Французы попросили? Очень любопытно.

Я потёр висок, вызывая в памяти всё что помнил из своей истории и смог узнать о новом мире.

Есть две версии.

Первая — французы интересуются, ради собственной выгоды; вторая — ради Польши.

У Франции с Польшей нежная дружба со времен Генриха Анжуйского, побывавшего на польском престоле, но потом сбежавшим во Францию. И потом, позже, Франция отчего-то считала, что Польша находится в сфере ее влияния. Наполеона можно ещё вспомнить. Все-таки, четверть его армии составляли поляки, половина из которых являлись российскими подданными. Да и потом, позже, уже в двадцатом веке. Неизвестно, чем бы закончилось наступление Тухачевского в двадцатом году двадцатого века на Варшаву, если бы не помощь французов, создавших и польскую армию, и предоставивших полякам оружие и технику, включая танки.

Это только Пилсудский в своих мемуарах писал, что поляки сражались босыми и безоружными, проявив чудеса храбрости и сотворив чудо на Висле. Кстати, наверное, Пилсудский в этой истории есть. Значит, следует покопать в сторону польского национализма, и участия Франции в потенциальном освобождении Польши от русского ига. Но это уже либо к Кутепову, либо к руководству русской разведки.

Но больше меня интересует другое: — откуда вообще идет «утечка» о двойнике? А ведь она откуда-то идет.

Обсуждать с фотографом тонкости внешней и внутренней политики я не стал, спросил о другом:

— А почему вы решили, что французы? Почему не англичане, или немцы?

Федышин обернулся к двери, словно опасался, за ней сидит либо Сангушко, либо французский шпион, потом перешел на шепот:

— Есть у меня во французском посольстве приятель, тоже фотограф, — пояснил он. — Французы — сквалыги известные, на всем экономят. Парню порой приходится на свои деньги и реактивы покупать, и бумагу. Так Поль, ну фотограф, иной раз ко мне в лабораторию приходит, фотопленку там проявить, а иной раз и снимки сделать.

— За бесплатно? — усмехнулся я.

— Вот вам крест, ни копеечки не беру, — размашисто перекрестился Федышин, а меня слегка кольнуло. Слегка — это значит, что фотограф если и врет, то не особо. Копеечку он имеет, но небольшую. Имеет Федот Федотович свой маленький бизнес или, как иной раз говорят «безгрешный доход». Казна ему оплачивает фотобумагу и реактивы по одной цене, завышенной, а он берет по другой. А ещё наверняка выносит для друзей-знакомых и пленку и прочее. В советское время таких называли «несуны».

Я едва сдержал презрительную ухмылку. Он ведь не в государственный, а в императорский карман лезет. Копеечка за копеечкой, а за год сто рублей украдёт. А там, где сто, там и тысяча. Однажды и до, ревизии в Кабинете дойдём. Но это позже.

— Так вы говорите, Федот Федотович, что вам ваш друг Поль поведал, — поторопил я фотографа.

— Сам-то он мне ни о чем не поведал, но когда снимки проявил, то я глянул, краем глаза, а рядом с посланником нашего начальника-то и узнал. Там они с господином Буше на охоте — с ружьями, и у костра сидят, утку жарят. Поль говорил, что посланник эти снимки домой собирается отослать, похвастаться перед друзьями, с кем он дружбу водит.

Французский посланник отправляется на охоту с высокопоставленным российским чиновником? Любопытственно. Вроде бы, прямого нарушения законов здесь нет, да и секрета они из охоты не делали, коли фотограф посольский был рядом, но учитывая нелепые интриги Сангушко, это совсем в другом свете выглядит.

Кто сказал, что заговорщики должны обязательно собираться в темных комнатах, и в масках? Умные люди умеет обставить встречи так, чтобы это выглядело вполне безобидно. И снимки отправить домой — тоже ничего предосудительного. Но попытка похвастаться друзьям, при правильном позиционировании, вполне может перерасти в доказательства о встрече Сангушко с покровителями из стран недоброжелателей.

— Федот Федотович, а ваш приятель может вам эти фотографии продать? — поинтересовался я. — Если у него пленки остались, несложно же еще пару копий сделать, правильно? Скажите, что ему хорошо заплатят. Только, не нужно указывать, кто заказчик.

