— Я ещё жива…

«Проклятое место, — подумала Найра. — Я уже умирала здесь однажды».

Это было, когда Хадар сбежал из пещеры, бросив тут её и Фриду. Потом случился обвал, и сестрёнке придавило нижнюю часть туловища. Тогда у них был при себе факел, и Найра видела вместо ног Фриды гору камней и песка. А ещё искажённое от боли лицо сестрёнки… Крупные капли пота на лбу, прилипшие к коже спутанные волосы… Казалось, это произошло только вчера. Жутко…

— Вот как получилось, Фрида, — беззвучно прошептала Найра. — Эта пещера снова поймала меня. Она оказалась терпеливой… Хитрюга…

Из горла вырвался хрип, даже отдалённо не похожий на смех.

— Такие дела, сестрёнка, — добавила Найра и устало закрыла глаза, окунувшись из тьмы в тьму.

Она попыталась спастись в сне, надеясь, что больше не проснётся. Осталось чуть-чуть, и она воссоединится с любимым мужчиной и сестрой. Найра представила, как возьмёт их за руки и пойдёт по бесконечной дороге в Закуполье, где нет боли и зла, а все поют о любви.

Её угасающий слух уловил чьи-то шаги.

Найра заставила себя открыть глаза, и в кромешной темноте увидела мерцающую точку. Кажется, кто-то держал свечу. Огонь дрожал и грозился погаснуть, но пока горел.

— Фрида? — беззвучно позвала Найра. — Это ты, сестрёнка? Ты пришла за мной?

Она почувствовала, как по щекам потекли слёзы, отдавая пещере и эти жалкие капли её жизни.

Шаги приблизились, от яркого света стало больно глазам, и Найра зажмурилась. Кто-то сел рядом с ней на пол. Найра почувствовала, что бьющий сквозь прикрытые веки свет стал менее ярким — видимо кто-то прикрыл пламя рукой. Найра открыла глаза, надеясь с радостной улыбкой встретить сестру. Но перед ней сидел незнакомец. У него были жёлто-карие глаза, лишённых ресниц веки; всё лицо испещрено серыми линиями, лысый череп покрыт буграми, а голый торс узорами, напоминающими кольца на срезе дерева; рука, держащая свечу — была серой и жилистой, гораздо длиннее обычной человеческой.

— Кто ты? — беззвучно спросила Найра, но незнакомец, видимо прочитал по губам.

— Кауло пришёл за тобой, — сказал он замогильным голосом. — Ты глупая женщина. Умные, когда хотят выйти из пещеры, не идут в обратную сторону. Кауло выведет тебя*.

«Кауло», — мысленно повторила Найра.

— Кауло долго следил за тобой, — продолжал незнакомец. — Кауло видел, как ты упала в Реку, и она тебя пощадила.

«Упала в Реку? Это было так давно…»

У Найры не осталось сил удивляться и она молча смотрела на странного незнакомца. Внезапно до её слуха донёсся звук, который ни с чем не перепутать: бульканье воды о стенки сосуда. Найра сухо всхлипнула, разлепила потрескавшиеся губы и прошептала:

— Пить!

Незнакомец достал кожаный мешок с водой, развязал закрученную вокруг горлышка тесёмку и поднёс ко рту Найры. Она обхватила флягу губами и стала судорожно глотать тёплую, плохо пахнущую воду. Ей казалось, что пить воды вкуснее ей не доводилось.

— Кауло видит, как надвигается что-то плохое, — говорил, между тем, незнакомец. Одной рукой он придерживал мешок с водой, другой свечу. Жир, из которого она была сделана, таял и тёк по коже, но Кауло не обращал на это внимание.

— Мы равнинные дети азарской земли. Мы первыми родились в ней…

Найра, наконец, напилась. Утерев губы, она облизала пальцы, чтобы ни одна капля не пропала зазря, и сказала:

— Ты прав. Только плохое не надвигается, оно уже здесь. Я должна попасть в Элсар к Великому Хранителю и предупредить его. Сухири уничтожен, тоже самое грозит Элсару.

Незнакомец медленно завязал мешок, в котором ещё осталась пара глотков, убрал его в висящую на плече сумку из цеплюча и сказал:

— Глупая женщина не знает о чем говорит. Великий Хранитель давно не велик. Он не сможет спасти Азар.

— А кто сможет? — озадаченно спросила Найра.

— Кауло отвезёт женщину в Лес.

— В Лес?! — изумилась она. — Но причём он здесь? Кто мне там поможет?

— Кауло знает, что делает, — заявил незнакомец и кивнул. Свет свечи заиграл на покрывающих его уродливое лицо узорах, и Найре показалось, что они складываются в неведомые знаки.

___

Кауло — равнинный, появлялся в первой книге цикла ("Вниз по течению-1"). Хадар нанимал его для убийства Фриды.

