— Эй-эй, тише, Сепп! — шикнул тот, которого звали Гилби. Шарканье прекратилось, и Вал понял, что гвардейцы остановились прямо над ним. — Все правильно говоришь. Я тут кое-что слышал в городе. Читать умеешь?

— Не-а. Какое мне читать? Жена немного буквы знает и считать может, да и то потому, что в юности в их доме гостил какой-то монах, он и научил.

Напарник Сеппа чем-то зашуршал, а в следующий момент задул такой сильный ветер, что Вал почти перестал слышать гвардейцев. Наемник аккуратно забрался на остатки балкона и подтянулся, пытаясь нашарить удобную опору для ног.

— Я тоже мало чего смыслю в буквах, — сказал Гилби. — Но гляди, что мне сегодня дали.

— И что там написано? — хрипло спросил тот, кого звали Сеппом. — Закорючки какие-то, печать… Поди разбери.

— Так гляди, чья печать! Эккехардовая! Ко мне сегодня подошел незнакомец, никогда его не видел в городе. Дал эту бумагу и сказал не терять — это, дескать, помилование от истинного короля. А с бумагой было это. — Вал услышал ни с чем не сравнимый сладкий звон монет в кошеле. — Попросил открыть ворота сегодня ночью, словно знал, что именно мы с тобой нынче патрулируем нужное место. Я вот и подумал, нам-то какая разница, кто править будет? Хотя, глядишь, с Эккехардом оно и поспокойнее может стать. Ежели Эклузум нашу землю простит, то и корабли со снедью опять пойдут… И голодать твои дети не будут. А мне без разницы, кому кланяться.

Сепп молчал, явно обдумывал сказанное. Плащи гвардейцев трепетали на ветру. Вал вцепился в камень так сильно, что белизну костяшек можно было заметить даже в скупом свете звезд. Нога то и дело норовила съехать с уступа, мышцы на руках сводило от напряжения. Назад лезть было нельзя — наделает слишком много шума, и его заметят. Ползти наверх опасно — тоже заметят и по головке не погладят, а оставаться на одном месте долго он не мог — подводили уставшие руки.

— Ну же, Сепп! Если мы не сделаем этого сегодня, завтра мятежники наверняка найдут других недовольных, — уговаривал Гилби. — А так хоть помилование получим или вообще никому ничего не скажем. Все одно спишут на божью волю.

— Грешно это…

— Грешно королю уходить на помощь чужакам, когда своя страна в беде! — громко прошипел первый.

— Согласен.

У Вала перехватило дыхание. Прямо над ним замышлялось предательство, а он болтался над пропастью, соскальзывая с древних камней, и судорожно думал, что делать. Разумнее всего дождаться, когда заговорщики уйдут, вылезти на стену и помчаться в гарнизон поднимать тревогу. Но проклятый Сепп мялся, как деревенская девка на первом танце, а силы Вала заканчивались. И оставался еще один весомый вопрос: если эти двое успеют избавиться от бумаги, а они наверняка успеют, когда поднимется шумиха, то поверят ли замковые люди словам нечестивого наемника?

— Ну так что? — торопил Гилби. — Если пойдем сейчас, успеем. Всего-то надо вырубить ребят из надвратной башни и подать сигнал. Мне тот мужик показал, как это сделать. Нас двое, справимся.

— Ладно, пойдем.

— Вот и славно. Кто-то давно должен был это сделать.

Вал вздохнул с облегчением. Что бы ни случилось потом, но хотя бы сейчас они наконец-то пойдут дальше, а он сможет спокойно выбраться, добежать до гарнизона, найти Веззама…

Сапог соскользнул. От неожиданности Вал вскрикнул, принялся болтать ногами, ища опору. Внутри все похолодело.

— Ты слышал?

— Ага…

Шарканье приближалось. Проклиная все на свете, Вал все же смог нащупать ногами нужный осколок старого балкона, но не успел спрятаться, когда с парапета свесилось грубое осунувшееся лицо гвардейца. Он водил факелом по воздуху, ища источник крика и, увидев Вала, замер.

— Гилби, гляди-ка, — подозвал он. Вал понял, что только что увидел лицо Сеппа. — Нас подслушивали.

— Кажется, я знаю этого юнца. Он из «Сотни». Вот незадача.

Почему-то сейчас голос Гилби, того, что так горячо подзуживал Сеппа на предательство, звучал хладнокровно. Такие ноты появлялись в голосах людей в одном случае — когда они не испытывали к своей жертве жалости. Он не жилец — вот что осознал Вал в этот момент.

