— Почему в лодке Гая? — спросил безусый.

— Он мне одолжил.

Мужики расхохотались. Даже лук в руках усатого задрожал, будто его тоже сотрясал смех.

— Нет, ты слышал? Одолжил! — сказал усатый. — Сам-то, небось, так плывет. Ну-ка, Ной, посмотри: не видишь ли Гая?

Безусый, подыгрывая, приложил ладонь ко лбу, всмотрелся вдаль.

— Да, вон вижу. Быстро загребает! К утру здесь будет, — воскликнул он.

Они опять расхохотались.

Мира поморщилась: знал бы ты, дядя, насколько прав. Внезапно ей вспомнилось приветствие, которым обменялись Гай с рыжим на острове. Вода — жизнь. Чёрт! Вот с чего нужно было начинать!

«Спалилась, — с тоской подумала она. — Как есть, спалилась. А ведь Гай предупреждал».

Усатый перестал смеяться и, резко посерьёзнев, сказал:

— Ну что, надо звать Рейна. Будем доставать её и на допрос.

Наконечник стрелы вновь смотрел в сторону Миры.

Почувствовав слабость в ногах, она опустилась на лавку. Всё без толку. Будь, что будет. У неё не осталось сил выкручиваться.

— Ну-ка, пустите посмотреть, — раздался сверху сиплый женский голос, и из-под руки усатого показалась голова с всклокоченными волосами.

— Куда лезешь? — зло прикрикнул он. — Тебя не должны…

— Да будет тебе… Ой, какой тут ветер!

В окне появилась рыжеволосая девушка лет восемнадцати. Корсаж её платья был распахнут, из него едва не вываливались полные груди, на шее чернели овальные пятна, неубранные длинные лохмы развевались во все стороны. Увидев Миру, незнакомка радостно прохрипела:

— Так это же Долли! Привет, шалава! Не признала, что ль? Это же я, Весёлая Найра!

Мира вспыхнула: неужели это шанс? Она готова была стать хоть конём в пальто, лишь бы спастись.

— Найра! — завопила Мира с такой агрессивной радостью, что рыжеволосая растерянно отпрянула.

Надо добавить что-то дружеское, обыденное, чтобы стало понятно, что они на самом деле давно знакомы.

— Ты простыла, что ли? — крикнула Мира, надеясь, что Найра не всегда хрипунья.

— Неа! Меня немножко убили, — беззаботно откликнулась та.

— Меня там не было, — добродушно усмехнулся за её спиной усатый. — Уж я бы долго не растягивал. Свернул шею и всех делов.

Найра что-то неразборчиво ответила, и все трое рассмеялись.

Мира вновь взглянула на чёрные пятна на шее девушки. Он бы не растягивал… Добрые они тут — как волки.

— Что будем с ней делать? — спросил безусый у напарника.

— Тут и думать нечего: поднимай решётку, — ответила за него Найра.

— Помолчи! — прикрикнул усатый. — Раскомандовалась. Хватит того, что нас со шлюхой застанут. А мы на посту.

— Зачем же делать так, чтобы застали, дурачок? — улыбнулась Найра, игриво дёргая его за ус. — Мы с Долли никому ничего не расскажем.

«Честное пионерское!» — едва не поддакнула Мира, но вовремя спохватилась. Пора забывать шуточки старого мира.

— Давай, запустим, — после паузы предложил безусый. — Раз Найра её знает.

Усатый хмурился, но лук опустил.

— Запустим, — проворчал он. — А последствия? В реку окунуться захотелось?

Безусый промолчал.

— Откуда у тебя лодка Гая? — спросил усатый.

Мира устало вздохнула:

— Говорю же, подарил.

— Рассказывай! С какой это стати он стал бы тебе такие подарки делать? За лодку рассчитываться надо полжизни.

— Так он её наставником был, — перебила Найра. — На состязании мокрозяв.

— Вот именно! — подхватила Мира, решив во всем положиться на рыжую. Попутно отметила про состязание мокрозяв. Надо будет при случае разузнать о нём побольше.

— И что с того? — упёрся усатый. — Впервые слышу, чтобы наставники ученикам лодки дарили. Мутите вы, девчонки, как я посмотрю.

Мира с надеждой посмотрела на рыжую: «Придумай что-нибудь!»

— Нет, Долли, ты слышишь: мы мутим! — возмущению Найры не было предела. — Я сама была с Кривым Фремом, когда он врезал Гаю за то, что тот обещал лодку ему, а отдал ей. Ну и веселуха тогда была!

— Я слышал о том, что Кривой Фрем Гаю врезал, — вставил безусый. — Оказывается, вон из-за чего.

