— Церковь не велит…

— Церковь не велит вассалу восставать против сюзерена и брату нападать на брата. Однако вот как соблюдаются эти запреты. Живи люди по Священной книге, нас с вами сейчас бы здесь не было.

— Спасибо, — Альдор схватил флакон и быстро спрятал за пазухой. — Сколько принимать, если…

— Десять капель убьют даже лошадь. Там хватит на двоих.

— Понял. Идите к раненым, мастер Пильнув. Кажется, таковых сегодня прибавится.

Лекарь поклонился и вышел. Альдор сунул мешочек с травами в карман поясной сумки, потушил свечи и покинул Малый зал — в помещении не было окон, а сейчас требовалось наблюдать за происходящим в городе.

Эрцканцлер плотнее запахнул накидку и вышел к лестнице, что вела на одну из стен цитадели. Подъём дался нелегко: ноги скользили по влажным ступеням, из-за боли в желудке слабость разливалась по всему телу. Но он шёл, словно наблюдение — единственное, что он сейчас мог делать — могло помочь.

Наконец он выбрался. Стена встретила его ледяным ветром, потоки воздуха принесли запах крови и гари.

— Смилуйся, Хранитель, над всеми нами, — тихо шепнул он, глядя вниз. — Фридрих — идиот.

Север Эллисдора полыхал. Неприятель решил уничтожить город.

— Лорд Фридрих, Северные ворота пали. Наши войска вошли в город.

Фридрих Эккехард, до этого нервно измерявший шагами шатёр, с готовностью обернулся и чуть не обнял помощника. молодой человек, едва вступивший в возраст настоящего мужчины, смущённо отпрянул и поправил повязку на рукаве с гербом барона Кельбу.

— Отличные новости, Эккель! — воскликнул самозванный принц. — Твой отец уже знает?

— Да, господин! Барон прислал меня с новостями. Сам он ушёл вперёд — ведёт войско к стенам города. С ним готовятся выступить люди Ульцфельда.

— Прекрасно! Хранитель смиловался и ответил на наши молитвы! — Фридрих всё же сгрёб в объятия посыльного и расцеловал в обе щеки. — Если сегодня всё получится, клянусь, я сам подпишу признание тебя законным сыном. Станешь Эккелем ден Кельбу, обещаю. Король точно не будет возражать, особенно когда узнает, что мы его спасли.

— Мой господин…

— Что?

— Я желаю биться вместе с отцом и братьями. Позволите мне присоединиться?

Фридрих смерил Эккеля оценивающим взглядом. Худ, слабоват, явно не учился владеть мечом так, как полноправные наследники барона. Но огонь, пылавший в глазах юноши, желание доказать, что он был достоин зваться Кельбу не меньше остальных — такую бесстрашную преданность следовало вознаградить.

— Я бы хотел оставить тебя при себе, Эккель, признаюсь честно. Но уважаю твоё стремление заработать себе имя в бою. — Фридрих быстро черкнул несколько строк на узкой ленте и протянул юноше. — Передай это отцу. Моё распоряжение.

— Храни вас Гилленай, принц Фридрих! — Эккель схватил послание и сжал так крепко, словно то был локон возлюбленной. — Вы возглавите основное наступление?

Фридрих слабо улыбнулся.

— Конечно. Ведь мы идём освобождать нашего отца из плена еретиков. Ступай и позови моих оруженосцев — нужно облачиться.

— Сию минуту.

Эккель с поклоном попятился прочь из палатки. Фридрих опустился на табурет и уставился на груду подготовленных доспехов.

— Настал мой час. Я его не упущу, — произнёс он, глядя на своё отражение в начищенном щите.

Он прикоснулся к мечу — дорогой подарок от отца Грегора на вступление в зрелый возраст. Знал ли Рольф Волдхард, какие времена настанут после его смерти? Догадывался ли о ереси сына? Жалел ли, что в том бою погиб блистательный Лотар, а не Грегор?

— А ведь мы с Грегором во многом похожи: могущественные отцы, чья воля неоспорима. И выдающиеся братья, любимые всеми, но не оправдавшие надежд.

И Лотар, и Райнер, были принесены в жертву рундам. И оба — по воле Ламонта Эккехарда. Фриц лишь недавно понял, что попытка мятежа была не первым шагом отца к обретению власти над Хайлигландом. Десять лет назад он уже нанёс главный удар, сам не понимая, что сделал.

— Или отец, наоборот, всё прекрасно понимал?

