Мать криво улыбнулась и отняла мундштук от губ.

— У меня действительно нет дара. Более того, Флавиесы уже не надеялись на его возвращение. Но ты преподнес всем нам удивительный и радостный сюрприз. Жаль лишь, что не рассказал об этом раньше.

«Возможно. Но я, однозначно, не расскажу тебе о тайнах Виттории. Сейчас мы с тобой в одной лодке — пока что. Однако амбиции Линдр унаследовал именно от тебя, и с моей стороны было бы по меньшей мере неразумно раскрывать перед тобой все карты. Кто знает, какой план взбредет в твою седую голову?»

— Ты не особенно рвалась следить за моей жизнью. Либо проявляла свою излишне назойливую заботу совершенно не там, где требовалось.

Эльтиния равнодушно пожала плечами, словно укор ее не задел.

«Вполне вероятно, что ты действительно не чувствуешь вины».

— Ты был моим первенцем, — сказала мать. — Увы, первым детям достается большинство родительских ошибок.

— Я не заметил, чтобы ты учла печальный опыт при воспитании Линдра.

— Линдр пошел в моего дядюшку. Мозгов нет, но самомнения — до одури. Ему ничто не поможет. Жаль, Ренара пришлось отдать церковникам. Из младшего бы вышел толк, но какая нам от этого польза, если он сидит в своем Эклузуме, распевая хвалебные гимны? К слову, воспитание одного из отпрысков в лоне церкви было обязательным условием, поставленным Великим наставником при заключении моего брака. Мир между империей и Эннией тогда оставался шатким, обе стороны понимали необходимость укрепления отношений — так сложился наш с лордом Теннием брак. Брак, которого никто по-настоящему не желал. Брак, у которого было множество условий и ограничений. — Демос поднял глаза матери и в кои то веки увидел нескрываемую печаль. — Но я сделала все, что от меня потребовалось, и теперь Энния в долгу у нашего рода.

«Думаю, там был целый список условий — хватит, чтобы растянуть свиток от Гацоны до Освендиса через все Лутинское море. Империи было необходимо прекращение конфликта с Эннией за Рикенаар. Криасмор получил свой довесок обратно, но что досталось Магистрату? Смогу ли я когда-нибудь узнать это?»

— Выходит, латанийцы ошибались, — проговорил Демос и вдохнул пряный дым.

— Вся их теория, основанная на бессвязном лепете полубезумной прорицательницы, лишена смысла. И ты это подтвердил уже одним своим существованием.

«Я должен был взять в жены латанийку, ибо на меня и приходится пятое поколение правителей. Однако я этого не сделаю. Прямая ветвь Таллонидов прерывается. Выходит, эта Гинтара из Тальдора отчасти была права. Но меня беспокоит другое».

— Ладарий знает, кто я, матушка. Один человек сбежал, а он был свидетелем того, что я устроил в брачную ночь. Людей прислал Великий наставник, и они были агентами Коллегии.

— Зачем они приходили? Ты так и не сказал.

«И не скажу».

— Искали какие-то бумаги, о существовании которых я даже не слышал, — легко солгал Демос. — Что-то, связанное с работой Аллантайна.

Эльтинию такой ответ, казалось, устроил.

— Ладарий всегда был той еще занозой, но сейчас он в действительности может стать источником проблем, — сказала она.

— Он ведет себя очень странно. За нами была слежка — аккуратная, ненавязчивая, организованная с филигранной точностью. Ихраз и лорд-протектор Анси позволяли работать людям Коллегии до тех пор, пока те не перешли границы. Но после той ночи все изменилось.

Мать рассеяно кивнула, погруженная в размышления:

— Всех убрали. Я знаю.

— Это не внушает мне спокойствия.

— Вряд ли Ладарий признал поражение.

Демос фыркнул.

— Конечно, нет! Эта старая перечница скорее сожрет свою корону, чем отступится от цели.

— И что ты думаешь на этот счет?

Канцлер расправил золотую цепь и пристально посмотрел матери в глаза.

— Это затишье перед бурей, — тихо сказал он. — Ладарий отступил сейчас, поскольку занят чем-то более важным, нежели банальная слежка. Чем-то, что, по его мнению, размажет нас по всей площади перед Эклузумом. И это не сулит нам ничего хорошего.

