— Ты зря пришёл ко мне один, — тихо сказала она.

Рука Колдуна, в которой он держал слухуна, задержалась возле сумки.

— Тебе нужна вода? Так я сейчас её дам! - добавила Мира и приказала Реке подняться выше, затопить скалы, ринуться по ущелью, расшвыривая встающие на пути камни. Сквозь трещины в полу и стенах начала просачиваться вода. Она прибывала очень быстро, так что скоро уже доходила Мире до колен.

Приказав двери не открываться, она сказала, глядя в лицо Колдуна:

— Вы трое — ты, Окато и Хранитель — отняли у меня всех, кто мне дорог. И ты прав, я не жертва. Я воин, а погибнуть в бою — достойно.

Вновь губы Колдуна скривила насмешливая улыбка:

— Хорошо сказано, но ты захлебнёшься ещё до начала боя.

— Ты не выйдешь из этой камеры, как и я, — процедила она сквозь зубы.

Её сбивало с толку, почему он даже не пытается уйти? Почему стоит и смотрит на неё с улыбкой, как на ребёнка, пугающего его бабайкой? Вода уже поднялась ей по грудь, а ему чуть выше пояса. Поток был так силён, что Мира схватилась за спинку кровати, чтобы устоять на ногах. Деревянный стол плавал по комнате от стены к стене, словно брошенная лодка. Вокруг него, подобно медузам кружились слухуны.

— Мира, остановись, — сказал Колдун. — Ты совершаешь ошибку. Хотя твоя смелость вызывает некоторое уважение, она глупа.

Мира упрямо сжала губы. Вода всё прибывала.

— Ладно, сейчас я покажу тебе, в чём глупость твоего поступка, — устало произнёс Колдун. — Смотри, как я умею.

С этими словами он превратился в огромную чёрную рыбину с удлиненным лучом хвоста, напоминающим меч. По воде мимо Миры проплыла его одежда.

— А ты так умеешь? — спросил у Миры в голове голос Колдуна.

— Нет, — прошептала она, потрясённо глядя на рыбу.

Колдун поднырнул под столом, взмахнул хвостом и разрубил стол надвое.

— Спускай воду, Мира! — прозвучал в её голове его насмешливый голос. — Спускай, пока ещё не поздно.

В памяти вспышкой возник сон, в котором она ходила по-пустому, полуразрушенному дому, а вокруг в воздухе плавали рыбы. Живые, огромные, магические. Вода достигла подбородка.

Мира поняла, что проиграла. Опять.

— Уйди! — простонала она, обращаясь к воде.

На несколько мгновений та остановилась, а затем начала стремительно убывать, возвращаясь в ущелье.

Колдун опять стал мужчиной с красивым, мускулистым телом. Достав из воды мокрую одежду стража, он начал отжимать её, глядя на Миру с насмешкой.

— Надеюсь, этот урок убедит тебя, что пора перестать упорствовать, — сказал Колдун.

Она сильнее впилась пальцами в спинку кровати.

Колдун с сомнением посмотрел на одежду, видимо раздумывая, одеваться или нет. Затем разорвал рубаху в ленту и обмотал вокруг бёдер. Остальные вещи движением руки превратил в пыль. После чего стал неторопливо собирать с пола слухунов и вновь складывать их в суму. Чуть повернув голову, Мира наблюдала за тем, как перекатываются мускулы под его влажной кожей бронзового цвета. В целом она понимала, почему Даяна потеряла от этого мужчины голову, но самой Мире он ничего кроме отвращения не внушал.

Убрав в суму последнего слухуна и завязав тесёмку, Колдун подошёл к Мире и остановился за спиной так близко, что его влажное тело коснулось её. Мира отшатнулась в сторону, но он удержал её за плечи.

— В Башне любое твоё действие обречено на поражение, — шепнул Колдун ей на ухо. — Это территория Ордена.

Мира сглотнула комок слёз и отвернулась.

— Что же, подождём ещё немного, — сказал он. — Уверен, рано или поздно ты одумаешься и покоришься.

Он бесшумно открыл дверь, вышел и также бесшумно закрыл её за собой. Мира зажмурилась и заорала от бессилия.

