— Ты давно в курсе, что та ночь не была моей прихотью. Тогда я даже не знал, что вы были невольниками. Но я освободил вас, как только выяснил это. Вы не были моими рабами — в империи это запрещено.

По лицу эннийца прошла судорога.

— Освободили, ха! — пролаял он. — Вы так это понимаете? Вырвать двух детей из Сифареса, отправить их в чужую страну, заставить ублажать капризных господ… Это было благом, по-вашему?

— Этим заправлял не я, повторяю. К слову, если ты предпочитаешь умереть от побоев плетью, служа какому-нибудь жестокому господину, это все еще можно устроить с помощью одного краткого письма дядюшке Эсмию в Сифарес. Но мы отвлеклись. За что еще, по-твоему, я достоин этого кинжала в спину?

«Кинжала, который в конечном итоге воткнули в спину Лахель. Из-за тебя, идиот».

Ихраз отлип от стола, чтобы подойти к канцлеру, но Демос остановил его, уперев конец трости ему в грудь:

— Ни шагу дальше. Я прекрасно слышу тебя и отсюда. А если посмеешь дернуться, клянусь, я убью тебя.

— Слышать угрозы от вас смешно. Вы же всегда действуете чужими руками. Нашими руками.

— Но это не значит, что я не смогу справиться самостоятельно.

Ихраз надменно усмехнулся.

— Вы — больной и слабый маленький человек, лорд Демос. И всегда будете таким, а с годами станете еще беспомощнее. Вы так и продолжали бы стареть и дряхлеть, пока очередные рабы выносили за вами дерьмо, кормили с ложечки и вливали в вашу глотку эннийские снадобья от мигрени. Вы беспомощны, и угрозы ваши — пусты.

— Скажи это трупам людей, которых отправил в мои покои, — канцлер пожал плечами. — Думаю, они поспорили бы с тобой, но, увы, уже не смогут.

«Потому что я слабый, больной, но очень и очень везучий уродец».

— Зачем вы заставили ее служить вам? — энниец снова уселся на стол и поднял на Демоса блестящие черные глаза. — Неужели было недостаточно одного меня? Я — мужчина, я с рождения учился драться. Но Лахель… Вы знаете, через какие мучения ей пришлось пройти, чтобы стать вашей телохранительницей? Вы хоть раз задумывались, сколько всего она вынесла ради вашей прихоти — иметь в охране красивую женщину? Экзотическую диковинку! Лахель не была создана для сражений, а вы сделали из нее убийцу.

«По-твоему, было бы лучше пойти на поводу у матери и сделать из нее шлюху?»

— Она этого хотела, — отрезал Демос.

— Вы могли ей запретить.

— Запретить ей мог хозяин, которым я не являлся. У нее была свобода выбора, и она приняла решение. — Демос нахмурился, вспоминая еще теплое тело Лахель, лежавшее под дверями его спальни. — Ты совершил большую ошибку, Ихраз. Я понимаю твои чувства, и я даже могу принять твои мотивы. Но предательство… Ты же мог просто рассказать мне все. Я бы понял.

«Но ты выбрал иной способ, а я был слеп».

— Черта с два вы понимаете! — прошипел энниец. — Она настолько очарована вами, что готова отдать за вас жизнь. Без раздумий. Она живет только ради вашей похвалы, забывая о себе. Но Лахель никогда не скажет вам об этом, — энниец поднял глаза на канцлера. — Она — единственное, что у меня осталось, лорд Демос. А я больше не могу смотреть на то, как она сбивается с ног, стараясь вам угодить. Хватит с нее. Она заслуживает большего.

«И не поспоришь. Но больше она не получит ничего, кроме ящика из сосны».

Демос заметил брешь, черневшую на одной из книжных полок — там должна была стоять конторская книга с отчетами о перемещении средств Дома Деватон в Бельтерианском банке.

«Под меня копают по-крупному. Хотят выставить не просто изменником, а трижды мошенником. Но в гроссбухах они зацепок не найдут».

— Вот чего я не могу понять, — сказал Демос, возвращая конторскую книгу на место. — Если ты так ненавидел меня, мог убить тысячу раз. Зачем все усложнять сейчас, копаясь в моей бухгалтерии, рыская по документам? Гораздо проще просто перерезать мне глотку.

Ихраз мрачно усмехнулся.

— Она не перенесет вашей смерти. А если бы выяснилось, что это сделал я… Лахель считает вас порядочным человеком. Несмотря на все, что вы сделали, несмотря на все, что заставили сделать нас… Мне нужно не просто избавиться от вас, а убить в ней веру в Демоса Деватона.

