, на который опиралось слишком многое в ее жизни, даже если она забывала об этом или не замечала. Он не мог устать. Не имел права!

— Я хотел с тобой поговорить, Яр…

Ветер подхватил его слова и унес куда-то вдаль. И Яра неожиданно ясно осознала, что они не просто так пришли сюда.

Боги, что такое?!

— Недавно мы с Григорием устроили показательный бой для молодняка, и он меня победил, — спокойно и просто сказал отец.

Что?

Показательные бои отец с Гришей, будучи самыми сильными и опытными бойцами в Отделе, устраивали часто. Яра до сих пор помнила их, видела на тренировках. Отец был порывист и азартен, ему всегда было в радость схлестнуться с достойным противником, он сразу начинал нападать, не особо заботясь о том, чтобы прикрываться. Грач же был спокоен, основателен, дотошен. Он уходил в оборону, но зато почти непробиваемую. И вот из этой обороны ему время от времени удавалось дотянуться до Финиста. И все же не было ни разу, чтобы он победил. А в конце они всегда жали друг другу руки. Отчего-то Яра особенно любила этот момент как подтверждение того, что все хорошо, все остались друзьями и не держат друг на друга обиды, будто и правда боялась, что двое мужчин, занимающих центральное место в ее жизни, могут поссориться. Как бы она тогда выбирала?

— Он мне не говорил, — выдохнула Яра.

Отец кивнул.

— Да он сам, по-моему, в шоке. Я не поддавался, Яр. Кажется, я просто постарел.

— Пап… Ты что?! Прекрати!

Сокол тепло улыбнулся ей, обнял за плечи, привлек к себе под бок.

— Перестань, дочь. Это нормально, когда родители стареют, а потом уходят. Я не вечен.

— Но мама говорила…

— Твоя мама всегда преувеличивала мои способности. Это приятно, но, увы, неправда.

Яра испуганно выдохнула.

— Пап…

— Так, — нахмурился Финист. — Я вроде не сказал, что собираюсь в могилу уже завтра. Зато тебе, возможно, полезно будет вспомнить, что все мы смертны. Рано или поздно все закончится. И только тебе решать, чем наполнить свою жизнь. А будешь долго думать и чего-то ждать — ничего не успеешь. Но я не это хотел сказать. Я принял решение. Я подаю в отставку. Нужно уметь вовремя уступать дорогу молодым… Об этом знают твоя мать и мое начальство. Теперь и ты. Гриша сядет на мое место. Он готов.

— А он…

— Нет, ему я еще не говорил. И ты не говори. Вот вернемся, обрадую.

Ого. Сколько новостей разом. И непонятно, как реагировать. Радоваться или грустить? Пугаться или принять спокойно?

— Жизнь что река, Яр. Кажется, что она не меняется, но каждое мгновение на старом месте уже новая вода. Не упускай моменты. А мы с мамой немного поживем здесь. Нам нужно отдохнуть. Захотелось к корням. К земле. Устроим себе отпуск.

— Вы вернетесь?

— Да. Я бы остался, но твоя мама здесь долго не продержится. Будем считать, что мы с ней уехали на летние каникулы. Хорошо? Не горюй. Ты не одна. И Григорий никогда тебя не бросит. Я его знаю. И у него нет никого дороже тебя.

Слезы выступили на глаза. Яра шмыгнула носом. Отец обнял крепче. Он всегда был большой и сильный, а теперь постарел. И это было страшно. Яре раньше казалось, что ее родители будут жить вечно, всегда будут рядом. Так жутко было осознать, что это не так. Но ее отец был прав, пока Гриша с ней, она не одна. Папа вообще во всем был прав. Это она тратила свою жизнь на бессмысленные жалобы и ожидание чего-то непонятного. Так кого в этом винить?

— Что, — вдруг спросил отец. — Так тошно с ним, что совсем невмоготу?

— Нет! — воскликнула Яра. — Нет! Просто обидно. Так обидно, пап. Я ведь люблю его…

— В семье нужно знать о проблемах друг друга и по возможности помогать друг другу. А иначе зачем все это?

— Так и я об этом! Он…

— Ты не дослушала, — осадил отец. — Ты прекрасно знаешь его семью, Яр. Он не умеет так, как ты хочешь. У них так не было. Если тебе это правда важно, научи его по-другому. Знаешь, твоей маме тоже пришлось много чему меня научить.

Это было что-то новое. Это нужно было обдумать. Она никогда не смотрела на их проблему с этой стороны.

Удивительно, но иногда разговоры с папой давали ей больше, чем разговоры с матерью. Может быть, потому что он был проще и говорил прямее, не боясь задеть или уязвить. Финист не был отцом года: взрывной, порывистый, эмоциональный, — в юности Яру удивляло, как мать с ним живет, а когда она сошлась с Гришей, стало интересно, как мама с ним управляется. Папа не играл с ней в детстве, не водил на прогулки, и вообще она видела его редко. Но когда она стала постарше, выяснилось, что он готов слушать и говорить. И это было невероятно ценно. У ее отца внезапно оказался богатейший жизненный опыт, который она до сих пор не могла оценить в полной мере. Из него можно было черпать мудрость как из колодца. Правда, сохранялась опасность захлебнуться от переизбытка откровений. Нет, определенно, что его, что маму Яра предпочитала дозировать.

— А знаешь, дочь, — неожиданно задумчиво позвал Финист. — Когда мы с твоей матерью оказались в новом мире, у меня совсем не было времени, чтобы с ней куда-то ходить. Но я как-то пришел домой, а ее нет. Потом снова пришел, а ее опять нет. И так раз за разом. И я понял: если у меня не найдется времени на нее, найдется у кого-нибудь другого. Пусто место свято не бывает.

— О чем ты? — ошеломленно переспросила Яра.

— О том самом, — улыбнулся отец. — Дай ему поревновать. А то и правда, смотри-ка, расслабился. Будто не найдется желающих на мою дочь. Ты интересная, умная, красивая. И я не зря назвал тебя Ярославой. Не забывай об этом. Гори. Ты Соколова, а это чего-то да стоит.

— Я Черных, пап.

— Глупости. Будто достаточно сменить фамилию, чтобы стать новым человеком. Будь ты Черных, сидела бы дома, рожала ему детей, варила борщи и была счастлива. Вон, как Несмеяна.

Яру передернуло, и отец рассмеялся.

— А говоришь — Черных. Нет, Яр, ты Соколова, тебе досталась наша с матерью любовь к свободе и к жизни. Она кипит в тебе и не дает сидеть на месте. Дай ей выход. Будто я не знаю, какого это — оставаться на земле, когда хочется в небо. Чтобы сидеть на цепи и не сойти с ума, нужно очень хорошо понимать, ради чего сидишь, и принимать это. Знать, что полученное важнее жертвы. А если не важнее… Нет смысла отравлять себе жизнь просто так. Да Грише это и не нужно. Поверь мне. Он хочет, чтобы ты была счастлива. Но невозможно все время делать кого-то счастливым. Ты сама должна.

Яра кивнула.

Отец обвел взглядом луг от края до края.

— Завтра поутру пойдем косить, — решил он. — Все вместе. Ладно, надо возвращаться, а то потеряют еще нас, мать напугаем, не надо этого.

— Пап, — тихо позвала Яра, — а я справлюсь?

Отец фыркнул.

— Что за вопрос? Разумеется, справишься. Если захочешь, конечно.