Теперь у Миры появилось время, чтобы оплакать Гая, и она полностью отдалась своему горю, мгновение за мгновением вспоминая всё, что с Гаем связано. От первой встречи на Реке до того, как она открыла глаза и увидела их с Хадаром, сидящими в шатре бок о бок и о чём-то беседующими. Эти воспоминания, такие яркие, близкие и живые, выматывали её сильнее всего. Мира физически ощущала, как Башня жадно впитывает их каменными стенами, отчего те становятся ещё плотнее и толще.

Мира потеряла счёт дням, да и делить сутки на день и ночь тоже перестала. Ей приносили еду и воду. Она ела, пила, спала, выполняла прочие потребности организма, но если бы её спросили, живёт ли она, Мира ответила бы — нет. Стоило забыться сном, как ей казалось, что стены комнаты сдвигаются, и она задыхается между камнями. Мира просыпалась с криком вся в поту и долго лежала, глядя расширенными глазами на слабый огонёк масляной лампы и чувствуя, как бьётся о рёбра-прутья сердце. Она была уверена, всё дело в Башне. Это Башня вытягивала силы, делала Миру слабой и сонной. Всё чаще Мира думала о том, что скоро Башня сломает её, заставит делать то, что нужно Ордену.

Но пока она держалась. Умом понимая, что Колдун обрубил все её связи с внешним миром, Мира придумала себе красивую надежду, что из Башни её вызволит Хадар. А почему бы и нет? Она была уверена, что ему удастся так или иначе опровергнуть возведённые на него обвинения, Хадар выйдет на свободу и не забудет про Миру. Он ведь раньше постоянно её спасал: сначала из Лечебницы от кукров, которые хотели её растерзать, потом из тюрьмы, подключив Даяну, затем отправился вместе с Гаем, чтобы освободить её от Бренна. Значит, не забудет и на этот раз. Не спроста же он ободряюще улыбнулся ей на прощание! Мира старательно оживляла в памяти ту его последнюю улыбку и говорила себе: «Если бы он не был уверен, что выйдет, то вёл бы себя иначе».

В конце концов, она до такой степени убедила себя в том, что Хадар непременно придёт её спасать, что в каждом доносившемся из коридора разговоре слышала его голос — и подолгу не отводила взгляд от двери, ожидая, что он сейчас зайдёт.

Но время шло, а Хадара не было.

Зато время от времени к ней заходили маги и спрашивали, не передумала ли она насчёт воды? Мира отвечала им презрительным молчанием, и они уходили. Однако в душе признавалась самой себе, что скоро сдастся. Например, несколько свечей назад она вдруг с ужасом осознала, что не может вспомнить, для чего упорствует.

...

Она забылась коротким сном, когда дверь в камеру открылась, и вошёл Колдун. Мира села, опираясь на руки и молча глядя на него. Колдун был строг и официален: в чёрной, подбитой красной окантовкой мантии, на голове обруч из светлого металла. Закрыв за собой дверь, Колдун подошёл Мире и остановился возле кровати, глядя на неё сверху вниз. Она решила, что не заговорит первой.

— Ты плохо выглядишь, — сказал Колдун.

Она усмехнулась:

— Температуру будешь мерить, добрый доктор? Или, может, соберёшь консилиум с коллегами из Лечебницы?

— Перестань паясничать, — раздражённо перебил Колдун. — Я к тебе с серьёзным предложением.

Мира иронично подняла брови:

— Я вся внимание.

— Хадар признался во всех своих злодеяниях и через несколько свечей его казнят на площади Правосудия.

Мира вздрогнула всем телом.

— Признался? — переспросила она свистящим шёпотом. — В чём именно?

— О, во многом, — Колдун холодно улыбнулся. — Некоторые его злодеяния даже меня заставили содрогнуться. Я и подумать не мог, что всё это время рядом с нами жил человек, который так сильно ненавидит Азар. Он мечтал уничтожить наш мир ещё с тех пор, как был мокрозявом в Башне, и потом добравшись до вершин власти, использовал её для этой цели.

На лице Колдуна проступила печаль.

— Это ложь! — воскликнула Мира. — Хадар не мог в таком признаться! Он хотел совсем другого. Он ехал в Лес, чтобы заключить союз с лесными, он...

— Мира, перестань, — раздражённо перебил Колдун. — Ты порядком надоела своей наивной верой в благородство. Особенно в благородство тех, у кого его нет и никогда не было. Повторяю, Хадар сам во всём признался и понесёт кару за свои злодеяния.