Тогда в битве с рундами под Ольдесбро формально победили хайлигландцы, но цена этой победы отдавалась горечью по сей день. Именно тогда, с гибелью Лотара и пленением Артанны нар Толл, огонь в глазах Рольфа Волдхарда угас. Старший герцогский сын, гордость всей страны, всеобщий любимец и надежда… погиб, пытаясь отбить попавший в западню отряд Ламонта Эккехарда. Любимая женщина герцога сгинула в плену Нуда Сталелобого в Тронке и вернулась лишь чудом — искалеченная, сломленная, ненужная.

Фридрих был в Ольдесбро, но в силу младого возраста не участвовал в сражении и в тот момент не понял, что произошло. Осознал годами позже, когда Райнер начал задавать неудобные вопросы отцу. Райнер всегда задавал неудобные вопросы и был занозой в заднице у всей семьи, потому отец был счастлив отослать сына подальше, дабы тот не мешал или, не дай бог, не сболтнул чего важного раньше срока. Поначалу Фриц тоже радовался — наконец-то можно не бороться с более талантливым и сообразительным отпрыском за внимание отца, наконец-то он остался единственным и любимым сыном, готовым выполнить любую отцовскую волю, лишь бы заслужить похвалу и расположение. Но чем дольше не было Райнера, чем глубже отец погружался в подготовку восстания, тем неуютнее себя чувствовал Фридрих. Он делал всё, что ему говорили, исполнял любой приказ безропотно и не задавая лишних вопросов. Даже с этой жирной капризной коровой Батильдой пришлось трахаться, чтобы угодить отцу и насолить выскочке Грауверу. Но это того стоило — Ульцфельдская корова понесла, хотя от перспективы совместной жизни с этой капризной и мстительной женщиной у Фрица сводило челюсть. Впрочем, даже это можно было вынести, зная, что отец оценит его усилия и жертвы.

Беда была в том, что Ламонт Эккехард усилий не ценил и воспринимал каждый подвиг Фрица как должное. Слишком поздно Фридрих осознал, что отец, которому он всё это время так стремился угодить и доказать свою любовь, видел в сыне лишь инструмент для обретения власти. Стручок, что заделает внука, на которого так надеялся Ламонт. Осознание собственной беспомощности вгоняло Фрица в отчаяние. И потому, когда на лагерь напали Эллисдорские лазутчики и взяли отца в плен, Фридрих решился на крайние меры — собирать все доступные войска и атаковать город. Взять Эллисдор любой ценой и освободить отца или умереть, пытаясь.

— Быть может, тогда он наконец-то поймёт, — прошептал Фридрих, вынимая меч из ножен. — Что ещё нужно сделать, чтобы он наконец-то в меня поверил и полюбил как сына?

Зашуршал полог палатки, и внутрь ввалились двое запыхавшихся оруженосцев.

— Ваше высочество, вы готовы облачаться?

— Да, конечно. — Фридрих встал, аккуратно вернул меч в ножны и встал перед юнцами, раскинув руки в стороны. — Приступайте. У нас мало времени. Я лично поведу основные войска на штурм.

Нижний город пылал. Прорвавшиеся сквозь ворота захватчики все прибывали и прибывали. Сидя взаперти в цитадели, Альдор не видел, но скорее чувствовал их натиск. Всё окрасилось тьмой и огнём. Ополченцы пускали зажжённые стрелы по скопившемуся у стен воинству Эккехардов, лили кипящее масло и сбрасывали сотни камней. Сломившие ворота захватчики несли факелы, бросали их на крыши, и крытые соломой постройки тут же вспыхивали, терзая пламенем позднюю ночь. Солдаты мятежников прорубали путь сквозь живую человеческую массу, и мало-помалу защитники отступали.

Альдор в оцепенении наблюдал за происходящим, оглохнув от криков, звона оружия и гула пожаров. Полководец из него был никудышный, и он мало что смыслил в тактике боя. Но он умел считать. И арифметика была не в пользу Эллисдора.

— Будь проклят этот Фридрих! — в сердцах воскликнул эрцканцлер и грохнул кулаком по деревянной опоре крыши, что защищала стену цитадели от дождя. — Зачем жечь город?

Ламонт Эккехард был невероятной скотиной, но даже он понимал, что уничтожать столицу не стоило. Ламонт считал себя королём, владыкой земель и этого народа, и как всякий король, понимал, что его собственное благополучие зависело от лояльности подданных. Король, который сжёг собственную столицу, вряд ли смог бы рассчитывать на народную любовь. Даже Грегор это понимал и не усердствовал с наказаниями, когда подавлял вспыхивавшие мятежи.