Мира шла по лесу. Сначала это было не так-то легко: мало того, что ног теперь не две, а четыре, так ещё и покрывающий землю фиолетовый (под стать грибам) мох пружинился, отчего казалось, будто она идёт по огромному желейному торту. Делая каждый шаг, Мире казалось, будто сейчас она провалится по брюхо и будет жалобно голосить, зовя на помощь. А вот кто придёт на этот зов — ещё неизвестно. Могут и хищники, которые только и ждут, пока какой-нибудь канжди попадёт в беду. Пока других животных кроме себя самой, Мира здесь не встречала, но её обострившийся слух ловил разные звуки, которые она не могла распознать. Это было хуже всего: она слышала и улавливала слишком много, чтобы знать, враждебно оно или доброжелательно, и как себя с ним вести. Казалось, из-за каждого куста за ней пристально наблюдают зоркие глаза местных. Да если уж на то пошло, тут каждое дерево было живым, смотрело на неё миллиардами листьев-глаз, принюхивалось к её запаху, тянулось ветвями, желая потрогать. Мира ощущала себя чужачкой, каждой шерстинкой чувствовала, что её раскрыли, разглядев и унюхав под шкурой могучего зверя слабую двуногую, впервые попавшую в это место.

Иногда паника накатывала с такой силой, что Мира останавливалась, не в состоянии сделать хотя бы шаг.

«Кого я пытаюсь обмануть? — стучало в висках. — Уже то, как я иду, неумело цепляясь рогами за ветви деревьев и стараясь не запутаться в собственных ногах, выдаёт меня с головой».

Замерев, она вглядывалась в таящуюся за кустами неизвестность и втягивала ноздрями запахи, которых не знала прежде.

А ведь это ведь была идея Гая — чтобы Мира поменялась телами с канжди.

«Может, он специально так сделал? — подумала она. — Чтобы поиздеваться надо мной».

В душе разлилась обида на Гая и жалость к себе-несчастной. Обижаться было приятно: не надо ничего делать, ни за что отвечать, стой себе посреди леса и жалуйся: а у меня лапки, точнее копыта.

«Стопе, — сказала сама себе Мира. — Так я далеко не уйду. Нужно быть честной: сперва Гай пытался поменяться телами с канжди, но ничего не вышло».

Но сладкий мёд жалости к себе уже разлился по её душе и всё, чего ей хотелось, это вернуться на Большие кочки и сказать Хадару, что задание оказалось невыполнимым. Пусть сам придёт сюда, станет лосем с яйцами и попробует попасть во дворец Лесного владыки — не зная местности, обычаев, палясь на каждом шагу.

Пусть попробует справиться с таким заданием, а Мира посмотрит на это.

Она уже почти готова была повернуть, но вдруг представилось, как будет злорадствовать Дарина, когда узнает, что Мире не удалось узнать, жив ли Тиред. Внешне магиня, конечно, будет сочувствовать, но в душе порадуется никчёмности Миры. Вспомнилась кривая усмешка, скользнувшая по губам Дарины, когда она спросила: «Какая же вы магиня, если ни одного заклинания не знаете?»

«Даже если она не пыталась отравить Хадара, всё равно подсиживает меня», — подумала Мира.

Тут же почувствовала, как жалость к себе перерастает в злость.

«Не уж, — подумала она. — Я не доставлю Дарине удовольствие жалеть меня. Пусть лучше завидует: моим способностям, умениям, тому, как легко и шутя у меня всё получается. Пусть изводится, теряет аппетит и пытается понять, как мне это удаётся. Не хочу, чтобы меня жалели. Жалость унижает. Я найду и спасу этого виллова пацана! Всем назло!»

Внезапно её чуткий слух уловил шум, который отличался от прежних. Более громкий, плотный, он приближался дугой.

Мира ждала, прядя ушами. Через некоторое время она стала различать треск ломающихся веток. Что-то очень крупное ломилось через лес, круша всё на своём пути. Надо найти укрытие. Она вспомнила, что недавно переходила овраг. Стараясь не задевать рогами ветки, Мира побежала обратно. Вот и овраг. Она быстро спустилась и легла, чтобы не высовываться. Шум нарастал, и вдруг на неё сверху посыпалось что-то мелкое и не очень, пищащее и рычащее, мохнатое, лысое и даже чешуйчатое. Оно мчалось через овраг будто лавина, топталось по Мире, прыгало по её рогам, норовило выцарапать глаза и оторвать уши. К счастью, все они были мельче канжди, так что хоть и доставляли большие неудобства, но это было не смертельно. В числе прочих по ней бежали ёлки, которые Мира видела сверху. Однако теперь они не вызывали умиления: неповоротливые и наглые, ёлки лезли Мире через голову, земля с их корней сыпалась ей в глаза и забивала нежные ноздри канжди. Мира сдавленно чихала и колебалась: явить себя всем этим тварюшкам или ждать, пока они схлынут?