— Полагаю, протеже Маргия слегка увлекся святостью и на одном Тордоге не остановился.

Великий наставник отрешенно глядел в одну точку, продолжая рассказ.

— У Альбумуса есть лишь один грех — гордыня. Трудно найти большего праведника и радетеля веры, чем он. Шли годы, и это сыграло с ним злую шутку. И с теми, кто его возвысил.

В голосе Ладария звучала искренняя печаль, смешанная со старой болью, следы которой он даже не пытался сейчас утаить. Демоса это поразило.

«Удивительно. Хранитель милостивый, да эта старая перечница еще способна на чувства!»

— Вскоре молва о великом праведнике распространилась так широко, что в Тордог начали стекаться паломники. Помимо священных реликвий, что хранились в обители, людей привлекали проповеди Альбумуса. Говорили, что во время его выступлений люди впадали в экстаз и были готовы на все ради его благословения. И Альбумус начал этим пользоваться.

— Набрал нерегулярную армию праведников?

— Можно и так сказать. Установил во всем Тордоге новый порядок. Его всегда привлекала идея общественного правления. Удивительным образом наместник в Тордоге скончался, и вместо него горожане создали народный совет. Теперь весь город жил по правилам монастыря, и тордогцы, опьяневшие от божественной любви, следовали всем заветам Альбумуса почти с юношеской страстью. Он проповедовал аскезу и отказ от роскоши, ибо считал, что она отвлекает человека от служения богу — горожане вынесли на главную площадь все украшения, предметы искусства и сожгли. Альбумус повелел им отказаться от денег, ибо золото порочит святость души — они выбросили все сбережения в реку. А затем брат Альбумус начал слышать голос самого Хранителя… Узнав об этом чуде, я отправил в Тордог дознавателей, среди которых был и брат Ласий, — яйцеголовый монах кивнул, — дабы убедиться, что Альбумус не помешался. Но дознаватели опросили людей и подтвердили, что некоторые пророчества сбывались. В частности, Альбумус предсказал скорую смерть Маргия и появление короля-мятежника. Мы пришли к выводу, что Альбумус не был ни еретиком, ни сумасшедшим. Однако когда он узнал о появлении дознавателей в Тордоге, то прогнал их со словами, что более не станет слушать речи интриганов в рясах и не будет подчиняться Эклузуму, что погряз в роскоши и забыл об истоках веры. Знакомые слова, не правда ли?

Демос поднес было ко рту трубку, но заметил, что она давно погасла.

— Что вы сделали?

— Писал ему, пытался вразумить и вернуть в лоно церкви. Предлагал важный пост в Эклузуме и тиару Руки Гилленая — ради этого я был готов пойти против канона и учредить еще одно место. Но Альбумус лишь рассмеялся моему посланнику в лицо и порвал буллу на глазах у толпы. Тогда я понял, что он стал опасен, но у меня были связаны руки: формально Альбумус не сделал ничего, что могло дать повод взять его под стражу. Кроме того, я искренне надеялся, что он одумается.

— Позвольте предположить, что было дальше. — Демос выбил потухший табак и принялся обновлять содержимое трубки, благо ветерок из окна развеял дым. — Альбумус открыл свою школу или начал готовить последователей другим похожим образом. Стремление к аскезе, отказу от денег и роскоши, обвинения властей в расточительности и падении во грех возымели такой успех среди народа, что слово его начало распространяться по другим городам, не так ли?

— Верно. На какое-то время он пропал из виду, и мы даже предположили, что Альбумус решил заняться более спокойными вещами, но после смерти Маргия он внезапно развернул бурную деятельность. Эклузум пытался бороться с ним мягкими методами, но безуспешно. — Ладарий насмешливо взглянул на канцлера. — В то время, пока в период безвластия вы бегали по всему Миссолену, пытаясь выяснить все тайны прошлого и вывести всякого заговорщика на чистую воду, мы были заняты сохранением стабильности внутри церкви. Но позже поняли, что наших сил недостаточно: Эклузум невелик, а число последователей Альбумуса неумолимо растет. К сожалению, наш старый друг окончательно потерял голову: люди, что напали на императорский караван по дороге в Ньор — его последователи. Поэтому вы здесь, лорд Демос. Это уже не внутрицерковный вопрос. Это проблема государственной важности, решать которую нужно сообща.

— Мне не докладывали о его деятельности, — раздраженно произнес Демос. — Почему вы молчали?