— В таком случае мы должны ударить первыми.

«Если бы это было так просто».

Демос покачал головой.

— Не думал, что когда-нибудь воспользуюсь этим правом, но… Напиши дяде в Сифарес, — попросил он. — Расскажи новости обо мне. Ты же сама говорила, что Энния у тебя в долгу.

Эльтиния удивленно моргнула.

— Я уже давно сделала это.

— Тем лучше. Возможно, нам понадобится его помощь.

— Военное присутствие в Миссолене? Эннийцев?

Демос сунул потухшую трубку в карман и поднялся, крепко ухватившись за трость — последний подарок Лахель, с которым теперь не собирался расставаться.

— Нет, матушка, — отозвался он, направляясь к выходу. — Если дядя Эсмий в действительности обрадуется родственнику-колдуну, возможно, любезно предоставит нам защиту. Она может нам понадобиться.

«Потому что, чем бы ни закончилось наше с Ладарием противостояние, я не позволю ему добраться до моей семьи. Пришло время стать истинным главой своего Дома».

Ленгай.

Ваг Ран прямо-таки расщедрился на неприятные сюрпризы.

Тела преследователей еще не успели остыть, когда Джерт обработал рану наемницы, и беглецы спешно покинули место ночлега. Медяк небезосновательно опасался, что в скором времени могли появиться и другие незваные гости.

Вагранийка поддержала план с излишним, как показалось Джерту, энтузиазмом — шустро скатала постели и приладила их к седлам. Она болтала без умолку, сопровождая комментарии активной жестикуляцией. Такое поведение было, по меньшей мере, странным: обычно молчаливая и подавленная Артанна сейчас явно испытывала сильное возбуждение, много говорила, теряла нить мысли. Джерт со все нарастающим подозрением наблюдал за ее нетвердой походкой, поначалу списав слабость на последствия ранения и действие слабого раствора цайказии, который он дал наемнице.

Однако дело было не в зелье, ибо Джерт с безупречной точностью рассчитал количество порошка. Он бы непременно решил, что Артанна попросту пьяна, да только ни капли выпивки у них с собой не было. Наемница упоминала о головной боли и слабости, но особо не жаловалась — следовало двигаться как можно быстрее, и она прекрасно это осознавала.

Медяк всерьез забеспокоился, когда, едва въехав в окрестности Ленгая, Артанна спустилась к ручью пополнить запасы воды и попросту рухнула на берег, начав биться в судорогах. Спазм долго выворачивал ее наизнанку, сводил каждую мышцу. Джерт торопливо стянул с пояса ремень и сунул его в рот наемнице, боясь, что во время очередного приступа судорог она попросту откусит собственный язык. Обошлось. Спустя некоторое время спазмы прошли, уступив место апатичному оцепенению. Сотница не спала, но не могла пошевелиться и уставилась невидящим взглядом в пространство перед собой.

Сопоставив факты, Джерт получил окончательное подтверждение своим мрачным догадкам. Возбуждение, бессвязная речь, судороги и последующий ступор — все это свидетельствовало о том, что Артанну отравили. Скорее всего, смазали какой-то дрянью наконечник стрелы. А раз так, яд должен был быть местным и легкодоступным, поскольку в большинстве известных ему случаев заранее приготовленные отравляющие смеси довольно быстро теряли свои губительные свойства.

Джерт не припоминал, чтобы Ваг Ран изобиловал ядовитыми лягушками вроде тех, что населяли юг Тирлазанских островов, или пригодными для этого черного дела насекомыми, наводнившими весь Ишудан. Скорее всего, источником послужило растение. Медяк отметил, что по дороге встретил лишь одно, подходившее по свойствам — в Эннии его называли скалоцветом пурпурным и нередко применяли для тех же целей, что и вагранийцы. Невинное на вид, с прямыми стеблями и густой листвой, облепленное красивыми цветами насыщенного фиолетового цвета. В Таргосе оно даже получило поэтичное название «ведьмин аметист». Как его именовали в Ваг Ране, Джерт не знал. Да и какая разница, если суть от этого не менялась?