— А сколько вы готовы заплатить? — оживился Федышин.

— А вы сами-то, как считаете, сколько это стоит? Пять рублей за снимок, нормально?

— Лучше предложить десять, — быстро сказал Федышин и меня сразу же немного кольнуло. Вот ведь, собака такая, опять ищет для себя выгоду. Французу предложит пять, а все, что сверху, возьмет себе.

Сделав вид, что я погружен в какие-то августейшие думы, полез в карман и выложил перед фотографом деньги, что вытащил из своих конвертов.

— Вот, смотрите, уважаемый Федот Федотович — это пока не деньги, — сказал я, а когда фотограф в изумлении захлопал глазами, пояснил. — Деньги я вам предлагать не стану, это пошло, если будущий император платит своему верному человеку за его благородный труд. Да здесь и немного, всего-то каких-то четыреста рублей. Это инструмент, с помощью которого вы станете зарабатывать себе чин и орден. Здесь вам на накладные расходы, вроде такси, а еще — расходы на фотографии. Мне нужны все карточки, где изображен французский посланник и наш управляющий кабинетом. Принесете, и мы немного приблизимся к маячащему на горизонте чину гоффурьера. — Федышин даже по сторонам огляделся, будто пытался отыскать горизонт. Вроде творческий человек, а в метафорах не силён. — А ещё мне понадобятся все снимки, где посланник с иными чиновниками нашей империи. Денег я вам за службу платить не стану, но что-то из выше озвученного гарантирую. Орден, или должность, как минимум. Зависит от результатов и вашего рвения. Смекаете, о чем я?

— Так как не смекнуть-то, ваше высочество, — соскочил со стула раскрасневшийся Федышин, и принялся яростно кивать. — Деньги — это на самом деле пошло, а вот благодарность государя — дорого стоит.

— Придумаете, как у фотографа снимки заполучить?

— Так те, что с князем Сангушко, их и заполучать не надо, — затараторил Федышин. — Он, как снимки-то напечатал, пленку в моей лаборатории и оставил — мол, потом заберу, когда высохнет, а с тех пор его нет и нет. Я, как к себе приеду, сразу для вас копии сделаю, мне нетрудно. У вас даже экономия выйдет, не нужно тратиться. А остальные — подумать нужно, но я придумаю. В крайнем-то случае, я ему по двадцатке за фото пообещаю, а деньги он любит.

— Вот и славно, — кивнул я, выпроваживая счастливого Федышина из кабинета.

Жать фотографу руку не стал, пока еще рано. Вот, снимки принесет, тогда быть может и пожму.

Ежели, по уму, то к фотографу из посольства нужно подводить не моего Федышина, а сурового дядьку из особого корпуса жандармов, умеющего заниматься вербовкой. Наследнику престола играть в контрразведчика невместно. Моя задача получать информацию, ее анализ и решения принимать, а не фотографов вербовать.

Опять все упирается в Кутепова и министерство внутренних дел, в состав которого входит и Охранное отделение и корпус жандармов. Ая пока не хочу привлекать этого служаку к своим делам.

Прости, Александр Павлович, но как стану императором, возможно выведу из твоего подчинения жандармов и перепоручив их либо своей канцелярии, либо вообще сделаю отдельной силовой структурой.

Не дело это, чтобы в руках одного человека сходилось столько рычагов влияния. Чтобы сразу и полиция, и охранка, и охрана моей особы, и жандармерия. Перебор.

Кутепов дядька неплохой, необходимость разделять и властвовать придумали задолго до существования Российской Империи.

Надо этого монстра — министерство внутренних дел раздробить на части. А вот охранное отделение, пожалуй, солью с жандармами, чтобы не получилось, как в моей истории, когда дознание ведет одна служба, а силовое обеспечение другая. Есть, конечно, опасность, что может получиться КГБ в отдельно взятой империи, но уж пусть лучше будет КГБ, нежели развал страны.

В этой жизни я смотрюсь в зеркало чаще, нежели в той. А на что там смотреть-то было? Физиономию свою я знаю, а видеть собственное отражение нужно только тогда, когда бреешься. Так ещё мой дед говорил.