Монах рассказывал о случившемся ровным, лишенным всяких эмоций голосом, но Демоса прошиб холодный пот.
— Моя жена… — прохрипел Демос, не совладав с чувствами. — Ее тоже…
Брат Ласий лишь покачал головой.
— По словам баронессы, она была в экипаже Изары. У императора начался жар, и леди Виттория вызвалась помочь с лечением. Ей удалось спастись.
— Слава Хранителю. — Демос едва не сполз на подпрыгивающий пол от внезапно накатившей слабости.
Бывший дознаватель с укоризной посмотрел на канцлера.
— Знаю, у вас мало причин жаловать служителей Пути и еще меньше поводов для симпатии к Коллегии. И хотя моя биография полна деяний, за которые Хранитель не похвалит, все же я не изверг и не получаю удовольствия от чужой боли. — Брат Ласий наклонился вперед так, что их с Демосом носы едва не соприкоснулись. — Поверьте, если бы с вашей супругой что-то случилось, я бы доложил об этом еще быстрее и сделал все, чтобы ей помочь.
Экипаж остановился, снаружи послышались тяжелые шаги и звон металла. Спустя мгновение дверца открылась, и Демос увидел рослого брата-протектора.
— Ваша светлость. Брат Ласий, — ухнул рыцарь, тихо бряцнув кольчугой. Ихраза он проигнорировал. — Вас ждут.
* * *
«Сколько святости в одном тесном кабинете! Удивительно, что он еще не засиял как днем».
Ихраза оставили за дверью, и Демос, оказавшись в окружении церковников, бегло оценил обстановку. Помещение, в которое его привели, уступало знаменитому Гранатовому кабинету Ладария и размерами, и убранством. Оно располагалось на нижних этажах — точной дороги канцлер не запомнил — и явно не предназначалось для приема важных гостей. Низкие арочные своды, узкое стрельчатое оконце, стены белили еще при Таллонии Великом. Скудная мебель была старой, но добротной: на столах сохли старательно украшенные листы с витиеватыми буквицами — труд переписчиков, полки уставлены множеством банок темного стекла, глиняных горшочков, в подписанных деревянных ящичках покоились краски и писчие принадлежности.
Великий наставник Ладарий внимательно изучал один из переписанных листов и оторвался от своего занятия лишь когда за Демосом закрылась дверь.
— Канцлер.
— Ваше святейшество.
«Все еще старается делать вид, что важность моего присутствия преувеличена?»
Брат Ласий пропустил Деватона вперед и жестом пригласил сесть на устланную тонким ковриком лавку, поклонился Ладарию и обменялся кивками с главой Коллегии. Наставник Рувиний, прозванный Черным грифом за любовь к темным рясам и внешнее сходство с хищной птицей, впился в канцлера немигающим взглядом.
— Хорошо доехали, лорд Демос? — лишь из любезности спросил он.
— Все в порядке, благодарю. Брат Ласий кратко посвятил меня в суть произошедшего, но у меня остались вопросы.
— Поверьте, у нас тоже. — Ладарий устало потер глаза. В скупом свете церковных свечей он выглядел дряхлее обычного, а халат, надетый поверх нижней рясы, выдавал, что новости застали главного церковника уже в опочивальне. — Эклузуму нужно ваше содействие.
«Хочется съязвить и поплеваться ядом, но с этим успеется. Ладарий слишком меня ненавидит, чтобы дергать по пустякам. Если он обращается за помощью сейчас, значит, исключительная проблема требует поистине исключительных решений».
— Редкий случай, — не удержался канцлер, достал из кармана кисет с курительными принадлежностями и вопросительно взглянул на церковников. Ладарий равнодушно взмахнул рукой, а Черный гриф даже снизошел до того, чтобы подать лучину.
«Какие любезности, с ума сойти!»
Пока Демос набивал трубку, Рувиний взял слово:
— Произошедшее с императорским караваном возмутительно, но, увы, не беспрецедентно: история знает случаи, когда простолюдины нападали на собственных владык, убивали их и грабили. Причин тому множество: деспотизм и жестокость сюзеренов, голодные времена, недовольство реформами и налогами… Однако то, что рассказала баронесса Тьяре, выбивается из общей картины.
— Как леди Лисетте удалось бежать? — спросил Демос и поднес лучину к свече.