— Понял?! — захрипела Найра, торжествующе глядя на усатого.

«Ещё появиться не успела, а уже отжигаю», — мрачно подумала Мира.

В устремлённых на себя взглядах стражников, она видела явное недоумение от вкуса Гая. Да, что есть, то есть — в огромном плаще до пят и с перевязанной рукой, она не сэкси.

«А вот да! Взял и отдал лодку мне!» — мысленно заявила Мира и прямо встретила взгляд усатого.

— Так вы меня запустите? — крикнула она.

— Давай пропустим, — предложил безусый. Было видно, что ему хочется поскорее закрыть этот вопрос.

Он по пояс высунулся из окна, обшарил глазами лодку.

— Говоришь, у островных была?

— Да, — ответила Мира, понимая, куда он клонит. Похоже, взяточничество и здесь в ходу.

— Много наторговала?

Ну вот, пожалуйста, вам! Мира достала из кармана джинсов мешочек с камнями и показала стражникам.

— Не густо, — заметил усатый.

— Давай уже запустим, — повторил безусый и, бросив взгляд себе за спину, добавил. — Скоро смена караула.

Усатый махнул рукой: мол, уговорил.

Безусый скрылся из окна, и вскоре решётка с громким, противным скрежетом начала медленно подниматься.

Миру пробрала нервная дрожь: the show must go on.

Стоя наверху, Найра наблюдала за тем, как девчонка неловко гребёт, заплывая в гору. Вокруг неё — то опережая, то отставая — вертелся страх.

Некоторые думают, что страх можно только в глазах человека, в дрожи рук, сведённых плечах. Не-е-ет, милейшие. Страх — живой. Точно потерявшийся пёс, он рыскает по улицам Города, жмётся к стенам домов, заглядывает в глаза каждому прохожему — не его ли это хозяин. И, лишь почувствовав отклик, пристаёт так, что уже не оторваться.

Впервые Найра увидела страх, когда ей было пять. Он ворвался в коморку, где они жили, вместе со стуком окованных железом сапог хранителей. Мама вскочила с топчана и закрыла собой Найру с малышкой Фридой. Страх по-хозяйски прошёлся по крохотной комнате, смахнул со стены зеркало. Оно упало на пол, разлетелось на осколки, и в каждом из них отразилась комната, наполненная чужими людьми. Много-много комнат. Гай рассказывал, что в Башне тоже много комнат — снизу вверх, справа налево. Настоящий улей. Вообще никто из лодочников не любил рассказывать про Башню, да и Гай лишь раз проговорился, когда вместе грибы курили. Сказал и тут же замкнулся, стал угрюмым, и уже ничто не могло его развеселить. Даже когда Найра стала задницей раговаривать. Все обычно катались от смеха, а он вдруг вскочил, схватил её, распрямил, развернул к себе лицом и, глядя в глаза, отрывисто сказал:

— Никогда так больше не делай.

— Не хочешь, не буду, — сконфуженно пробормотала она, одёргивая юбку.

— Не только со мной. Ни с кем не делай. Нельзя так себя опускать, понимаешь?

— Хорошо, хорошо, не злись, — она попыталась погладить его, но Гай перехватил её руку и сказал:

— Вот, послушай: мои глаза бредут, как осень, по лиц чужим полям. Но я хочу сказать вам — мира осям: «Не позволям!»[1]

Он говорил ещё про саблю и какого-то шляхтича, Найре запомнилось только начало. Странное. И сам он был странный. Найра до сих пор нет-нет, да вспоминала тот вечер. Разговаривать задницей конечно не перестала: клиентам шибко нравилось, некоторые только за это и платили, но теперь каждый раз, будто что-то сдерживало, и гордости, что ничья задница не разговаривает лучше — уже не было.

А теперь с Гаем что-то случилось, не зря чужачка на его лодке приплыла. Про то, что наставники отдают лодки ученикам, Найра, конечно, наврала. Гай за свою убил бы. Лодка у него главное богатство. Про наставничество Найра тоже приврала. Вернее, наставники-то были, про это все знали, хотя последний турнир между мокрозявами не проводили уже Вилл знает сколько лет. А раньше, как рассказывали, победивший на состязаниях мокрозяв получал свободу, после чего мог стать лодочником или агентом. Найра слышала, что только надеждой на это мокрозявы и жили: победить в состязании, вырваться из Башни. Потом уже победивший, мог стать наставником у мокрозява и подготовить его. Только Гай никогда ни у кого наставником не был. Он что-то объяснял, но это было для Найры слишком непонятно, как с теми шляхтичами.