— Как уже было сказано, долгое время деяния брата Альбумуса были исключительно внутренней проблемой Эклузума, — сухо ответил Черный гриф. — Однако с тех пор, как он стал набирать последователей рядом с Миссоленом и покусился на…

— Я уже понял! — рыкнул канцлер. — Чего вы хотите от меня?

Ладарий взглянул на него как на идиота.

— Остановить его, чего же еще? — воскликнул он. — Альбумус ясно дал понять, что не отступится. Эклузум все еще не имеет оснований для взятия под стражу, да если бы и имел, сделать это почти невозможно: монах путешествует по городам, окружает себя женщинами и детьми, и без жертв схватить его не получится. А жертвы нам не нужны, особенно сейчас. Любой непродуманный поступок может обернуться для нынешней власти крахом.

«Согласен. Лишь восстания блаженных нам сейчас не хватало. Что же творится в мире? С одной стороны еретик, с другой — фанатик, с третьей — колдун».

Канцлер поочередно взглянул на Черного грифа и брата Ласия.

— Мнение Великого наставника я уже услышал. Вам есть что добавить?

Рувиний вскочил с лавки, взметнув черные полы накидки.

— Еретик! — каркнул он. — Или еретик, или безумец. Дайте мне хоть одно доказательство ложности его слов, и его будет ждать костер.

— А нас — бунт, — прошелестел Ласий и вытер блестящий лоб рукавом рясы. — Пророчества Альбумуса вполне могут быть результатом сочетания осведомленности и умения сопоставлять факты. В конце концов, все мы здесь именно этим и занимаемся. И все же, разговаривая с ним еще в Тордоге я не увидел признаков безумия. Скорее, это человек, увлеченный идеей настолько, что все прочее попросту не имеет для него значения. Люди это чувствуют подобное невозможно сыграть. И потому идут за ним.

Демос внимательно выслушал слова Ласия и задумчиво кивнул своим мыслям.

— Значит, нужно действовать иначе, — сказал он, отложив трубку. — Если бы меня спросили, как бороться с таким противником, то я бы ответил, что нужно разрушить веру людей в его святость. Показать обычным человеком. Разочаровать тех, кто на него полагался. Уничтожьте веру в Альбумуса — уничтожите его самого.

Великий наставник переглянулся с Черным грифом и слабо улыбнулся.

— Вот видите, я не зря обратился за помощью именно к вам, лорд Демос, — вкрадчиво сказал он. — Именно эту я вам и поручаю. По нашим сведениям, некоторое время назад брат Альбумус тайно прибыл в Миссолен и все еще находится где-то в городе. Скрывается хорошо, но с вашими возможностями, полагаю, это ненадолго. Действуйте, ваша светлость. — Ладарий кивнул Рувинию. Черный гриф вытащил из-за пазухи свиток и бережно, словно то была величайшая церковная реликвия, передал Демосу. — Это булла о полном отпущении всех ваших грехов, что будут совершены ради устранения данной угрозы. Что бы вы ни сотворили, к какой бы силе ни обратились, — он сделал паузу именно после этих слов, намекая на запретный дар Демоса, — будете прощены. Приступайте немедленно.

По давнему обычаю хайлигландцев все казни проходили на рассвете. И, согласно давнему же обычаю, дезертира казнил его собственный командир. Нынче эта сомнительная честь выпала Киверу ден Ланге — командующему самым многочисленным полком Хайлигланда, старшему сыну графа Урста и близкому другу короля. Даже оказавшись на землях рундов, войско Грегора Волдхарда с следовало традициям поистине с маниакальной дотошностью, даже если это не приносило радости.

В Рундкаре брату Фастреду было неуютно. Дорога, что вела их войско к Тронку, пролегала сплошь мимо поросших вереском да низкими кустарниками пологих холмов. Изредка попадались узкие ручьи с коварными топкими берегами да одинокие деревья, явно выросшие на этих землях из одного лишь упрямства. Затянутое низкими серыми облаками небо то и дело обрушивало мерзкий холодный дождь. Полные скучной походной рутины дни походили один на другой. Лишь единожды небеса Рундкара подразнили уставшую армию солнцем, да и это быстро закончилось. Обозы утопали в грязи, солдаты волочили ноги по раскисшей дороге, и песни звучали уже далеко не так бодро, как на выходе из Вадлока. Ноги воинов вязли в размокшей земле, а дух их давно увяз в унынии и страхе перед неопределенным будущим и перспективой умереть напрасно.