— Подай на воду ради Праматери, — раздался слева надтреснутый мужской голос.

Мира повернула голову: у ворот сидел очень худой нищий в лохмотьях. Рыжая пыль покрывала его голову, плечи и колени, так что он сливался с камнями. На земле перед ним стояла деревянная плошка, в которой лежали три «серых». Нищий смотрел на Миру тёмными, глубоко запавшими глазами.

— Здравствуйте, — пробормотала она, смутившись оттого, что у неё нет камней. Более того, если так пойдёт дальше, скоро ей придётся сесть и просить милостыню рядом с ним. Если, конечно, пустит.

— Удивлена? — нищий с насмешкой указал на проход.

Отрицать, что удивлена, когда отвисла челюсть и глаза из орбит вылезли, было глупо, и Мира кивнула.

— Дни Вила, — сказал нищий и подмигнул ей.

Она вспомнила, что уже слышала о днях Вила от Гая. Но тогда даже представить не могла, как это выглядит.

— Скажите, этот проход куда ведёт? — спросила она.

— До развилки.

— А дальше?

— Каждый в свою сторону, — уклончиво ответил он. — Тебе куда надо-то?

Мира заколебалась: сказать правду — а вдруг выдаст; солгать — не узнаешь, как попасть на остров.

— Мне на остров Серой Хмари, — ответила она, решившись.

— Хм, тебе туда по какой надобности?

— Дело у меня там важное, — угрюмо ответила Мира.

— Неспокойно сейчас на острове, — заметил лодочник. — Лучше не соваться.

Она упрямо наклонила голову, ответила:

— Мне очень нужно.

Мужчина посмотрел на неё с прищуром:

— Из Башни давно вышла, мокрозява?

Мира вздрогнула, с запинкой спросила:

— Почему вы думаете, что я мокрозява?

— Как же ещё думать, когда ты ничего тут не знаешь, — усмехнулся нищий, продолжая щуриться от несуществующего солнца. — Вопросы задаёшь такие, на которые знает ответы даже азарский ребёнок.

Он взял из плошки «серые», покатал на ладони, снова бросил в плошку и добавил:

— Все, кто выходит из Башни по первости такие. Как слепые котята тычемся.

— Вы тоже оттуда? — спросила Мира.

— Да, третий год как победил в своём турнире. Видишь, что ждёт здесь победителей, — он зло рассмеялся. — Когда ты в Башне, кажется, ничего хуже быть не может. Но когда выходишь, понимаешь, что хуже всего эта трясина. Она затягивает медленно и верно — но уже не вырваться и бороться не с кем, да и не за что. Разве что за свою жизнь: никчёмную и бестолковую. Ты кем выбрала быть?

— Лодочницей, — тихо произнесла Мира.

— Хех, значит, точно кончишь также, — он ощерил рот с поеденными червоточиной зубами. — Я тоже выбрал путь лодочника. Думал, буду по торговым делам между островами шастать. Сегодня здесь, завтра там, отвёз, продал — меня такая жизнь вполне устраивала. Мне даже лодку выдали, только она гнилая оказалась, развалилась через несколько рейдов. Сначала нанялся помощником к одному из лодочников, да не срослось — он меня как грузчика использовал. Таскал за него всё тяжелое, а оплату он только жратвой давал. Так никогда на новую лодку не накопить. Перешёл от него к другому, тот ещё хуже оказался, вообще за скотину держал. А как я заболел, вовсе выбросил меня на Больших кочках и уплыл. Кое-как я оклемался, но теперь слишком слаб, чтобы работать. Одна надежда на добрых людей.

Он помолчал, потом спросил:

— Слышал, вам сейчас даже гнилых лодок не выдают?

— Правильно слышали, — буркнула Мира.

Он покачал головой, словно говоря: вот, вот.

Мира испытывала лишь одно желание: поскорее уйти от этого человека. От него несло безнадёгой и вселенской тоской. Казалось, стоит задержаться рядом ещё хоть на мгновение, и заразишься его депрессивностью и пессимизмом, как болезнью. Самым же страшным было то, что он говорил правду.

«Я должна спасти Атию, — подумала Мира. — Может, хоть тогда этот умирающий мир получит надежду на спасение».

— Простите, но всё же, как попасть после развилки на остров Хмари? — спросила она.

— Иди по крайнему левому коридору, — ответил нищий.

— Спасибо, — она переступила с ноги на ногу и неуверенно произнесла: — Ну, тогда до свидания.

