Ага, подумал я. Значит, мои министры не стали обнародовать тот факт, что самолёт императора сбит и упал за линией фронта. То есть, официально государь император пребывает сейчас в Санкт-Петербурге.

Что ж, это, пожалуй, даже и хорошо. По крайней мере, не будет лишней паники. Да и на фронте ничего не поменяется. А такая информация может легко сломать весь боевой настрой нашей армии и мгновенно снизить мораль наших войск. Подобного лучше не допускать.

— А почему император развернул самолёт, не говорят? — спросил я.

— А нам почём знать? — ответил поляк. — Ты же унтер-офицер в охране. Сам должен быть в курсе.

— Да вот, как видите, меня подбили, — усмехнулся я. — Видимо, потому он самолёт-то и развернул, что нас сбили, — кивнул я на обломки. — Более того, какие-то злоумышленники перепутали и решили захватить наш самолёт, подумав, что это борт императора.

Часть поляков принялась смеяться.

— Да брешешь ты, — заявил один из молодых.

— Да вот истинную правду говорю, — без тени улыбки, ответил я. — Кстати, возможно, и не зря они перепутали. Про меня говорят, что я похож на нашего императора.

— Ну-ка, Александр, повернись-ка к свету, — тут же заявил гетман.

Я напрягся. Но тот достал из кармана серебряный кругляш, в котором я узнал наш рубль, и стал сравнивать со мной, глядя то на рубль то на меня.

Откуда в этой части Польши русские деньги? Впрочем, серебро и золото везде в цене.

— Не, парень, — заключил наконец он. — Врёшь ты все. Тебе до императора как ослу до статуи Иакова из костела. Нисколько ты на императора не похож. Тем более, у вашего Александра вон и вид поцарственней, да и выглядит он помужественнее. А ты пацан пацаном.

— Скажи-ка лучше, Александр, — спросил вдруг один из пареньков. — А что русский император с Польшей собирается делать? Может, император делился с тобой? Вы же там, наверное, с ним общаетесь? Перебрасываетесь парой слов?

Я едва не усмехнулся от такой наивности. Однако спросил:

— С какой Польшей? С русской, прусской или австрийской? Наш император Царством польским правит.

Поляки напряглись.

— С русской, — холодно ответил гетман, который, к слову, инициативу парня не оценил и окинул того недобрым взглядом.

Я тяжело вздохнул.

— Как я знаю, император сказал так: после победы поляки пускай сами решают, с кем хотят дружить. Они вон хотели от нас отделиться. И к чему это привело? К тому, что немцы и французы выгребли из Польши всё до крохи, что там оставалось. Император обижен на поляков, потому что Польша от России за всё время только хорошее видела. Но ей была мало, и смотрела она в сторону Европы, которая с ней никогда не считалась. Поэтому, война закончится, немцы и французы восвояси уйдут. А там пускай поляки сами решают, с кем им лучше. Самим или с нами. А нам, пожалуй, такие субчики в составе империи не нужны. Мы — не захватчики, чтобы истреблять поляков, обворовывать их, или искоренять народ и населять своих людей на территории Польши. А земли у нас и так вдоволь.

Поляки завозились. Мои слова им явно не понравились. Они то и дело переглядывались.

Но гетман, снова окинув всех взглядом, в корне подавил весь ропот. Видимо, хороший он командир, раз взгляда хватает, чтобы солдат приструнить.

А я же, правду, по простоте душевной, говорить не перестал.

— Вы, в первую очередь, между собой разберитесь. У вас самих единства нету. Вот когда ваши паны придут к единству, тогда и у вас мир появится. А после этого уже можно и с Россией договариваться о чём-то.

— Ты наших панов не трожь. Я сам урождённый шляхтич, — вдруг взвился один из парней.

И выглядел он так забавно: взъерошенный, как воробушек, худющий, с растрёпанными соломенными волосами и тонкой шеей. А глаза голубые. И выглядит отчего-то не злобно, а как-то даже комично.

— У вас тех шляхтичей, как блох на собаке, — хмыкнул я, видимо, от стресса, да и от накопившейся злости на этих вот народных бойцов, совсем дипломатичность растерял. — И все на себя одеяло тянут. Считают себя королями.

От моих слов паренёк вдруг взвился, лицо его стало совсем полубезумным. И он тут же бросился на меня.