И бежать было некуда.

— Ну-ка помоги мне его вытащить, — Гилби уставился на наемника немигающим ледяным взглядом и, свесившись с парапета на полкорпуса, попытался схватить его — узловатые пальцы царапнули воздух прямо перед носом наемника. Вал увидел оттопыренный карман с торчавшей из него бумагой. Он хотел отпрянуть, но отшатнуться от тянувшихся к нему рук можно было только в пустоту ночи. И вместо этого он, не ожидая от себя такой прыти, подтянулся и, удерживаясь одной рукой за осколок парапета, второй выхватил документ из кармана Гилби. Все случилось так быстро, что, казалось, сердце сделало всего пару ударов.

— Ах ты сучонок! — прорычал гвардеец.

Вал скользнул вниз, нашарив ногами более-менее надежный выступ. Ситуация складывалась идиотская: они не могли дотянуться до него, а он не мог взобраться на стену, не рискуя быть с нее сброшенным.

— Сеппи, подержи-ка меня. Сотничек слышал слишком много.

Гилби вновь свесился с парапета, на этот раз еще ниже. Позади него белело встревоженное и напряженное лицо Сеппа. Наверняка он только что сильно пожалел о согласии участвовать в заговоре. Вал ухмыльнулся и тут же поразился этой своей улыбочке. Он оказался в смертельной опасности, эти двое точно не оставят его в живых, если схватят. Но ему хотелось смеяться. Возможно, потому, что сейчас тупица Гилби совершал ту же ошибку, что и сам Вал, когда только нашел это место — слишком низко свесился. Тогда он тоже едва не сорвался вниз, но спасли суровые тренировки Белингтора.

— Сепп, держи же меня!

— Я пытаюсь…

Гилби выскальзывал из рук подельника и сползал все ниже, сыпя ругательствами и размахивая руками в воздухе. Но тщетно — ухватиться было не за что.

— Прости, мужик. — Вал опасливо подобрался к Гилби и вытащил любимый нож из сапога. В отличие от гвардейца, он знал каждую трещину на этой стене. — Я погибать от руки предателя не стану. И тебе не позволю сделать то, что задумал.

Он полоснул ножом ему по горлу. Быстро, четко поставленным ударом — все, как учил Черсо. Гилби захрипел и задергался. Перепуганный Сепп не удержал бившееся в конвульсиях тело, и Гилби, хрипя, полетел в темную пропасть.

— О боже…

— С божьей помощью, да, — отозвался Вал, припав к стене. — Что делать будем, мужик? Одного я уже отправил в Хрустальный чертог. Правда, не уверен, что его дорога к Хранителю будет безоблачной. Гилби свою участь заслужил, но тебя я убивать не хочу. Ты же до последнего сомневался, пока он тебя уговаривал, я слышал. Так может решим все миром, а? Ты сам пойдешь и сдашься Шварценбергу, а я расскажу, что здесь произошло, покажу бумагу… Кстати, где то серебро, что вам дали за работу?

Что-то просвистело мимо Вала, шмякнулось о выступ, отскочило к другому, лопнуло, блеснуло белым, и по звону Вал понял, что это и был тот самый кошель.

— Хорошо, я расскажу Шварценбергу, как все было, — сказал Сепп, осторожно подойдя к парапету. — А было вот как. Ты убил моего товарища, уж не знаю, почему. Наверное, потому, что он услышал, как тебе предлагали открыть ворота, дали бумагу и серебро. От серебра и бумаги ты, может, избавишься. Но когда я подниму тревогу, а утром внизу найдут тело Гилби с перерезанной глоткой, посмотрим, кому поверят.

— Ах ты ж… — только и мог сказать Вал.

— Сиди на своей стене, что уж. Бежать тебе некуда. Ты здесь никто, Сотенчик, как и все твои наемники. И Гилби был прав: скоро наверняка найдутся еще желающие открыть ворота Эккехардам, — насмешливо проговорил гвардеец, отошел от стены и принялся орать во всю глотку. — Тревога! Убили гвардейца! Тревога…

Вал с опаской посмотрел вниз, в пугающую пустоту. В ушах гремел стук его собственного сердца.

Артанна и Симуз выжидали удобного момента для встречи с Десари дольше, чем хотелось эмиссару. Вагранийка чувствовала его нетерпение, но с уважением отмечала, что на осторожность это не повлияло. Симуз хотел сохранить все в тайне, а в доме Эсмия было невозможно даже пустить ветры, чтобы об этом тут же не прознала стража, слуги и парочка апотекариев.