— Нет-нет, что вы, — внезапно миролюбиво улыбнулся монах. — Всего лишь хочу знать, где её ребёнок.

Граувер откинулся к стене. Вот оно что.

— Далеко отсюда. Я даже не знаю его имени. — Он понизил голос. — И это не мой ребёнок. Она призналась.

— Догадываюсь. Но чей?

— Не знаю, — солгал Альдор. — Батильда как-то восхищалась красотой молодого конюха. А верхом она ездить любила… Теперь у неё будет много времени для ухода за монастырскими лошадьми.

Он постарался придать лицу непроницаемое выражение. Аристид всё это время оставался для него загадкой, и Граувер не горел желанием с ним откровенничать. Да, он солгал о происхождении ублюдка, но не слукавил в одном: Альдор действительно не знал, как назвали ребёнка. Знал лишь, что родился мальчик. А на кого он там был похож — поди разбери. Все младенцы казались ему одинаковыми.

— Обещаете, что бастард не создаст проблем его величеству? — спросил Аристид.

— Разумеется.

— Вот и славно! — Монах сделал щедрый глоток вина и, казалось, потерял к Альдору всякий интерес. — Пир в разгаре. ваша милость. Наслаждайтесь покоем. Ибо, сдаётся мне, в этих землях он не бывает долгим.

Перетанцевав со всеми мужчинами семейства Ланге, Рейнхильда решила выйти на воздух. Ноги ныли с непривычки — в Турфало ей не приходилось плясать так много даже на праздниках. Сердце оглушительно колотилось, и его стук отдавался в ушах. Она чувствовала лёгкую слабость и тошноту, но списала это на напряжение последних дней: подготовка к свадьбе занимала все её время.

Избавившись от пары докучливых дам, Рейнхильда вышла во двор и направилась к саду в замковом святилище. На Эллисдор давно опустилась ночь, на удивление тёплая для осени. Приоткрыв калитку сада, женщина тихо скользнула внутрь.

Здесь было тихо. Рейнхильда вдохнула полной грудью и поправила узко затянутый лиф платья. Сад освещался лишь светом многочисленных звёзд. Тонкий серп луны застыл в небе, словно брошь на тёмном бархате.

Рейнхильда не спеша прошла по дорожке к скамьям, что расположились между статуй. Возле одного изваяния она заметила силуэт. Подойдя ближе, принцесса узнала Истерд. Рундка безмолвно глядела на статую первой жены Грегора и отвлеклась от созерцания, услышав шаги.

— Какой она была, леди Ириталь, — спросила она, едва обернувшись.

Рейнхильда опустилась на скамью подле статуи.

— Ещё красивее, чем здесь изобразили. Прекраснейшая женщина во всём мире. С золотым сердцем.

— И король, конечно же, любил её.

— Больше жизни. Ради того, чтобы быть с ней, он и заявил о правах на трон империи. Первое чувство, пожалуй, всегда самое сильное. И оттого больнее, что всё закончилось трагедией.

Истерд покачала головой.

— Значит, вся эта война началась из-за неё? Не очень вяжется с образом, что вы рисуете.

— Из-за лжи, — сухо ответила Рейнхильда. — Стоило вскрыться одной маленькой правде, как это повлекло за собой множество чудовищных последствий. И вам ещё предстоит с ними столкнуться, леди Истерд.

— Интересно, сможет ли король полюбить меня хотя бы вполовину так крепко, как её?

— Думаю, он уже, — мягко улыбнулась Рейнхильда и бережно взяла Истерд за руку. Рундка вздрогнула, но ладони не отняла. Очевидно, для неё были непривычны такие проявления чувств. — Я знаю брата. Он бы не связал себя браком с женщиной только из расчёта на богатство и военную помощь, даже если эта женщина сможет подарить ему весь мир.

— Вы говорите добрые слова, в которые я хочу верить, — кивнула Истерд. — И я хочу оправдать надежды. Но не знаю, как быть королевой на этой земле.

Рейнхильда усмехнулась.

— Могу сказать то же самое о Гацоне. Однако когда-нибудь и мне предстоит оказаться на вашем месте.

— И вы не боитесь, что народ вашего мужа вас отвергнет?

— У меня ситуация несколько проще: с Гацоной Хайлигланд не воевал.

