Легионер-знаменосец с развевающимся над его головой темно — красным стягом, казалось, услышал его. Он внезапно остановился, не дойдя до города какие-то пол лиги — шагов триста — четыреста. Стяг в его руках несколько раз взлетел в небо, а потом с силой дернулся влево.

И тут же построение легионеров разлетелось на отдельные турии, которые словно части единого организма стали расползаться вдоль дороги. Откуда-то с тыла появились повозки, которыми сазу же перегородили дорогу. К повозкам немедленно потянулись цепочка легионеров с мешками с землей, которые они тут же и наполняли и складывали. Другие катили с обочины дороги каменные валуны, лежавшие здесь с момента прокладки дороги.

— Ублюдки…, — с облегчением выдохнул десятник, медленно опуская руку. — Значит, поживем еще. Что, гвардия, живем? — с довольной гримасой он повернулся к гвардейцу, так и продолжавшему стоять рядом с ним. — …, — тот же ничего не ответив, несколько мгновений хмуро смотрел вниз, а потом резко повернувшись, умчался куда-то вдоль стены. — …

Стражник же недоуменно хмыкнул ему вслед. «Чего рожу-то скривил? — пронеслось у него в голове. — Главное мы живы! — он глубоко вздохнул. — И поживем еще немного…». Однако, уже через несколько мгновений он совсем выбросил из своей головы этого странного гвардейца с безумного дорогими доспехами и так удивительно похожего на короля. Последняя мысль, правда, сразу же показалась ему столь бредовой, что тут же была им отринута. Ведь, даже последний городской нищий знал, что король Роланд сейчас собирает армию в южных провинциях и никак не может быть в городе.

Тем временем легионеры совсем оседлали главную дорогу, ведущую в город. Прямо напротив городских ворот уже выросла двух метровая стена из камня и дерева, в центре которой стояло несколько повозок. На протяжении нескольких сотен метров вправо и влево от дороги они заканчивали возводить завалы из разбитых повозок, притащенных откуда-то бревен, замерших земляных глыб.

Напротив южных ворот возводились точно такие же укрепления. Легионеры прямо здесь разбирали ближние избы из городских предместий и сразу же бревна пускали в дело. Прямо перед валом из земли, дерева и камней постепенно рос частокол из заостренных кольев, полностью перекрывая и эту дорогу из города.

Вскоре кольцо вокруг города должно было замкнуться. Из ставки шаморского легиона то и дело неслись гонцы с требованием лишь одного — как можно скорее закупорить столицу!

Вот очередной гонец, нахлестывая низкорослую кобылу, ворвался в лагерь и, размахивая развевающимся на ветру темным чубуком посланца на древке, подскочил к шатру командующего.

— Победоносный, — гонец, крепкий воин в потрепанных доспехах, встал на колено, едва встретившись с глазами командующего. — Сотник Эрин закрыл южную дорогу. На две лиги в каждую сторону от дороги насыпан земляной вал с бревнами и камнями в основании. Он дает слово, что ни один ольстерский выкормыш не вырвется из города.

Тот благосклонно кивнул и бросил к ногам воина драгоценный кубок.

— Хорошо, очень хорошо, — пробормотал Сульдэ, переводя взгляд на застывший в ожидании город. — Хорошо, — уже громче добавил он в задумчивости. — …

В этот момент из-за его спины раздался знакомый и столь же ненавистный разгневанный голос.

— Хорошо?! Старик, ты сказал хорошо?! — у шатра стоял кади Даданджи; лицо его от злости исходило красными пятнами, верхняя губа чуть была чуть приподнята, словно он готовился зарычать. — Почему легион остановился?! Почему бессмертные подобно земляным крысам начали закапываться в землю?! Или тебя испугал этот вонючий городишко, где спрятались сосунки этого королевского ублюдка?!

После своего ранения кади сильно сдал и сейчас, ранним утром, это было особенно заметно. Бледный, чуть шатающий, мужчина кутался в роскошный меховой плащ, поверх которого висела золотая цепь со знаком его власти.

— Ты теряешь свою хватку, — он сделал еще один шаг в направлении Сульдэ. — Вместо того, чтобы раздавить этот прыщ и закончить войну одним махом, ты остановился… Великому это не понравиться, — последнее прозвучало из его уст как явная угроза. — И надеюсь, ты не забыл, что где-то там, — правой рукой Даданджи махнул куда-то за спину. — Бродит тяжелая конница короля Роланда?

