Ключевой водой напои меня.

Отзовётся ли сердце безбрежное,

Несказанное, глупое, нежное?..

Любэ — Позови меня тихо по имени

Под прицелом материнского взгляда Яра прошла на кухню и сложила в раковину грязные тарелки. Поворачиваться к ней не хотелось, но повода не сделать этого не было.

Мама смотрела строго и откровенно обеспокоенно.

— Что случилось? — спросила она. — Вы поссорились?

Черт. От этой женщины вообще можно что-то утаить?

Яра села на стул, помотала головой.

— Дочь, ты огрызаешься и отворачиваешься от него.

Внутри словно воздушный шарик лопнул. Самое забавное заключалась в том, что мама за час заметила то, что Григорий не замечал уже пару месяцев. И о чем это говорит?

Яра повела рукой, ставя купол, закрыла рот ладонями и прошептала в них:

— Я хочу развестись.

Слова лезть не хотели, их пришлось проталкивать наружу буквально по слогам. И после того, как она их сказала, легче не стало. И вообще, ее мать была последним человеком, которого стоило в это посвящать. Как она должна теперь жить, зная, что ее дочь несчастлива в браке? Яра чувствовала себя ужасно. Она и была ужасна.

— Почему? — очень спокойно спросила мама.

А вот это уже было нечестно. Мир вокруг Яры рушился, и ей казалось, что о ее беде должны день и ночь трубить по всем центральным телеканалам, а мама как всегда сохраняла спокойствие. Где справедливость?

— Есть несколько причин.

— Я очень внимательно слушаю.

— Мне кажется, мы разлюбили друг друга, — выдохнула Яра и закрыла глаза.

Она передумала все это тысячу раз, нашла подтверждение и обоснование, но говорить об этом все равно было дико. Пока она только думала об этом, все было понарошку. А за слова уже нужно было отвечать. И они тут же показались ей ложью.

— Тебе кажется, — отрезала мама.

— Мы почти не проводим время вместе.

— Это можно исправить.

— Но он не хочет! Говорит, у нас все нормально!

— Ладно, поработаем над этим. Дальше.

Яра недовольно хмыкнула. Мама занималась своим любимым делом: оборачивала в пух все ее доводы. Это тоже было нечестно.

— Он меня тормозит, — она покусала себя за губу. — Мне кажется, если я уйду, то наконец смогу начать жить.

— Так это ты, дорогая, не от него бежишь, а от себя, — нахмурилась мама, — а это так не работает.

— А как работает?! — не выдержав, закричала Яра. — У меня в голове каша. И я хочу с ним остаться и не хочу одновременно. И мне жаль, что так вышло, я не хочу делать ему больно. Но я… периодически вообще ничего… Не знаю… Искра пропала…

— Искра, — повторила мама, и Яра услышала в ее голосе недовольство. — Так высеки ее заново! Это просто кризис. И если ты поговоришь с ним, и если вы дадите вашим отношениям шанс, то все наладится. Я уверена, Гриша пойдет тебе навстречу.

— Я не думаю, что из такого можно что-то наладить.

Мама пожала плечами.

— А я не думаю, что существует хотя бы одна семья, в которой никто из супругов ни разу серьезно не задумывался о разводе.

— Ты еще скажи, что тоже хоть раз допустила мысль уйти от отца!

— Каждый день в течении восьми лет после рождения Борислава, — внезапно ответила мама, и это признание произвело на Яру эффект разорвавшейся бомбы. — Но на мое счастье в Тридевятом нет разводов, — продолжила мама, — а то может и правда собрала бы вещи. Но сейчас я рада, что этого не случилось. То, что мы с твоим отцом сумели построить в итоге, стоит любых проблем и кризисов в начале.

Это было невозможно. Немыслимо. Ее родители были образцом супружеской жизни. Яра выслушивала это от окружающих едва ли не с рождения. Все эти истории: как мама за папой ходила, как он ее спасал, как полжизни за нее отдал, какая она хорошая жена, какая они идеальная пара… Боги, да Яра даже не могла вспомнить, чтобы они хоть раз при ней поссорились. А она прожила с ними в одном доме почти двадцать лет. Да даже представить их по отдельности не получалось. Брак ее родителей был планкой, до которой было невозможно дотянуться. Брак ее родителей был одной из причин, по которой она боялась выходить замуж: потому что она, Яра, даже близко не была мамой и прекрасно понимала, что вряд ли сможет дорасти до нее как до жены.