— Что же мне делать, чтобы этот народ полюбил меня? Дайте совет, принцесса Рейнхильда. Прошу вас.

Она крепче сжала ладонь Истерд и поднялась со скамьи, а затем подвела рундку к краю сада, откуда открывался вид на эллисдорскую долину.

— Просто считайте хайлигландцев своим народом. Отныне это действительно так. Люди будут к вам присматриваться, относиться с подозрением. Но они замечают добрые дела. Со временем они вам доверяется. И подтяните язык — теперь вы будете общаться преимущественно на хайлигландском. Я бы также на вашем месте выпучила имперское наречие: это язык знати и торговли.

— Спасибо, — кивнула рундка. — Король говорит, что я уже делаю успехи.

— Несомненно. Но вы должны быть совершенством и примером во всём. Король — отец государства. Королева — его мать. И спрячьте свои гадальные кости подальше: ваши традиции сильны, но здесь этого не одобрят.

Истерд дотронулась до мешочка, притороченного к поясу.

— Я не смогу от них отказаться. Это часть меня. Часть моей истории. И я действительно порой могу читать по ним будущее.

— Делайте с ними что хотите, но держите свои занятия в тайне, — предостерегла Ренхильда. — Ни к чему привлекать лишнее внимание церковников. Даже королеве.

— Я поняла. Спасибо.

Рейнхильда поддалась порыву и крепко обняла Истерд.

— Надеюсь, и ты будешь счастлива с ним, — тихо сказала она. — Грегор — хороший человек, но и ему нужна поддержка.

— Мои сердце и меч с ним, — отозвалась рундка.

Рейнхильда разжала объятия, услышав скрип калитки.

— Принцесса Рейнхильда? — позвали её. Она узнала голос нового слуги Альдора.

— Я здесь. Что случилось?

— Прибыл гонец из Гацоны со срочным донесением. Лично для вас.

— Зови сюда.

Истерд отстранилась.

— Пойду к мужу, — сказала она, плотнее натягивая шерстяной плащ на плечи. — Становится холодно.

Рейнхильда рассеянно кивнула:

— Хорошо.

Она выступила навстречу гонцу в чёрной с пурпуром ливрее. Тот опустился на одно колено и покосился на Истерд, ожидая, пока та уйдёт.

— Что случилось?

— Принцесса Рейнхильда. Примите мои соболезнования по случаю кончины короля Энриге. Кронпринц Умбердо отправил меня с донесением, как только всё случилось.

Рейнхильда почувствовала, как почва начала уходить из-под ног. Слишком быстро, слишком скоро.

— Хранитель милостивый…

— Я должен сопроводить вас в Турфало на коронацию кронпринца, — продолжил гонец. — И должен отметить, что он заказал две короны. Нужно выезжать как можно скорее.

Рейнхильда справилась с чувствами и коротко кивнула:

— Отправимся завтра же. Я понимаю, что нужна Умбердо.

Жестом она отпустила посланника. Гонец направился к выходу.

— Соболезную, — напоследок повторил он и скрылся за живой изгородью.

Оставшись в одиночестве, Рейнхильда ухватилась за статую и согнулась пополам, исторгая из себя ужин. Рвало мучительно и долго. Вытерев рот спрятанным в лифе платочком, Рейнхильда отдышалась и взглянула на лунный серп.

И лишь сейчас осознала, что лунные дни в этом месяце к ней так и не пришли.

Артанна с жалостью взглянула на зелёного от морской болезни Симуза и протянула ему мелкую вяленую рыбку — настолько соленую, что моряки крошили её в кашу для вкуса. Соль немного отбивала у эмиссара приступы тошноты, и эта проклятая рыба оставалась самой доступной. Первые дни эмиссара рвало столь мучительно, что Артанна начала всерьёз опасаться за жизнь Симуза. И хотя через некоторое время ему полегчало, он всё ещё был слаб.

— Спасибо. — Симуз сунул рыбку в рот и принялся медленно посасывать.

Он крепко ухватился за борт, готовясь к новому приступу тошноты.

— Тебе бы полежать, — предложила вагранийка.

— Больше не могу.

— Подумай о ноге.

— Я вынужден думать о ней каждый день. Сложно забыть о конечности, которая постоянно болит, — съязвил Медяк.

Он почти всем весом навалился на борт, силясь разглядеть сквозь утреннее марево силуэты башен Сифареса.