Неподвижно стоявший словно каменный истукан полководец, казалось, не слышал этих брошенных гневных слов. Взгляд его прищуренных из-за встающего солнца глаз был по-прежнему устремлен на легионеров, продолжавших вдали насыпать вал возле купеческого тракта.

— Видно, старик, ты совсем оглох?! — показное безразличие бесило Даданджи все больше и больше. — Мы же уже говорил с тобой… Великий гневается, что королевство никак не падет. Роланд уже месяц как должен был быть в подвалах Золотого города. Ты слышишь меня?

Полководец повел плечами, отчего накинутый плащ слетел на снег и тут же был подобран незаметным служкой. Рука его опустилась на рукоятку меча, привычная тяжесть которого обычно его успокаивала. Но сейчас исходящему бешенством Сульдэ этого оказалось совершенно недостаточно. Меч словно живой так и рвался из ножен, прося выпустить его на волю. В какой-то момент, ему даже послушался столь знакомый хруст прорубаемой плоти, одежды и металла…

— Щеенок, — процедил старик сквозь стиснутые зубы, поворачиваясь к кади. — Неужели вырастил клыки?

Конечно, Сульдэ был зол. Он был просто в бешенстве от этого выскочки, заработавшим столь высокое место благодаря передку его сестры — любовницы султана. Однако, гораздо сильнее его жалило другое… В словах Даданджи была своя доля правды! И не признать это полководец просто не мог. Атакующая орда, действительно, стремительно теряла темп. Легион за последние несколько месяцев подобно трескающейся гнилой тряпке расползался по многочисленным взятым на копье или сдавшимся городам. Много сил отнимали и регулярные экспедиции фуражиров в разоренной войной стране.

— …, — полководец несколько мгновений сверлил глазами стоявшего прямо напротив него кади, настроенного не менее решительно. — Все прочь! — вдруг рыкнул Сульдэ на застывших каменными изваяниями телохранителей и присмиревших слуг; их разговор никто не должен был слушать. — Прочь! — вновь прошипел он, сверкнув глазами в сторону замешкавшихся легионеров — телохранителей кади. — …

Как бы он не был зол на Даданджи, но все же им надо было поговорить… Тем более, тот, отлеживаясь после ранения, был не в курсе последнего послания от султана, пришедшего накануне. Содержавшиеся в нем известия многое меняли. Теперь их вражда становилась опасной и могла обоим стоит не только высокого места, но и головы.

— Ты молодой, горячий, — печально вдруг заговорил Сульдэ, в голосе которого почти не осталось следов недавно душившей его ненависти. — Совсем, как я когда-то. Твои слова тяжелы…, — видно было, что полководцу очень тядело даются эти слова; он замолчал, но тут же продолжил. — Но справедливы, судья. Ольстер оказался крепким орешком, а молодой король — отнюдь не воинствующим и безрассудным глупцов, как думали многие. Ты прав — мы вязнем в этом болоте, с каждым шагом погружаясь все глубже и глубже… Постоянные стычки, нападения на фуражиров, какие-то непонятные отравления, поджоги в занятых города. И главное, нам так и не удалось разбить главные силы Роланда. Он словно падальщик бегает вокруг нас, то и дело, норовя вцепиться нам в спину.

Сбитый с толку такой тирадой, Даданджи молчал. Он вообще не слышал, чтобы Неистовый Сульдэ, как прозвали его легионеры, хоть когда-то признавал свою неправоту. На него это было совершенно не похоже. Значит, произошло что-то сверхординарное…

— Вчера прибыл посланник с письмом от Великого, — глухо продолжил Сульдэ с темнеющим лицом. — Шесть дней назад эскадра Морских баронств обрушилась на приморские города Шамора. Пали Гент, Перой и Новый Карай. Пираты досуха вычистили городские оружейные арсеналы и сожгли военные верфи. Большая часть южного флота империи пошла на дно. Шамор объявил Великий поход против морских баронств. Второй и третий легион бессмертных отзываются обратно, — полководец, тяжело вздохнув, замолчал. — Великий дал нам месяц, чтобы Ольстер пал к его ногам.