— Ах ты, пся крев! Да я тебя! — и пошёл на меня.

Красный весь, как помидор. Раздулся, будто и вправду томат.

Я тоже выпрямился и с этакой ленцой и, лишь бы не зашибить, не дожидаясь, пока парень набросится, дал тому звонкий щелбан в лоб.

Не так и сильно, кажется, но шляхтич потерял равновесие и кувыркнулся через голову.

— Ах ты, кур-рва! — завопил ещё один.

И на меня бросились сразу двое. Тоже из шляхты?

Один после несильной оплеухи улетел прямо в костёр. Второй распластался на земле перед гетманом.

Предводитель с любопытством глядел на меня.

— Смотрю, хорошую охрану император себе подбирает, — оценил пан гетман.

— Да уж, немцы зря к вам сунулись, — поддакнул ему сидящий рядом мужик.

Как я заметил, в драку полез только молодняк. Те, что постарше были, так и остались сидеть на месте. Их мои слова, может, и тронули, но к действию не побуждали.

— Да уж, и вправду зря. Если у вас унтеры такие, что же ваши полковники могут? — произнёс третий. — Про генералов вовсе молчу.

— Многое могут, — хмуро ответил я, глядя на сидящих сверху вниз, ожидая, что ещё кто-то кинется.

Но нет, не кинулись, хотя и смотрели недобро. И вправду, серьёзные мужчины остались. Эти в драку не полезут, потом, наверное, попытаются навалиться, когда буду не ожидать.

Рядом постанывали незадачливые бойцы.

Я покосился на того, которого отправил в костер — не обгорел бы. Но он уже вылез и сидел, мотая башкой. Брови опалило да чуб дымился. Ему-то хорошая плюха прилетела. Но жить будет, и это главное. Я, помня прошлый опыт, старался не усердствовать, чтобы не зашибить никого. А тут вот хорошо приложился. Щелчком, блин. Видимо, шляхтича слегка оглушило.

И как из этой ситуации исходить? Сейчас я в лес двинусь, так они меня из винтовок и расстреляют. А неуязвимость моя, как помню, вовсе не бесконечная.

Я посмотрел на гетмана в упор и заявил:

— Раз уж переговоры у нас не удались, товарищи поляки, я, как русский солдат, беру вас в плен.

После моего заявления, гетман так и вылупился на меня.

— Ты, парень, конечно, мастак руками махать, но на нас здесь десятеро. И мы вооружены. Сейчас Ежи тебе в ногу стрельнёт, после этого мы тебя скрутим, а потом и немцам сдадим. Нам такие ретивые да проблемные не нужны. А немцы там тебя уже уму-разуму и научат. Слышал я, что они творят с русскими солдатами. Они на вашего брата очень злые.

— Вы сначала попадите в меня, а потом попробуйте скрутить, — ухмыльнулся я. Ежи сейчас не в меня, а в гетмана угодит.

— Так, стоп, — вмешался пан Тадеуш. — Все хороши. Давайте-ка начнём сначала. Мы тебе, парень, зла не желаем. Ты нам тоже обидное не говори. И не будем ссориться впредь. Мы за Россию стоять не собираемся, но и враждовать не спешим. Мы вон, свои земли хотим отстоять, прусаков с нашей земли прогнать. Да вас желательно не пустить, как новых хозяев. В остальном у нас свои дороги, и они разные.

— И какие предложения? — спокойно спросил я, приняв непринужденную позу.

— Уходить надо, — заявил гетман. — И побыстрее.

— Куда уходить? Вы же на ночлег расположились, — удивился я.

— Это мы тебя приманивали, — ответил он. — А сюда не только мы намылились. В пятидесяти километрах немцы. Думаешь, они самолет не углядели? И углядели, и определили куда упал. Мы-то недалеко живем, поэтому быстро пришли. Ночью немцы точно не пойдут, а вот утром вполне могут пожаловать. Дорога здесь недалеко, километрах в пяти. Если хочешь, можешь с нами пойти. А то в лесу сгинешь зазря. Обидно будет после такого-то, — гетман кивнул на самолёт. — К тому же, сейчас звери неспокойные. С парой волков ты договоришься, а если рысь выйдет? или медведь раньше времени из берлоги вылезет? С голодными медведями даже бывалые охотники не связываются.