— Счастливого пути, — прокряхтел он. — И не забывай, что дни Вила завтра заканчиваются. Не успеешь, воды сомкнутся, и возвращаться придётся вплавь.

— Спасибо, — повторила Мира.

Подобрав полы рясы, она с осторожностью вошла в проход. Вновь появилось ощущение, что она оказалась на улице, застроенной примыкающими друг к другу небоскрёбами, на которых висели огромные ЖК-панели. По ним показывали одно и тоже видео: темнота, в которой происходило неуловимое глазом движение. Там была жизнь, что-то большое время от времени подплывало к стенам, но когда Мира пыталась рассмотреть его, исчезало, оставляя ощущение опасности.

В какой-то момент её охватила паника: казалось, стены стали ближе и смыкаются, грозя раздавить её. Она остановилась, как вкопанная, чувствуя, что не может сделать дальше ни шага. Сердце ухало, словно безумное, не хватало воздуха. Мира подняла голову, глядя на купол.

— Надо успокоиться, — сказала она себе. — Это всё от одиночества и клаустрофобии. Нищий сказал, что дни Вила заканчиваются завтра, значит, сегодня стены не сомкнутся. Нужно идти дальше, шаг за шагом, пока не окажусь на развилке.

Она заставила себя сделать первый шаг, подбодрила:

— Молодец, девочка. Вот так, и ещё один. Ты сможешь. Ты победила в грёбаном турнире, когда всё было против, ты вышла на свободу из Башни. Сейчас нужно всего лишь найти на острове восьмилетнюю девочку и отвезти её на другой остров. Ничего сложного!

Она пошла быстрее, продолжая говорить:

— Красава! Представь, что ты не на дне реки, а на улице застроенного небоскребами города. Например, в Нью-Йорке или Сиднее. Ничего необычного, просто девушка, просто гуляет по улице…

Неожиданно справа за стеной появилась огромная тупоносая морда животного с выпуклыми глазами и длинными усами каждый в руку толщиной. Она появилась из темноты и, казалось, сейчас ворвется в проход. Мира завизжала, шарахнулась к противоположной стене, врезалась в неё, но стена спружинила, будто желе. Только на руке осталась вода. Посмотрев на Миру, животное скучающе зевнуло и вновь исчезло в темноте. Только пузыри по воде пошли.

Мира истово перекрестилась.

— Всё хорошо, — прошептала она. — Его больше нет, всё супер. Идём дальше.

Колени по-прежнему дрожали, как у старушки, во рту ощущался металлический привкус страха. Вот и развилка: один проход вёл прямо, второй направо, третий налево.

— Мне в третий, — сказала Мира.

От звука своего голоса вдруг стало страшно и очень-очень одиноко. А ещё возникла противная, зловредная мыслишка: «Вдруг нищий обманул и вместо острова Серой Хмари я попаду в другое место?»

Нет, такие мысли нужно гнать в сторону! Они лишают сил двигаться дальше. Надо думать о чём-то добром и светлом. Вспомнилась мадам Олсен и её совет: «Верь в любовь, девочка. Ненависть и озлобленность ещё никого не спасли».

— Хорошо, мадам, — тихо сказала Мира и представила, что вернулся Гай.

Она больше не одна, они идут по улице с зеркальными стенами вдвоём и разговаривают. Он так близко, что Мира ощущает его дыхание на своей щеке, и ладонь согревается от тепла его ладони. Ей действительно стало легче и спокойнее, будто кто-то взял на себя часть её страха.

— Здесь столько всего произошло, пока вас не было, — сказала Мира невидимому собеседнику. — Магду убили. Даже не представляю, что вы сделаете, когда узнаете. Она дралась, как настоящий воин, — к горлу подкатил комок слёз, и Мира замолчала.

Перед глазами словно наяву встал вчерашний день: как она пришла к Магде, как та напоила её чем-то с мятным вкусом, и как потом появилась настоящая Магда. Их недолгая схватка, нож, блеснувший в руке убийцы и смерть жены Гая.

— Сначала хотели свалить убийство на меня, — вновь заговорила Мира, — но теперь обвиняют Найру. А её там даже близко не было! Я поклялась себе, что помогу ей, оправдаю. Но сначала нужно найти Атию, — она грустно улыбнулась и подняла глаза на невидимого собеседника: — Ах, вы же не знаете, что я встретилась с жабой. Той самой, которая меня сюда забросила. Как вы и предсказывали, она сама меня нашла.