«То есть предать огласке несколько фактов, порочащих мое имя, а потом сдать меня Ладарию?»

Канцлера это начинало забавлять.

— Дай угадаю, — осклабился он. — Узнав о бумагах, доставшихся мне от Ирвинга, ты пошел в и без того разозленный на меня Эклузум и предложил какую-нибудь сделку?

— Вас бы обвинили в измене и, полагаю, казнили. Я должен был достать документы. К счастью, я знал о парочке интересных бумаг.

— И что они тебе предложили?

— Много золота и сказочной красоты поместье на границе с Канеданом, — Ихраз махнул рукой на широкую карту материка, занимавшую половину стены. — Меня это устроило. Думаю, Лахель тоже понравится.

«Такой красивый план — и такой бесполезный. Жизнь иронична. Настало время неприятных сюрпризов, дружище».

— Боюсь, Лахель этого не оценит, — Демос подошел вплотную к Ихразу и склонился над его ухом. — Она уже ничего не оценит. И все из-за твоей глупости.

Ихраз непонимающе уставился на канцлера.

— Так ты действительно ничего не знаешь? — Деватон округлил глаза в притворном удивлении.

— Чего не знаю?

«О, ты делал все для нее, сукин сын! Заботился о ней, пожертвовал мной… И убил ее в итоге! Пожалеть тебя, в память о былом?»

— Лахель мертва, — Демос передумал проявлять снисхождение. — Ее убили те же люди, что вломились ко мне в спальню. Люди, которых ты привел. Увы, я был слишком занят, спасая наши с леди Витторией жизни, чтобы ей помочь.

Он тяжело опустился в кресло и с наслаждением вытянул ноги. На столе лежала трубка, канцлер потянулся за кисетом и выверенными движениями отмерил нужную порцию табака.

До Ихраза наконец-то дошел смысл сказанного.

— Нет…

— Ты полный идиот, если полагал, что Ладарий заключит с тобой честную сделку. Иди в мои покои и увидишь плоды своего предательства. Прямо на пороге.

«Подобные новости трудно принять, я знаю. Он еще не осознал до конца. Очень скоро это случится — Ихраз всегда шустро соображал. Но это не спасло его от фатальной ошибки».

Энниец пошатнулся и схватился за угол стола. Его растерянное лицо покрылось испариной, он сдернул с головы шарф, ловя ртом воздух. А затем внезапно рассмеялся клокочущим смехом, спрятав лицо в ладонях. Но лишь несколькими мгновениями позже Демос понял, что Ихраз рыдал.

«Впервые вижу столь сильное проявление эмоций с его стороны. Радует ли меня это? Нет. Хотел бы я исправить сложившееся положение вещей? Определенно. Увы, порой в драке двух силачей больше всего достается тем, кто в ней не замешан. Нашей несчастной Лахель, например».

— Она погибла, защищая вас? — глухо спросил энниец, справившись с первой волной эмоций.

«Осознание потери, окончательной и бесповоротной, придет чуть позже. Я уже вижу тень этой всепоглощающей боли в твоих глазах. Жди этого, бойся. Когда ты увидишь ее бездыханное тело, ее мертвое лицо, когда поймешь, что больше никогда не увидишь ее улыбки и не услышишь смеха, лишь тогда ты ощутишь всю колоссальную мощь последствий содеянного. Я знаю, как это происходит. И я не пожелал бы этого даже тебе. Даже сейчас».

Демос бросил сочувственный взгляд на побелевшего Ихраза.

«Почему-то я все равно не могу тебя ненавидеть так неистово, как должен. Не могу и бешусь на себя за это».

— Увы, — сказал он и выдохнул ароматный дым. — В ее спину вонзила этот стилет одна из служанок. Впрочем, и она уже мертва. Уверен, что в имении эта загадочная девица появилась сразу после того, как ты заключил свой проклятый договор с Великим наставником. Вероятно, ее прислали сюда на случай, если что-то пойдет не так. — Демос вытащил из-за пазухи оружие и протянул его Ихразу. — И, разумеется, все полетело кувырком. Когда бывало иначе? Кажется, ты и сам не до конца разобрался в интриге, которую сплел. Неужели ты не понимал, что церковнику плевать на твою сестру? Что ему плевать и на тебя, и на своих людей? Ладарию нужен только я — как изменник, ибо я разочаровал его, отказавшись плясать под дудку его святейшей задницы. Но все напрасно.