И вот теперь… Вот так…

— Но почему? — прошептала Яра.

— Потому что не чувствовала в отношении него ничего кроме злости, — вздохнула мама. — Я очень устала. Мне казалось, что я в ловушке, и единственный способ выбраться из нее — сбежать. Но побег — это не выход.

— И как ты из этого выпуталась?

Мама замялась на мгновение, словно решая, что именно сказать, потом ответила:

— Мы поговорили. И твой отец решил, что я ему дороже собственных желаний. Он, знаешь ли, хотел, чтобы я родила ему футбольную команду. Но иметь в своей команде меня ему оказалось важнее.

— Ты поэтому всегда настаиваешь, чтобы все со всеми говорили, — горько усмехнулась Яра.

— Просто это работает, — пожала плечами мама.

— Мы очень мало времени проводим вместе. Нигде не бываем вдвоем, — Яра откинулась на спинку стула, запрокинула голову назад, разглядывая потолок. Потолок был натяжной, идеально-белый. И люстра была красивая. У ее матери бы отменный вкус, тут ничего не скажешь… — Мне не хочется потратить годы впустую, в одиночестве, — покачала головой она. — И я не думаю, что одна виновата в этом.

— Виноваты всегда двое. И развестись ты всегда успеешь. Попробуй. Вспомни, во что в нем ты влюбилась. Скорее всего оно там еще есть.

Яра кивнула.

— Есть. Но это не мешает ему изрядно меня бесить.

— Раз бесит, значит, что-то ты все же чувствуешь. И знаешь еще что? Попробуй в течение недели быть с ним нежнее. Проявляй заботу. Звони мне, если будет совсем тяжело. А в следующую субботу обсудим результаты. А теперь сними купол и помоги мне с посудой.

День первый.

Следующий день был воскресеньем, а в воскресенье по традиции Яра с Грачом навещали его маму.

Яра любила эти встречи. Раиса Олеговна напоминала ей бабушку, которой у нее никогда не было, но о которой она всегда мечтала. Она неизменно готовила что-нибудь вкусненькое к их приходу и смотрела на них с такой любовью, что Яре едва ли плакать не хотелось. И она старалась задержаться в этом доме подольше, подольше не выходить из-за стола. Но в этот раз она сама ушла с кухни, пошла в гостиную, достала с книжной полки старый потрепанный фотоальбом с картонными страницами и фотографиями, приклеенными на клей и вставленными в уголки, открыла его. Она смотрела его много раз и знала все развороты почти наизусть, и сегодня ей захотелось снова взять его в руки, чтобы как можно полнее ощутить свою причастность к этой семье.

Пока она была замужем за Гришей, она имела право на этот фотоальбом.

На первой странице было два черно-белых фото. Одно со свадьбы родителей Григория и одно коллективное: они и четверо их сыновей. Гриша здесь был совсем маленький, лет восемь, не больше. И глаза у него еще горели вовсю. Яра не сразу узнала его, когда увидела это фото в первый раз. Перелистнула страницу. Четыре фотографии с младенцами в ползунках и чепчиках. Каждая подписана. Григорий снизу справа. Улыбается довольной беззубой улыбкой. Пухлые щеки и два подбородка. Счастливый упитанный малыш. Который вырастет в сильного надежного мужчину. И на свою беду встретит ее. Интересно, если бы она все-таки родила ему сына, он бы выглядел так же?

— Что делаешь? — спросил Гриша, заходя в комнату.

Яра вздрогнула. Она задумалась и не услышала его шагов в коридоре.

— Просто смотрю, — ответила она.

— Я присяду?

Яра подвинулась, уступая ему место, а потом по наитию пересела к нему на колени, положила голову на грудь. На нем как всегда было тепло, уютно и спокойно, и в такие моменты Яра чувствовала, что все еще его любит, но при этом она особо остро ощущала, как сильно ей его не хватает. Такие моменты случались слишком редко, чтобы за них действительно можно было зацепиться, поэтому после них было только больнее. И вот они вроде сидят вместе, и со стороны кажется, что у них идиллия, а на самом деле она снова думает о том, как заговорить с ним о разводе. Яре захотелось вцепиться ему в лицо ногтями. Вместо этого она постаралась как можно детальнее запомнить это мгновение. Законсервировать. Положить в банку, завинтить крышку и отправить в кладовые памяти. Настанут холода — откроет.