— По ее словам, она воспользовалась суматохой боя и, взяв дочь, сразу бежала в близлежащий лес. Дама шла вдоль берега озера, пока не наткнулась на одинокого рыбака. Старик пожалел их и согласился отвезти в Миссолен. Хотя, по моему мнению, решающее слово сказал медальон с изумрудом, что баронесса отдала ему в благодарность за помощь. — Черный гриф вытащил из поясной сумочки драгоценность и положил перед Демосом, поежился от сквозняка, плотнее запахнул шерстяную накидку и навис над столом, отчего стал еще больше похож на птицу. — Украшение мы все же забрали и заплатили серебром. Негоже простолюдину владеть такими вещами.
— Что сталось с остальными дамами?
— Скоро выясним. Отряд выезжает на рассвете.
— Мои гвардейцы нужны?
— Пригодились бы, — проворчал Ладарий. — Неизвестно, чего ожидать от людей, осмелившихся напасть на императора. Впрочем, есть догадки. Вспомните, с какими словами деревенские пошли на караван. Кара за грехи, наказание за роскошь и расточительность, покаяние…
— Где-то я уже это слышал, — проговорил Демос.
— Вы намекаете на еретика Аристида, под влияние которого попал мятежный король Хайлигланда, — понимающе улыбнулся Великий наставник. — Но это не его происки. Наш зачинщик гораздо ближе.
— Мне известно, что Аристид отправил нескольких проповедников в империю сеять ростки новой веры. Добрались не все, а те, кому повезло, скоро встретились с моими людьми. Но Хайлигланд мог прислать и других.
— Вам знакомо имя брата Альбумуса? — спросил Черный гриф.
Демос откинулся назад, выдыхая клуб дыма в потолок.
— Наслышан. Настоятель одного из северных монастырей и автор нескольких известных трудов по богословию. Мне говорили, что это человек блестящего ума, чье красноречие некогда покорило даже покойного императора.
— Да, Маргий высоко ценил труды брата Альбумуса, — согласился Ладарий. — Настолько высоко, что просил у меня за него. Собственно, именно поэтому Альбумус стал настоятелем обители в Тордоге.
— Видимо, вы не настолько разделяли восхищение Маргия, раз отправили его в дыру на границе Ваг Рана, Освендиса и Бельтеры.
— Наоборот, возлагал большие надежды. Вы верно отметили, это место — сущая дыра. Предыдущий настоятель больше интересовался наполнением винных погребов бельтерианскими редкостями, нежели развитием монастыря, и мне нужен был человек, способный поставить там дела на лад. Забегая вперед, скажу, что за пять лет Альбумус превратил его в процветающий монастырь, настоящую жемчужину запада империи. Но блеск этой жемчужины был ледяным.
Демос с сомнением покосился на церковника:
— Не понимаю метафоры.
— Брат Альбумус — аскет, — пояснил Черный гриф. — Его понимание следования Пути, скажем так, со временем приобрело слишком радикальные черты.
— Выходит, они с Аристидом — два сапога.
— Отнюдь, — покачал головой Великий наставник. — То, чем занимается брат Аристид — чистой воды ересь. Даже если не принимать во внимание его идеи об отказе от некоторых обрядов и закрытии монастырей, основной вред от Аристида в том, что он и его последователи иначе трактуют Священную книгу и именно свою трактовку переводят на другие языки. И лишь за это по нему давно плачет костер. — Ладарий закашлялся и продолжил севшим голосом. — Альбумус, напротив, не еретик, но ретроград каких поискать. Он великолепно образован и прекрасно разбирается в богословии. Все его проповеди основываются лишь на изначальном тексте Священной книги. Став настоятелем в Тордоге, он повел обитель к свету путем всевозможных ограничений, ужесточения правил и сурового наказания за провинности. Любого другого на его месте через какое-то время аккуратно бы задушили или подстроили случайное падение в реку… Но харизма Альбумуса была настолько сильна, что ему удалось повести за собой монахов — людей, что еще вчера игнорировали пост, лили вино рекой и не гнушались обществом женщин. Признаюсь, навестив обитель спустя пару лет после появления в ней Альбумуса, я был поражен. Дисциплина, аскетизм, соблюдение заветов… Но радовался я рано.